Глобализация и де-глобализация

Сегодня историки отмечают, что в формировании нации сыграли большую роль национально – освободительные движения XIX столетия, приведшие, в конце концов, к распаду некогда могущественных империй. Этот процесс завершился уже в ХХ столетии.

Велико также влияние на становление нации и национального государства культуры. Нация была определена в конце XIX века как духовное сообщество.   Это был шаг вперёд по сравнению с теориями романтиков, отождествлявших нацию с сообществом, основанным на физико – антропологических, а то и расовых признаках. Ядром этого сообщества романтики считали некий народный дух. Большое значение в преодолении этих представлений сыграла брошюра французского философа Эрнеста Ренана «Что такое нация?», вышедшая в 1871 году в Париже. История идеи нации освещена нами в другой работе.

В последнее время в западной социологии и политологии стала распространённой идея «десуверенизации» современных государств. Национальные государства, согласно этим взглядам теряют свой суверенитет, который переходит к международным организациям, транснациональным корпорациям и просто нескольким особо мощным державам. Отчасти это верно. Однако, в целом, международные организации приобретают только незначительную часть национального суверенитета, которая предоставляется государствами по доброй воли, и может быть по желанию этих государств отнятой у этих организаций. Заметим, между прочим, что лишь международные отраслевые организации, такие как ЮНЕСКО, ФАО, ВОЗ и другие стали играть конструктивную роль в современном мире, в то время как основные центры ООН – Генеральная Ассамблея и Совет Безопасности – превратились в площадки для бесконечных споров, и порой неблаговидных компромиссов. Что касается транснациональных корпораций, они состоят из союзов национальных олигархий, которые пытаются опереться на те, или иные сильные национальные государства. К тому же, прочность этих союзов проблематична. Что касается преобладания на международной арене тех или иных сильных государств, с разной степенью успеха пытающихся подчинить себе слабых и умалить их суверенитет, то это давно уже было в истории и нового здесь мало. Нация и всё национальное ввиду своей исторической партикулярности являются силой, противостоящей стандартизации и унификации, которые часто сопровождают глобализацию. Унифицированная культура, сказал в своё время Т. С. Элиот, не является культурой вовсе. Благодаря национальному своеобразию культуры панорама мировой культуры (как собирательное понятие) приобретает красочность и многоцветность, разнообразие оттенков. Разнообразие национальных культур делает возможным их взаимное оплодотворение в ходе межнациональных контактов. Хотя по большей части культурные ценности создаются в лоне национальной культуры, некоторые из них возникают «на этнической границе». Например, французские и английские моралисты XVI-XVIII веков, такие как Монтень, Френсис Бэкон, Ларошфуко и Лабрюйер оказывали большое влияние друг на друга, образуя единое течение европейской мысли своего времени.

Нам хотелось бы дать хотя бы краткое определение того, что мы понимаем под национальным своеобразием культуры. Американская «культурная антропология» много занималась своеобразием этнической культуры малых бесписьменных сообществ, но национальная культура была вне сферы её интересов. Российская культурология, сформировавшаяся под влиянием американской, и в характерном климате национального безразличия современной России, также мало интересуется национальным.  У американцев, впрочем, есть немногие исключения, наиболее громким среди них является книга Руфь Бенедикт «Хризантема и меч», в которой автор обосновывал тезис об исконной воинственности японцев (конечно, и об их любви к красоте). Опубликованная в США сразу после окончания Второй Мировой войны, эта книга имела большой резонанс среди американской общественности и едва не торпедировала подписание американо-японского мирного договора, состоявшегося вскоре после публикации книги Бенедикт.

Национальное своеобразие культуры как совокупность традиций своего рода пучок этих традиций, образующий неповторимую конфигурацию. «Сырые» элементы культуры разбросаны по всему земному шару, но созревают они в лоне этнических и национальных культур. Там они приобретают определённость и взаимосвязанность, которые у каждого народа особенные. Например, многие фонемы встречаются в различных языках, но каждый национальный язык объединяет их в своеобразное целое. У всех народов мира были и есть керамические изделия, по крайней мере, там, где их производить позволяет наличие природного сырья, но каждый народ наносил на эту керамику особый рисунок. Это было уже в древнейшие времена. По характеру этого рисунка археологи определяют культуру древних племён. Несравненно богаче культура современных народов, но, несмотря на межкультурные влияния, особенности искусства, да и не только его, продолжают оставаться национально-своеобразными.

