Ценности и государственное управление

«Государства, - говорил греческий мыслитель Антисфен, - погибают тогда, когда перестают отличать дурное от хорошего». Хорошо известно и высказывание Ф.М. Достоевского о невозможности существования без высшей идеи ни человека, ни нации.

Сегодня о ценностях российского государства вновь начинают говорить с самой высокой трибуны. Однако разъяснений, что понимается под ценностями российского государства, не содержится ни в одном официальном документе. Содержание провозглашаемого ценностного выбора является при отсутствии его определения предметом субъективного истолкования. При такой ситуации о едином стратегическом курсе государства не может быть речи. Но любое управление, осмысленное движение в социальном развитии без ценностей как целевых генераторов не обходится никогда. Вызов заключается в их конкретном выборе, в том – являются ли они явными или теневыми, осознанными или навязанными, органичны ли стране или противоречат ее традициям и цивилизационным кодам и формулам успеха.

Критерий ценностного целеполагания в государственном управлении

Еще Аристотель противопоставлял в свое время друг другу два типа хозяйственной деятельности – «экономию» и «хрематистику» [1]. Под экономией подразумевалось обустройство «экоса» (дома), буквально домостроительство. Напротив, цель хрематистики заключалась в получении прибыли, накоплении богатств. Прибыль в рамках этой парадигмы может быть и выше существования дома. Если дом, его существование мешает получению дохода, то по хрематистской логике он может быть упразднен.

Именно отсюда в современной России возник тезис о конкурентоспособности государства, как будто оно что-то кому-то продает и с кем-то конкурирует. Вместо жизнеустроительного назначения государства ему предписываются законы рынка (рис. 1).

Вопрос, таким образом, фокусируется на том, - что должно быть положено в основу государственного управления – ценности или цены? Философскую дихотомичность этих подходов отмечал Ф. Ницше: «Все, что имеет цену, не имеет большой ценности».

Различные жизнеустроительные потенциалы страны: экономика, образование, здравоохранение, идеология и многие иные, которые легко угадываются из приоткрытого перечня, - в совокупности формируют степень ее жизнеспособности. Жизнеспособность, соответственно, зависит от действия широкого круга факторов. Соподчиненные единой интегральной ценностной цели - жизни государства, они составляют перечень ее ценностей. Одни из них имеют более, другие менее весомое значение для жизнеспособности страны. Наиболее значимые факторы для жизни страны составляют категорию высших ценностей. Важно, что факторы, все без исключения, – подвержены государственному управлению.

Рассматриваемые применительно к «живой» системе факторы должны иметь побудительно-мотивационный характер. Активными субъектами государства выступают власть и народ. Следовательно, ценности становятся факторами жизнеспособности страны, если они являются активной принадлежностью государственной власти и общества.

Ценностные классификации

Классификация ценностей становится возможна при опоре на исторический и географический подход. Структурообразующими для классификационного анализа выступают два базовых параметра измерения ценностного континуума – время и пространство. Различие масштабов исторического времени позволяет выделить следующие категории ценностей: вечные (значимые для человечества во все времена), мегаисторические (масштаб существования цивилизаций и народов), эпохальные (масштаб эпохи), поколенческие (масштаб поколения), конъюнктурные (масштаб текущих событий).

Источники и генераторы ценностей

В рамках разных аксиологических школ исторически сложилось несколько подходов к определению источников происхождения ценностей. Они условно группируются в рамках трех направлений.

Первое связывает происхождение ценностей с установлениями Творца. Для второго они являются продуктом сознания. Третье выводит ценности из естественных (биологических) потребностей человека [2]. Во всех указанных случаях берутся отдельные уровни человеческого бытия. В результате такого фрагментирования человек обычно предстает ценностно деформированным ( рис. 3).

Предлагаемый нами витальный подход (социальная система как живой организм) устраняет эту односторонность. Организм может и должен восприниматься как цельная система, включающая в себя все уровни его функционирования. 

Как категориально отделить ценности от не-ценностей? Первичным является выбор аксиологических критериев. Для первого из вышеуказанных направлений критериальная шкала задается религиозными заповедями. В рамках второго подхода критерием являются внутренние рефлективные предпочтения самого человека (интенция по типу – «нравится»). Критериальным основанием в третьем случае выступает императив прагматической полезности. 

Критерием же интегративного витального подхода является жизнь самого организма.

Соответственно, ценностным должно признаваться то, что сущностно повышает его жизнеспособность. Говоря о стране – жизнеспособность страны.

