Когда само имя от Бога

Эссе к 85-летию со дня рождения Карела Готта

Значение Карела Готта как деятельной культурной единицы эстрады далеко превосходит подразумеваемую в таких случаях функцию развлечения. Хотя сама по себе эта функция не так уж маловажна и утилитарна, в нашем случае она вторична. Он резко поднял планку песенного исполнительского жанра на восточноевропейской эстраде, и в первую очередь на советско-российской. После такого голоса, такого имиджа, такой артистичности певцам-середнячкам стало гораздо труднее выглядеть на эстраде большими талантами и любимцами публики. 

Чехия – страна славянская, но в средневековье была сильно онемечена постоянно накатывающимися на неё с запада германскими рыцарскими орденами. Не удивительно, что в ней часто встречаются звучащие по-немецки фамилии: Майер, Клаус, Зееман, Вебер, Фишер. Среди них самой немецкой фамилией смело можно считать фамилию Готт, что в переводе на русский означает ни много, ни мало, как Бог. Вот такую звучную, многообещающую фамилию судьба подарила нашему герою, выдав ему тем самым невероятно крупный аванс. Судьба, как позже оказалось, не ошиблась.

Российско-советская публика услышала и запомнила это имя в середине шестидесятых после того как на экраны вышел чехословацкий музыкальный фильм «Если тысяча кларнетов» (1965 г.). Фильм очень симпатичный, остроумный, антивоенной направленности, а уж музыки и песен в нём с избытком. Одно из действующих лиц там некий молодой певец по имени Беньямин, а исполняет эту роль и поёт своим собственным голосом двадцатишестилетний Карел Готт. От этого фильма и от этой роли пролегла восходящая лестница к звёздам молодого красавчика из братской Чехословацкой Социалистической Республики.

Позже выяснилось, что и до фильма он приезжал в СССР в разных составах чехословацких артистов эстрады, но замечен и по достоинству оценён тогда не был. Ничего удивительного, молодому артисту, как бы талантлив он ни был, нужно время, чтобы развиться, укрепиться в своей профессии, расправить в ней плечи и заговорить (запеть в данном случае) уже в полный голос. Иосиф Кобзон, тоже молодой в те годы, но уже известный публике певец, вспоминал того юного Карела Готта как очень скромного симпатичного парня с приятным голосом, но ничем особенным не отличавшегося. Кобзон даже предположить тогда не мог, что перед  ним будущая всесоюзная, всеевропейская, а пожалуй, что и мировая эстрадная сверхзвезда. Позже они сблизились, подружились и на протяжении многих лет поддерживали товарищеские и профессиональные отношения.

***

Он родился на западе Чехии в городе Пльзень 14 июля 1939 года. Пльзень прежде всего был известен как столица чешского пивоварения, и это вполне справедливая его слава, но теперь к ней прибавилась и слегка даже её затмила слава родины золотого национального голоса. Впрочем, пиво тоже золотого цвета, так что обе эти славы друг другу ничуть не мешают.

Середина июля 1939-го года –  всего полтора месяца до начала Второй Мировой войны, причём Чехия уже почти год как находится в составе гитлеровского рейха в статусе протектората. Раннее детство у Карела, само собою, получилось исключительно военным. Правда, до Чехии война докатилась практически лишь в начале 1945 года, а до того это была просто восточная провинция Германии, наряду с Австрией и Словакией.  

Что же касается  родителей, вопрос этот в его многочисленных биографиях несколько затемнён. Известны их имена – Мария и Карл, есть фотографии, где они все трое вместе в послевоенное время, но кто были его мать и отец, чем до его рождения занимались, об этом история по какой-то причине старается умолчать. Возможно, дело в том, что Готт-старший был, во-первых, этническим немцем (Карл – имя немецкое, в отличие от Карела), а во-вторых, во время рождения сына, то есть, при гитлеровцах, занимал в Пльзене высокую административную должность. Другими словами, сотрудничал с немцами. Глухой намёк на это промелькнул в одной из биографий артиста. Так оно было или не так, к певцу Карелу Готту и нашим к нему чувствам это не имеет ни малейшего отношения.  