На этом мы прекратим наш обзор культур народов мира, слишком глобальный и потому поверхностный. Вместо этого мы рассмотрим один эпизод из истории русской культуры, но постараемся сделать это более глубоко.

В XVIII веке начинается история новой русской музыки. Мы не говорим о той, которая и до этого была в стенах монастырей и церквей, или на народных гуляньях. Старую русскую музыку нам редко приходится слышать, она трудна для нашего восприятия. Та музыка, которую мы знаем и любим, впервые была создана итальянцами, как теми, которые жили и работали в России, так и теми, кто у себя на родине обучал приезжих русских музыкантов. Были, конечно, среди этих творцов музыкальной традиции и русские. Но как иностранцы, так и русские с самого начала искали национальный музыкальный стиль. Для этого они обращались к русской истории, так в 1815 году, вскоре после победы над Наполеоном, К. Кавос написал и поставил оперу «Иван Сусанин», а в 1836 году он дирижировал оперой Глинки на эту же тему. Историки русской музыки отмечают благородство К. Кавоса, который помог Глинке преодолеть бюрократические рогатки при постановке его оперы, хотя автором одноимённого произведения ещё раньше стал сам Кавос. Опера Глинки имела большой успех, она была воспринята русским обществом, как официальным, так и широкой публикой как достижение национального значения. С тех пор она снова и снова появляется в репертуаре русского театра. В советское время она была поставлена на сцене Большого театра лишь в 1939 году, когда был преодолён большевистский национальный нигилизм двадцатых годов, за два года до начала Великой Отечественной войны. Но либретто было частично переписано, появилось новое название – «Иван Сусанин». Была пущена в оборот версия, что на репетициях оперы Глинки она называлась «Иван Сусанин», и лишь под давлением некоей высокопоставленной особы, возможно, самого Николая I, название было изменено. Во времена Глинки царь был символом народа и Отечества, мы же думаем иначе. В нашем представлении Иван Сусанин отдал жизнь за Отчизну. Если бы речь шла о малозначительном историческом событии, следовало бы придерживаться оригинальной версии названия, но подвиг Ивана Сусанина – не только конкретно-историческое событие, но великий национальный символ. Самоотверженные подвиги совершали многие русские люди, а точнее, россияне (вспомним Багратиона) на протяжении многовековой истории нашей страны, но о многих из них в книгах упоминается вскользь, но эти благородные дела как бы незримо вошли в историю Ивана Сусанина, отчего это повествование сделалось особенно ярким и запоминающимся. И мы хотели бы слышать его звучание так, как это сегодня привычно для нашего слуха. Неслучайно на взлёте патриотического чувства после Победы опера «Иван Сусанин» ставилась в Большом театре как премьера каждого театрального сезона, она сделалась как бы визитной карточкой театра. В 1988 году в Москве были сделаны попытки поставить её под прежним названием. Ещё раньше, в пятидесятых годах ХХ века «Жизнь за Царя» была поставлена за границей эмигрантами под старым названием и со старым текстом. На наш взгляд, можно так, а можно и по-новому.

Патриотизм – это любовь к своей Родине, гордость её достижениями и нередко сожаления о её несовершенстве. Словарное определение Родины как страны, в которой человек родился, неточно и неполно. Родина это наша страна, в которую мы вложили наш труд, всё, на что были способны. Это наше «родное гнездо», наш «крепкий дом», «поле богатырское» на котором наш соотечественник может проявить свои силы и свои таланты. Родина – это страна, которую мы полюбили, как любят собственное творение. Появившись на свет, человек оказывается перед лицом Родины как данности, ему кажется, что её ландшафты, вся она – естественное, но это не так, Родина – пережитое в историческом опыте народа, ставшее более чем наполовину явлением культуры, это культурно-исторический феномен.

Значение Родины в деле противостояния отрицательным последствиям глобализации трудно переоценить. Хотя Родина это преобразованная земля, на которой живёт народ, она имеет и духовное значение. Иван Ильин считал, что страна становится Родиной вполне только в результате её отождествления с Божественным предметом. Так это или нет, спорить не будем, но Родина есть нечто большее, чем люди и территория.