Наиболее ярким выражением высших ценностей выступает национальная идея для мононационального государства или государственная идея для многонационального. Ввиду этого вопрос о методологии выявления источников ценностей имеет в применении к общегосударственному императиву особое значение. Выдвигаемый нами подход альтернативен двум традиционным направлениям – трансценденталистскому и прагматическому. 

Трансцендентный вызов 

Предельно четко трансцендентный подход в поисках национальной идеи был сформулирован в рамках софиологии Вл. С. Соловьева [3]. Русская идея, утверждал он, является не мыслью народа о России в историческом времени, а замыслом о ней Творца. Какого - либо деятельного следствия из принятия соловьевского концепта не вытекает. Чему быть, того не миновать. Судьба России предопределена.

Само слово «судьба» указывает на определенный фатум. Человек со своей субъектной волей не в состоянии изменить божественное предначертание. Сама национальная идея остается вне его полного понимания, лишь частично открываясь перед ним в различных аспектах исторического существования. Идея нации подменяется в данном случае идеей о нации.

Национальная идея нетождественна религиозному откровению. Безусловно, Нагорная проповедь Христа должна восприниматься каждым христианином в качестве морального кодекса. Однако в качестве национальной идеи она не подходит. И дело здесь не в ее общечеловеческой апелляции. Божественное откровение, равно как и заповедь, адресно сориентировано от Бога - к людям. Человек в данном случае выступает не активно-творческим субъектом, а медиатором идущих свыше установлений (рис. 4).

Национальная же идея имеет прямо противоположную направленность. Она выстраивается не от Бога, к человеку, а от человека - к Богу. Место Божества (например для атеистического общества) может быть занято и каким-либо другим общественным идеалом. Важен в данном случае побудительный мобилизующий акцент национальной идеи. Идея должна работать, а не созерцать. Она должна форматировать мир, а не только констатировать его. 

В модернизированных философских системах в качестве трансцендентного начала выступает не Творец, но Закон. Коль скоро ход истории объективно предопределен, то какие–либо активно-творческие возможности у человека отсутствуют. Программное преобразование мира, противоречащее направленности высшего закона, при этой постановке вопроса также невозможно.

Вызов детрансцендентного прагматизма

Первая стадия, собственно с которой и начиналась медицина, заключается в выявлении симптомов болезни. Одни эксперты сейчас могут сказать, что российское общество больно, другие – что здорово. А в чем состоит критерий общественного здоровья?

Вторая стадия состоит в том, чтобы разобраться, как структурно устроен сам организм. Медицина как наука совершила существенный прорыв в своем развитии, когда в эпоху Возрождения стали появляться различного рода анатомические атласы. А как устроено общество? Какова его «анатомическая» модель? Без ответа на эти вопрос познать природу общественных болезней невозможно. На сегодняшний день, несмотря на прошедшие тысячелетия, ничего лучше, чем древнеиндийский вариант структурного представления об обществе - с четырьмя структурами или сферами бытия, если идти снизу вверх – биологически-плотской, социально-экономической, политической и духовной - пока не предложено. 

Третья стадия состоит в решении задачи определения этиологии болезни, выявления причин расстройства организма. Для общества эти этиологические зависимости выявляются исторически. Бороться надо не с проявлениями болезни, не с температурой, а с причиной заболевания. Соответственно, нужен причинный классификатор болезней. Пьянство – это, безусловно, социальная болезнь, но причина его заключается не в нем самом. Этиология пьянства может быть обнаружена, в частности, в духовном кризисе, высокой психической стрессорности, деструкции идентичностей или в связи с какими-то другими причинами. При использовании принятых в медицине понятий эндогенного и экзогенного факторов, через последний можно выйти на констатацию, что болезнь государства может быть вызвана внешним воздействием.

При целенаправленном поражающем влиянии извне (от прямой агрессии до несилового поражения) общественный организм может быть тривиально умерщвлен.

В современности, в рамках теория эпидемиологического перехода констатируется изменение этиологии смертности в направлении переориентации от экзогенных причин к эндогенным. Раньше чаще умирали от внешних факторов, таких как убийство, в современном развитом мире умирают преимущественно от сердечнососудистых заболеваний.

Аналогичное положение обнаруживается и при диагностировании общественных болезней. Ранее государства чаще всего гибли в результате внешних агрессий, прямых завоевательных походов. Теперь основная причина их гибели заключается в ослаблении внутреннего несилового фундамента, духовного и психологического состояния общественного организма. Выстояв при воздействии силовых экзогенных факторов, Советский Союз оказался поражен несиловыми и эндогенными по своей природе недугами.