Зато во всех биографиях широко и охотно сообщается о некоей странности в характере ребёнка, о его нездоровом, как полагали публикаторы, интересе. Маленький Карел любил созерцать похоронные процессии. Услышав траурный марш, спешил на улицу, внимательно, напряжённо смотрел, и более того, часто присоединялся к процессии. Очень интересная в психологическом отношении деталь в характере ребёнка. Но говорит она скорее не об «интересе», и тем более, не о нездоровом, а о глубоком не по возрасту уровне его мышления в ту пору. Почему люди умирают?.. Куда они деваются после смерти?.. Умрут ли когда-нибудь мои мама с папой?.. Умру ли когда-нибудь я сам?.. Такие вопросы то и дело поднимаются в сознании начинающего мыслить самостоятельно маленького существа. Если, конечно, это существо имеет склонность к мышлению.

«Смерть – это часть жизни». Автор афоризма не Конфуций, не Будда, не Аристотель, не Шопенгауэр. Это мимоходом изрёк пожилой уже, семидесятипятилетний Карел Готт в одном из поздних интервью. О том, каким он оказался непростым по уровню мышления человеком, несмотря на свой изящный, облегчённый имидж и вроде бы развлекательный род деятельности, свидетельствуют многие знавшие его люди.

***

Закон жанра требует рассказать о том, как рано у юного Карела проявилась тяга к музыке, как сызмальства он пытался петь или хотя бы играть на гитаре, как выступал дома перед гостями и перед сверстниками на школьных вечерах, как все его хвалили и предрекали артистическую стезю. Увы, ничего подобного не было. Мальчиком он был резвым, любознательным, и к искусству тяготел, но не к музыкальному. Его привлекало изобразительное искусство, рисование и живопись. Родители были рады такой его наклонности, мама купила и подарила ему альбом с иллюстрациями известных картин. Вдохновлённый Карел твёрдо определил для себя путь в художники, и по окончании школы в 1954 году стал держать экзамен в Пражскую Академию художеств.

Экзамена он не выдержал, в Академию принят не был. Биографы винят в этой неудаче слишком большой конкурс того года, более ста человек на место. Но в таких творческих учебных заведениях вопрос о зачислении решается не количеством набранных баллов, а наличием и уровнем предъявленного дарования. Предъявленное Готтом-младшим дарование комиссию не устроило. Не остаётся ничего другого, кроме как отнестись к решению комиссии с доверием и уважением. Да и сам Карел, похоже, не слишком горевал, он сразу круто изменил своё направление – поступил в техническое училище и стал учиться на электрика.

Рабочая специальность и сам статус рабочего в социалистической Чехословакии были далеко не лишними, часто они были просто необходимы для успешного продвижения в жизни. В Советском Союзе, например, многие парни и девушки после школы сразу шли на завод учениками токаря, слесаря, фрезеровщика только для того, чтобы приобрести пару лет рабочего стажа, после чего они могли поступить в вуз вне конкурса, такой был тогда закон. Если выбор Карела был продиктован именно таким соображением, это было вовсе не глупое соображение. Весьма вероятно, этот ход ему действительно потом помог. Во всяком случае, не молодой художник Карел Готт, а молодой электрик по трамвайному оборудованию Карел Готт сделался затем артистом, эстрадным певцом и приобрёл чуть ли не всепланетную известность.