Мы коснулись здесь религиозной проблемы. Этнические религии замкнуты пространством расселения своего народа, но возникшие позже мировые религии с самого начала несли в себе глобалисткий потенциал. Исторически первой такой религией был буддизм. Возникнув в Индии, он распространился на всю территорию Юго-Восточной Азии, превратившись, помимо религии, в обширный культурный комплекс, обогативший культуру многих народов, в цивилизацию. Хронологически следующей была христианская религия. Она возникла в Израиле, но под некоторым влиянием поздней греко-римской философии. Характерно, что Новый Завет был написан на койне, эллинистическом варианте греческого языка. Ещё в Риме философ школы стоиков Сенека сказал: «Мир нам всем единый прародитель». Вслед за ним в Послании апостола Павла было выдвинуто утверждение «Нет эллинов и иудеев, есть обрезанные и необрезанные». Так на языке христианства, ещё не полностью освободившегося от иудейских обрядов апостол Павел сформулировал идею верховенства религии над этничностью. Впоследствии Церковь не раз повторяла, что все народы равны перед Богом. Правда, это по большей части оставалось декларацией. Но уже то, что был провозглашён принцип, было важным. Ещё позже христианства возник ислам. Он тоже имел мировые претензии, и получил широкое распространение. Однако, несмотря на большую миссионерскую деятельность и протяжённое географическое распространение, все мировые религии в ходе истории довольно быстро приобрели национальные квартиры, подчас в нескольких странах. В каждой стране они тесно сблизились с обычаями и менталитетом народов, населявших эти страны, и при защите Отечества эти народы, выступая друг против друга, апеллировали к одному и тому же Богу. Так, скептики уже давно обратили внимания на то, что во время франко - германских войн в новое время французы и немцы искали помощи у одного и того же божества. И сейчас многие религии, в особенности, раздробившиеся на различные конфессии, носят национальный характер. Это, в частности, относится и к православию. Православие возникло на Ближнем Востоке в ходе соперничества антиохийской, александрийской и византийской богословских школ. Термин «ортодоксия» ввёл Климент Александрийский во II веке н. э, но получила господство византийская школа, усвоившая термин «ортодоксия», который на Руси был переведён как «православие». Русское православие сделалось по существу национальной религией, всегда стремившейся это подчеркнуть и пытавшееся много веков подряд отгородиться от католицизма, которое оно рассматривало – и не без основания – проводником западного влияния в России. Поэтому-то Русская Православная Церковь осталась при юлианском календаре, да, кстати, и при староболгарском языке как языке богослужения. Католические храмы в России никому не мешают, но Римская Курия всегда претендовала на всемирное влияние, пыталась и в нашей стране насадить свою духовную бюрократию. Среди мусульман и сегодня есть горячие головы, мечтающие о «всемирном джихаде». Среди них был Бен Ладен, метавший громы и молнии против, как он выражался, «евреев и крестоносцев». Бен Ладен, убит тем же способом, который практиковал он сам и его со-подвижники. Америка сплясала восторженный танец на его костях. Но опасность исламского экстремизма остаётся, и она велика почти повсюду. Для нас наиболее опасен этот экстремизм на Кавказе. В перспективе  и при определённых обстоятельствах он может поставить под угрозу единство Российской Федерации.

В силу своего консерватизма религия ищет опоры у Власти и в широких слоях народа. В этом смысле она является фактором контр - глобализации. Но это плохой союзник для тех, кто мечтает соединить защиту национальной идентичности с мировыми культурными горизонтами и равноправным международным сотрудничеством.

Теперь вернёмся к мировой политике, о которой у нас уже шла  речь. Весь после перестроечный период внешняя политика Российского государства основывалась на двух началах: Во-первых, на традиционной для России и, по-видимому, неискоренимой любви к «нашим Западным партнёрам». Во-вторых, на осознании того непреложного факта, которое приходит время от времени, что Запад решительно не разделяет этой любви. Всё же в президентство Путина пропагандировалась идея многополярного мира. После перехода Путина на другую работу этот тезис исчез из официальной фразеологии. Вместо него появилась «перезагрузка» советско-американских отношений – не давшая, однако реальных плодов. Однако она отражала признание Кремлём первенствующей роли США в современном мире. В то же время российская дипломатия решительно противится попыткам США разместить прямо около границ России «европейское ПРО». Наряду с попытками сближения с НАТО российское руководство не прекращало контактов с ШОС и БРИК, ныне, в связи с вступлением ЮАР в эту группу, БРЮКИ. Росли так же экономические связи с Китаем. Причины неустойчивости российской внешней политики заключаются, на наш взгляд, в следующем. России абсолютно необходима модернизация, но средств,  для неё у нас нет, они расхищены жадными олигархами, переправлены в офшоры, вложены в зарубежную недвижимость. Для российского бизнеса с его сырьевой ориентацией  инновации не требуются. В этих условиях остаётся прибегнуть к иностранной помощи. Её могут предоставить только богатые страны. Иными словами, западные страны. Но готовы ли они это сделать?