Четвертая стадия заключается в задаче идентификации «вирусов». Необходимо научно установить – каковы духовные ценностные «вирусные» угрозы для общества. Задача их идентификации предполагает, соответственно, и классификационный анализ. В общественном дискурсе сегодня номинировано понятие «социальная вирусология». Пока оно еще, впрочем, не имеет конкретного содержательного наполнения. При конкретном анализе вполне может так оказаться, что, например, конструкт «общечеловеческих ценностей» будет идентифицирован в качестве одной из форм социального вируса, служащего источником подрыва государственного организма.

На пятой стадии решается задача соотнесения характера протекания болезни с индивидуальными и возрастными особенности организма. Имея в виду известную цитату Д. Сакса о том, что, начав реформировать по либеральным канонам Россию, либералы, вскрыв грудную клетку общественного организма, убедились, что анатомия им незнакома, - надо знать анатомию того общественного организма, к которому применяется лечебная практика.

Надо знать также и возраст. Американская цивилизация в пять раз моложе российской, а российская примерно во столько же раз моложе китайской. От установления цивилизационного возраста напрямую зависит рецептура лечения. Безусловно, лечение древнего государства и новорожденного государственного организма имеют свою специфику.

Наконец, шестая стадия состоит в организации самой лечебной практики. Она, как показано выше, должна осуществляться не по наитию, а на основе последовательного прохождения этапов научного диагностирования.

Сам по себе подход к рассмотрению государственно-управленческой деятельности по аналогии с лечебной практикой, применяемой в отношении общества, дает возможность нового осмысления функций государства. В то же время, констатация необходимости лечения и профилактики общественного организма может явиться существенным доводом против либерального концепта об абсолютизме эффективности саморегуляции общества. Конечно, возможны и неверные лечебные рецепты. Можно, в частности, залечить общество, выписать неверные лекарственные препараты. Однако ошибки по мере развития новой науки будут неизбежно сокращаться.

Категория ценностной цели в стратегии государства

Теоретические основания формирования государственной политики опираются на исходный мировоззренческо-ценностный пласт, включающий в себя философские, этические, историко-культурные компоненты.

Контекстным полем стратегического целеполагания выступают ценности. Изначальный выбор модели долженствования определяется предпочтением. Предпочтения имеют ценностную природу. Специфика выдвигаемого подхода заключается в принятии исходного для управленческого проектирования понятия «ценностной цели».

Введение категории ценностных целей в научный и управленческий оборот обусловливается неудовлетворительностью применения традиционной объяснительной модели, опирающейся на абстрактный образ «экономического человека». Деформированному образу «экономического человека» нами противопоставляется «гуманный человек», рассматриваемый во всем многообразии его личностного и общественного существования. Еще его можно именовать «человеком цивилизационным». Каждая мирохозяйственная эпоха и каждая культура создавали свой доминирующий образ человека, собственную антропологическую модель.

Одна из главных ошибок существующей практики государственного управления состоит в подмене ценностного целеполагания - институциональным, ценностных целей - административно-управленческими.

Цивилизационные основания ценностного выбора

Развитие страны определяется как производная от совокупности действий исторических, религиозных, национальных, государственных, ментально-ценностных, идейно-духовных, природных факторов. Признание на уровне ценностного выбора цивилизационной специфики России определяет особую средовым образом адаптированную управленческую методологию. 

Российская цивилизационность имеет двоякое выражение - как коридор управленческих решений и как особый ресурс. Соответственно, задача состоит в соотнесении на уровне стратегического целеполагания политики государства с цивилизационной спецификой.

С одной стороны, существует некий строго очерченный ограничитель для выбора государственно-управленческих решений. Не всякий успешно функционирующий в рамках одной цивилизации политический институт будет столь же успешен при перенесении его в иную цивилизационную среду. Еще К. Маркс в «Британском владычестве» в Индии блестяще продемонстрировал деструктивные последствия разрушения колонизаторами традиционной для Востока системы иерархичного государственно-общинного управления, связанного в марксистской версии с обеспечением функционирования ирригационного земледелия [5].

Провалами заканчивались всякий раз попытки «демократизации» России в соответствии с западной политической моделью.

На рис.7 явно прослеживается устойчивая историческая связь западнических реформ российского государства с феноменом «русской смуты». Исторически, без исключения, каждая из значимых реформационных попыток такого рода оборачивалась системными общественными потрясениями уровня «всероссийских бунтов» и «гражданских войн».

Аксиологические имплементации в государственно-управленческой практике

Высшая власть должна обладать механизмом для трансляции генерируемых ценностных установок народу. Существуют различные средства такой трансляции. В мире в этом отношении исторически накоплен значительный опыт. Однако в современной России большинство соответствующих трансляторов оказалось разрушено.