Всё произошло обычным ходом, как не раз происходило и у нас в советские годы. Рабочий паренёк тянется к чему-то высокому, к какому-то творчеству, до поры не может определиться, потом случайно или закономерно находит себя и утверждается в какой-то области искусства. У Карела проявились музыкальные способности, главные из которых певческий голос и желание петь. И он запел. Вначале просто так, среди друзей, затем на вечеринках, на концертах самодеятельных артистов, затем принял участие в нескольких местных конкурсах, где был отмечен как подающий надежды. К 1958 году освоился и осмелел уже настолько, что принял участие в национальном конкурсе под названием «Ищем новые таланты». Неудачно. То ли переволновался, то ли песню выбрал невыразительную, в призёры не попал. Не приуныл и не отчаялся, поскольку в себя уже верил, продолжал искать применение своим способностям. Вскоре почти нашёл – был принят в качестве певца в кафе «Влтава». Решил, что он теперь  певец, а не электрик, но увольняться с работы не спешил, ибо в кафе много не заработаешь.

К 1960-му году (ему, напомним, 21 год) всем вокруг уже было ясно, что перед ними явный талант, который следует поддерживать и развивать. Работу электрика он оставляет, и по совету знающих людей держит экзамен в Пражскую консерваторию на вокальное отделение. И вот тут удача, он принят. Принят в консерваторию – это не шутка. Ни одна консерватория не примет на обучение того, чьи способности под сомнением. Значит, действительно, и голос настоящий, и музыкальный слух, и всё остальное как надо. Учить его стал бывший тенор русского происхождения Константин Каренин. Своего ученика он оценил высоко, и учил его со всей серьёзностью.

По всем его данным из Карела Готта вполне мог получиться хороший лирический тенор. Приятный звучный голос высокого регистра, сценическая внешность героя-любовника плюс явные артистические способности. Получился бы ещё один (хороший, конечно, хороший) солист Пражской оперы. Но нет, не опера была его призванием. Его стихией была музыкальная эстрада. Это чувствовал он сам, это чувствовали окружающие, и, главное, это чувствовал его учитель. Сначала он поругивал Карела за то, что тот всё время ходит на «сторону», участвует в концертах, в конкурсах, а в 1962 году даже записался на пластинке, спел дуэтом с эстрадной дивой тех лет Властой Пруховой песню «Когда мы станем вдвое старше» (и это была первая его грамзапись),  а потом махнул рукой и чуть ли не благословил: твоя жизнь, тебе и решать, в опере выступать ты, судя по всему, не станешь, это не твоё.

Доучиваться в консерватории,  не планируя в дальнейшем быть оперным артистом, смысла не было.  В 1963 году он был приглашён в труппу музыкального театра «Семафор», предложение принял, в театр поступил, консерваторию оставил. В том же году записал уже собственный сольный сингл с двумя песнями на сторонах А и Б. Это было уже по-серьёзному. Карьера набирала обороты, началась её раскрутка.       

***

В задачу данной публикации не входит подробный пересказ биографии Карела Готта, рассказы о таких делах, как, например, его единственная очень поздняя, в 68 лет, женитьба, о том, что до женитьбы было много романов с разными хорошими женщинами, что у него четверо дочерей, две от законного брака и две добрачные, которых он признал, и нёс всю положенную в таких случаях заботу за них. Всё это и многое другое давно уже описано и размещено на видных местах в Интернете. Но отдельные характерные эпизоды жизни и творчества Готта достойны нашего упоминания.

В 1968 году в первый и последний раз он принял участие в конкурсе Евровидения, и представлял там вовсе не Чехословакию, но Австрию. Пел, разумеется, по-немецки, песня называлась «Tausend» («Тысяча окон»). Победителем не стал, не занял ни второе, ни третье, ни даже четвёртое место. Тринадцатое! Ощутимый щелчок по носу молодому амбициозному артисту. Карьера его, как мы видим, не была сплошным букетом алых роз. Другое дело, что ни в одном из огорчительных для него случаев он не вешал носа, никого не обвинял, не искал тайных недругов. А неудачное Евровидение неожиданно преподнесло приятный подарок – кто-то из западных продюсеров его заметил и пригласил поработать не где-нибудь, а в США. Да не где-нибудь там в США, а в Лас-Вегасе, контракт на полгода, выступать в концертном зале отеля «New Frontier». Почему бы и нет? Об этом мечтает любой европейский артист. Он согласился и отправился за океан. 

Большой радости та работа ему не доставила. Он сам потом рассказывал, что присутствовал там в качестве диковинки из Восточной Европы, что-то вроде: а вот, почтенная публика, смотрите, что у нас есть; вы даже не слышали о такой стране как Чехословакия, а этот симпатичный парень именно оттуда, вы не поверите, но он там знаменитость, сейчас он вам споёт, давайте поддержим его, поаплодируем…

Когда срок контракта близился к окончанию, один из продюсеров предложил ему остаться в США, жить и работать на постоянной основе. Карел поблагодарил за лестное предложение… и отказался. Объяснил это тем, что не может порывать связей с родиной, с родителями, с друзьями, с преданными поклонниками. А в общем-то он просто понимал, что в США у него будет роль второго, если не третьего, плана, а на родине он действительно знаменитость, а если постарается, может стать Первым номером с большой буквы. Будущее показало, что он рассчитал верно. 

***

Быть совершенно вне политики в нынешнем мире трудно. В странах так называемого социалистического лагеря было трудно вдвойне. Власти там требовали от артиста лояльности или по меньшей мере нейтральности. Карел Готт во всех периодах своей жизни придерживался второго варианта, то есть, нейтральности. Это не было его обдуманной позицией, это было естественным свойством его натуры. Я только артист, и я вне политики, это не моя стихия, я ей чужд, она чужда мне. Так он ощущал себя, и так он жил. Кого-то такое его отношение к реальной жизни радовало, кого-то возмущало. А он спокойно относился ко всем противоборствующим сторонам. До поры до времени, конечно.

1968-й год был знаковым, очень насыщенным, как для Карела Готта, так и  для всей Чехословакии. В августе объединённая группа войск стран соцлагеря вошла в Чехословакию для подавления того, что позже стало называться Пражской весной. В обществе произошёл раскол, одна его часть «весну» поддерживала, выступала за разрыв с СССР, другая предпочитала оставить всё как есть, не устраивать переворота, не ставить страну на уши, из двух зол выбирала, как она считала, меньшее. Карел Готт публично не выступил ни на одной из сторон, но делать вид, что ничего не произошло, было невозможно. Он и группа музыкантов, с которыми он тогда работал, выбрали третий путь – отправились на длительные гастроли в Западную Германию. Там его хорошо знали, любили и всегда готовы были принять хоть как артиста, хоть как эмигранта. Со стороны отъезд выглядел как завуалированная эмиграция, но артисты, в том числе и сам Готт,  твёрдо заявляли, что они не эмигранты, они только гастролёры. Через год, когда ситуация успокоилась, все они возвратились. Почему? Скорее всего, по той же самой причине, по какой Готт не остался в США. Их публика – восточная публика, а западная Европа, конечно, их знает и любит, но полностью своими они там не сделаются никогда.

В позднейшее время он рассказывал в интервью, что вводом советских войск в его страну был очень огорчён, расстроен, и недоумевал, для чего были нужны войска, когда можно было все проблемы решить мирным путём. Но вражды к СССР не испытал, ни о каком бойкоте в отношении его не помышлял. В последующие годы много гастролировал по нашей стране, встречался и дружил со многими советскими артистами, выступал на одной сцене с ними, и вполне можно сказать, что стал у нас почти своим, советским.

В 1977 году политика ещё раз напомнила о себе всем чехам и словакам, в том числе и самому известному из чехов. В январе этого года неформальная, полуподпольная оппозиция опубликовала документ под названием «Хартия-77», в котором критиковала правительство и в целом политический режим в стране, требовала либеральных перемен. «Хартия-77» наделала много шума в стране и за рубежом, но вызвала не перемены, а репрессии против её подписантов, впрочем, репрессии весьма умеренные. В противовес «Хартии» правительство инициировало среди интеллигенции сбор подписей в свою поддержку. Против нескольких сотен подписей под «Хартией» появилось несколько тысяч подписей под «Анти-Хартией». Поставил под нею свою подпись и Карел Готт. По нынешним временам, ничего особенно острого не было ни в «Хартии-77», ни в «Анти-Хартии». В одном случае интеллигенты критиковали правительство и требовали перемен, в другом случае другие интеллигенты, и Карел Готт в их числе, писали, что, конечно, отдельные недостатки имеются, но в целом страна у них хорошая и жить в ней можно.