Наиболее очевидным генератором ценностей государства выступает его Основной Закон – Конституция. Проведенный анализ позволяет утверждать, что нет ни одной конституции, в которой не был бы представлен духовно-мировоззренческий компонент существования соответствующего государства. Весь вопрос в пропорциях представленности. Именно ценности определяют национальное своеобразие конституций. 

Для иллюстрации приведем фрагмент одного текста.

«В сфере укрепления экономики основной целью станет удовлетворение материальных потребностей человека на пути его развития и духовного роста. Такой принцип отличает экономику нашей страны от других экономических систем, где основная цель – накопление богатства и увеличение доходов. Материалистические школы рассматривают экономику как конечную цель, что является подрывающим и разлагающим фактором процесса развития человека. В исламе экономика – это всего лишь средство для достижения конечной цели» [6].

Это не философский трактат. Это цитата из текста Конституции Исламской Республики Иран. Она наглядно показывает, что конституционный текст далеко не всегда являет собой исключительно юридизированный документ.

Но одной Конституции не достаточно. Ценностная компонента конституционного текста предназначена к освящению основных законов государства, декларации базовых принципов его существования. Но она функционально не обеспечивает аксиологического уровня текущей государственной политики, ценностного реагирования на злободневные угрозы и вызовы. Не содержит она и разъяснения (истолкования) мировоззренческих смыслов номинируемых ценностей. В этих целях изобретаются иные текстовые форматы трансляции. Каждое государство установило собственную традицию продуцирования ценностно ориентированных документов. Они, таким образом, выполняют функцию ценностно-целевого форматирования надконституционного – мировоззренческие смыслы и подконституционного – практическая политика уровней (рис. 10).

Для иллюстрации положения о широкой мировой практике представленности ценностных компонентов в государственных документах высокого уровня, приведем некоторые фрагменты текста Стратегии национальной безопасности США 2006 г.

«США находятся на ранней стадии длительной борьбы, подобной той, с которой наша страна столкнулась в начале холодной войны. 20-й век был свидетельством триумфа свободы над угрозой фашизма и коммунизма. Теперь угрожает новая тоталитарная идеология, идеология, которая зиждется не на светской философии, а на извращении великой религии. Ее содержание может быть отличным от идеологий прошлого столетия, но ее средства остаются прежними: нетерпимость, убийства, террор, порабощения и репрессии» [7]. 

«Для защиты нашей Родины и утверждения наших ценностей США стремятся расширить свободу по всему миру, возглавляя международные усилия по окончанию тирании и продвижению эффективной демократии».

«Экономическая свобода является моральным императивом. Свобода создавать и строить или покупать, продавать и владеть собственностью является фундаментальной для человеческой натуры и основополагающей для свободного общества».[8]

Ценностные трансляции осуществляются не только в текстовом формате. Своеобразным ценностным генератором выступает, в частности, политическая символика. И зачастую символика более коммуникативна, чем нарратив. Через символ может быть номинирован смысл, который подразумевается, но не допускается к публичному текстуальному декларированию. 

Символика во все времена выполняла функцию групповой идентификации. Посредством нее осуществлялась маркировка «своих» и «чужих». Без маркировочных символов сохранение идентичности в долгосрочной перспективе не возможно. А без идентичности не существует и сообщества. Соответственно, отказ от выстраивания символического пространства может иметь по отношению к государству самые разрушительные последствия.

В этой связи отсутствие целенаправленной государственной политики современной России в сфере символики выступает существенным дезинтегрирующим обстоятельством для российской государственности и социума.

Символ это не только маркировочная, но и управленческая категория. Сегодня понимание этого факта все более утверждается в рамках различных гуманитарных дисциплин. Семиотическая сфера действует на уровне не только сознания, но и подсознания человека. Целенаправленно используя символ, можно мотивировать действия целых групп населения и даже программировать их поведенческие реакции. Череда «оранжевых революций» демонстрирует, что такое управление вовсе не сфера футурологии, а состоявшийся факт (рис. 11).

Применительно к государственной власти необходимо ставить задачу формирования теории и практики управления ценностями. Государство потенциально способно регулировать ценностные ориентиры народонаселения, направляя развитие соответствующих потенциалов в направлении оптимума обеспечения жизнеспособности страны.

Государство без ценностей – нежизнеспособно.

Вопрос о перспективах существования российского государства это не вопрос о ценах на углеводородное сырье, но вопрос о цивилизационных ценностях России. Только при восстановлении и активации исторически выработанного посредством адаптации к средовым условиям существования ценностного оптимума русской (российской) цивилизации эти перспективы могут иметь долгосрочную футурологическую проекцию.