После бархатной революции в 1989 году эту верноподданническую подпись Карелу Готту припомнили и пожурили за неё в прессе. Он не слишком убедительно оправдывался тем, что не вникал в текст, который подписывал, делал это за компанию с другими, то есть проявил невнимательность. Примерно так же оправдывались и другие некоторые подписанты «Анти-Хартии». В целом, оглядывая все годы его деятельности, можно заключить, что ментально он был скорее на стороне социализма, и крутых перемен в стране не желал. Собственно, желать чего-то сверх того, что он уже имел, ему было незачем. Он был невероятно популярен в СССР и в странах как Восточной, так и Западной Европы, свободно разъезжал по всему свету, получал за свои записи и выступления большие гонорары в твёрдой и «мягкой» валютах, был принят во всех высоких правительственных кругах, пользовался благосклонностью множества женщин, врагов практически не имел… Мог ли человек при таком своём положении начать требовать перемен?     

***

О характере певца, о его отношении к своей профессии говорит эпизод, о котором поведал один из музыкантов, сопровождавших Карела Готта в его европейских гастролях. Дело было в середине шестидесятых, в самом ещё начале его карьеры. Группа должна была дать концерт в каком-то маленьком голландском городке, но тут артистов ожидала неприятность – зрители на концерт не пришли. Буквально, ни одного зрителя. То ли продюсер плохо потрудился, то ли афиши типография вовремя не напечатала, то ли дождливая погода была виною. Зал был удручающе пуст. Прождав с четверть часа, музыканты начали укладывать инструменты, уже собираясь покинуть помещение, но тут в зал вошли двое, парень и девушка. По-видимому, их загнал к нам дождь, шутливо объяснил рассказчик. И Карел Готт скомандовал: работаем! Двое зрителей, это всё-таки зрители, они купили билеты, и мы должны дать им то, за что они заплатили. И концерт был дан по всем правилам и в полном объёме. По ходу концерта в зале появилось ещё несколько зрителей, а в конце выступления даже прозвучали аплодисменты. Такое отношение к своему делу говорит об артисте больше, чем могут сказать иные награды, призы, звания, титулы. По многим свидетельствам, он и позже оставался таким же требовательным к себе, исполнительным, самокритичным. При всех своих титулах, званиях и наградах.

А титулов и наград к концу жизни у него набралось столько, что их хватило бы на весь ансамбль «Берёзка» или, скажем, на армейский сводный хор. Одних только «Золотых соловьёв» у него тридцать восемь (!). Это означает, что тридцать восемь лет подряд, ну, с небольшими перерывами на отдых, он признавался лучшим голосом, лучшим певцом вначале Чехословацкой Социалистической Республики, а затем Республики Чехия. А всяких других отечественных и зарубежных наград столько, что одно их перечисление заняло бы две трети данной страницы.

***

Где бы он ни выступал и что бы ни пел, он излучал позитив. Всегда с улыбкой на лице, но не с пристёгнутой сценической, которая сползает, как только артист покидает сцену, а со своей природной, свойственной его натуре. Очень трудно представить его хмурым, раздражённым и уж тем более обозлённым. И песни у него все позитивные, даже когда они с грустинкой и написаны в миноре. Такова природа этого артиста, песня вроде бы меланхоличная, а звучит в его исполнении лирично и светло. Есть, например, у него альбом «Романтика»,туда входят двенадцать именно романтических спокойных песен, слушать которые следует в умиротворённой обстановке, лучше всего дома вечером с бокалом доброго вина в руке, с приятным собеседником напротив. Ещё есть дивный диск-гигант «Рождественская ночь в золотой Праге», где он поёт на латинском, итальянском, чешском, английском. И какие вещи! «Тихая ночь, святая ночь», «Агнец божий», «Аве Мария»…  А ещё есть большой диск под названием «Между Влтавой, Доном и Дунаем», там он исполняет чешские, русские, румынские, венгерские песни, большей частью народные, обработанные и исполненные в жанре фолк-поп. Вот такой обширный репертуарный диапазон, и это лишь малая часть его песенных, творческих интересов.  

Некоторые источники утверждают, что им записано и выпущено более сотни альбомов, но это явное преувеличение. Вопрос в том, что считать альбомами. Не всякий вышедший в продажу диск с записями можно считать альбомом. Звукозаписывающие фирмы часто тиражируют пластинки, дублирующие оригинальные диски, изменив в них порядок песен, назвав пластинку по-другому, изменив оформление, но по сути это тот же самый уже выпущенный однажды диск. У Готта выходили разные вроде бы пластинки абсолютно одинаковые по названию, по оформлению и по названиям помещённых на них песен, но песни там исполнены на других языках, они адресованы зарубежной аудитории – тот же самый по сути альбом, только переведённый на иностранный язык. По большому счёту, альбомами Карела Готта можно считать лишь пластинки с новыми песнями, выпущенные студией Supraphon в Чехии и студией Polydor в  Германии. Вот это и есть фирменные, номерные, аутентичные альбомы Карела Готта. Подобных оригинальных альбомов у него наберётся, по-видимому, не менее полусотни, и это очень много для певца даже самого знаменитого и плодовитого. 

***

Голос Карела Готта – звучный, переливчатый, с диапазоном в две октавы, в верхах напоминающий кларнет, в низах фагот. Пользовался он своим голосом не по-оперному, пел так называемым открытым звуком, позволяющим голосу звучать свободно, без академизма. Тем не менее, звучал он и звенел в верхних нотах так, что ему мог позавидовать иной оперный тенор. На мировой эстраде по пальцам одной руки можно перечесть певцов, способных петь в полный голос, брать верхние и нижние ноты. Лучший образец таких певцов – Марио Ланца, а у нас Муслим Магомаев. Тот и другой готовились в своё время в оперные певцы, как, впрочем, и наш герой. Из тех, кто в оперу не собирался, в консерваториях на певца не учился, можно назвать  Энгельберта Хампердинка, Джанни Моранди, Пола Анка, а у нас это Валерий Ободзинский, Александр Градский, Николай Басков (последние двое, впрочем, учились в консерватории). Очень разные певцы, но у всех у них настоящие сильные голоса, в отличие от массы безголосых, но зато амбициозных шоуменов.

«Если бы я был Паганини», ‒ песню с таким названием пел в семидесятых годах Карел Готт. Эх, если бы ты был Карел Готт, хочется сказать иному сегодняшнему попрыгунчику и бегуну по сцене, тужащемуся извлечь из своих голосовых связок хоть что-нибудь звукоподобное, околомузыкальное.

В лучшей своей вокальной и физической форме он находился где-то в 70-х – начале 80-х годов. В те самые лучшие свои семидесятые он, как и полагалось знаменитости, работал лишь во втором отделении. В первом отделении публику разогревал оркестр и вокальное женское трио, по-нынешнему, бэк-вокалистки. Вокалистки его собственные и оркестр собственный в том смысле, что они при нём постоянные, спевшиеся и сыгранные. Начинается второе отделение. Маэстро выходит с обаятельной своей улыбкой, в белом долгополом пиджаке, чёрных брюках и чёрных остроносых туфлях на высоком каблуке. И ка-ак запоёт… Общее впечатление автора этих строк (он это видел и слышал вживую) – здорово, классно. Действительно мировой, ну, по крайней мере европейский, уровень. Никакого разочарования, как часто бывает на живых концертах артистов, которых до этого знал и любил лишь по записям. Голос как струна, притом серебряная, а возможно, золотая. И при этом голосе сам, собственной своей персоной, живой Карел Готт в расцветном своём периоде – красавчик, франт в белом приталенном пиджаке, черноволосый, золотоголосый, не ведающий вокальных и, кажется, вообще никаких трудностей. Олицетворение молодости, таланта, успеха и артистизма.

***

Значение Карела Готта как деятельной культурной единицы эстрады далеко превосходит подразумеваемую в таких случаях функцию развлечения. Хотя сама по себе эта функция не так уж маловажна и утилитарна, в нашем случае она вторична. Он резко поднял планку песенного жанра на восточноевропейской эстраде, и в первую очередь, на советско-российской. Вдруг появился певец – образец мужчины, вокалиста и артиста, и всё в одном лице. Такого ещё не было в восточной части матушки Европы, да и в западной части такие не припоминаются. В США таким был Элвис Пресли, тоже и мужчина, и артист, и вокалист и в общем, экстра-класс. С Карелом Готтом экстра-класс мирового уровня пришёл и к нам. Можно ещё вспомнить друга СССР Дина Рида, но он, как ни крути, был чужестранец, американец, как и Элвис Пресли, а Карел Готт  наш, здешний, свой. Он и жил неподалёку, и пению учился у русского человека, и на нашем языке изъяснялся неплохо. Одним словом, идеал. После такого голоса, такого имиджа, такой артистичности  певцам-середнячкам стало гораздо труднее выглядеть на эстраде большими талантами и любимцами публики. Они, конечно, и впредь будут попрыгивать по сцене и считать себя звёздами, но до подлинной звёздности им как до звёзд небесных.

Очень странно представлять его восьмидесятипятилетним. Так и хочется воскликнуть: этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! А ведь он ушёл из жизни когда ему было уже полных восемьдесят.

Уходят понемногу от нас артисты военного поколения, дети войны, те, кто родились чуть раньше или чуть позже 1940 года. Из ушедших давно можно назвать Владимира Высоцкого, Джо Дассена, Джона Леннона, Джима Моррисона, Джанис Джоплин. Относительно недавние потери ‒ Джордж Харрисон, Муслим Магомаев, Валерий Ободзинский, Дэвид Боуи, Джонни Халлидей, Карел Готт…

Ныне живущим детям войны уже перевалило за восемьдесят. Том Джонс, Энгльберт Хампердинк, Боб Дилан, Сальваторе Адамо, Рафаэль, Хулио Иглесиас, Мик Джаггер, Адриано Челентано… Мик Джаггер (род. 1943 г.) – лидер группы «Роллинг Стоунз», если кто не знает, ‒ написал и исполнил песню про себя, она так и называется «Дитя войны» (“War Baby”) и начинается со слов «Я родился во время войны», а заканчивается звуковыми эффектами, имитирующими сирену воздушной тревоги и разрывы авиабомб.  Все они помнят, какого времени они дети, и можно не сомневаться, что они – артисты особой породы и особого качества, дорасти до которого нынешним вертлявым крикунам и хрипунам будет очень непросто.

В одном из последних своих интервью Карел Готт с обычной своей мягкой самоироничной улыбкой, с какой он всегда говорил о себе, высказался о своём возрасте:  «Я отлично понимаю, что нахожусь уже в фазе поздней осени, но я не собираюсь молодиться и пытаться изобразить что-то несвойственное моему возрасту. Всё должно идти своим чередом». И прибавил уже нам известное: «Смерть – это часть жизни».  Невольно приходят на ум многие наши и зарубежные эстрадные певцы, вызывающие уже только сострадание, но упорно действующие по принципу «не расстанусь с микрофоном, буду вечно молодым».

Молодиться ему действительно не было никакой нужды. Артиста мы всегда помним и ценим по его лучшим временам. А у Карела Готта не скажешь, что бывали какие-то худшие, неудачные для него времена. Вся его жизнь и всё его творчество – большая и красивая, завидная удача.