Есть веские основания предположить, что они к этому не склонны. И вот почему. Политический климат в России неустойчив. Бюрократизм забрался во все поры российской жизни, чиновничество некомпетентно и неповоротливо, коррупция приняла чудовищные размеры. Западным дельцам следует подумать, можно ли вкладывать деньги в экономику такой страны. Но, может быть, они могут вынести в Россию часть своего производства, сделать из нашей страны «сборочный цех», как это произошло в Китае? – Но россияне – не китайцы, за последние десятилетия они отвыкли работать с утра до вечера за гроши. Так, рабочие заводов Форда во Всеволожске устроили забастовку, требуя, чтоб им платили, как в Америке. Но тогда какой же смысл американским капиталистам выносить производство в Россию, им же нужна дешёвая рабочая сила. Правда, и при Советской власти платили мало, но тогда были квартиры, предоставлявшиеся бесплатно, бесплатные путёвки в Дома отдыха и санатории, бесплатные образование и медицина. Этого компания Форда, естественно, предоставить своим рабочим в России не в состоянии.

Остаётся одно. Россия должна поставлять на Запад сырьё, нефть и газ, железную руду и редкие металлы – что она и делает. Но и тут не всё гладко. Российские, нефтяные и газовые концерны, монополизировавшие отечественный рынок, стремятся сделать то же самое с рынком западным. Это встречает сопротивление со стороны Европейских концернов. Возникает новый повод отторжения нашей страны от европейских дел. Но всё это ещё полбеды. Хуже всего то, что Запад глубоко не доверяет России. Русского медведя изрядно высекли в девяностые годы, но известны его живучесть, и способность восстанавливать свои силы после самых убийственных передряг. Западу нужна слабая Россия, снабжать её высокими технологиями для него опасно. Неслучайно так называемая поправка Веника – Джексона до сих пор не отменена, несмотря на то, что обстоятельства её породившие, давно ушли в историю. Россия терпима только с минимальными вооружёнными силами, ракетами старого поколения, разрушенным оборонно-промышленным комплексом. Судите сами, уважаемый читатель, будет ли Запад обременять себя модернизацией нашей всё ещё необъятной страны, создавая тем самым для себя новые угрозы?

Ну, а что, если бы всё-таки дали нам вожделенные займы? Как дали их американцы Европе по плану Маршалла после Второй Мировой войны? Деньги, которые закабалили Европу, сделав её сателлитом США. Что было бы, если бы мы тогда  примкнули к плану Маршалла? – От России отрезали бы нефтеносные районы, превратив их в  «независимые государства» с американскими военными базами, как в Косово.         

Модернизацию можно сделать только самостоятельно, не путём копирования американских образцов в Сколково, а методом всенародной стройки. Её может осуществить только народ, который гордится своим прошлым и верит в своё будущее, который готов защищать свои суверенные права. Но сегодня российское общество далеко от такого состояния.

Всё же можно предположить, что Россия, по крайней мере, скоро вернётся к концепции многополярного мира. Не будем гадать, но со всей силой подчеркнём наше убеждение в том, что это единственно приемлемый для России подход к внешней политике. Он отражает решимость, как России, так и нескольких крупных неевропейских государств, противостоять гегемонистским претензиям США и их подручных – глобалистов на «мировое руководство», как выразился ещё в сороковых годах Президент Трумэн. Тезис о многополярном мире – бесценный резервуар силы для контр - глобализма.

Гораздо более перспективно для нас искать экономического и гуманитарного сближения с Китаем, Индией, Бразилией, ЮАР и другими странами вне Североатлантического пакта. Они, испытывают проблемы, сходные с теми, которые, существуют в России. Они не преисполнены чувства своего превосходства и нашей российской неполноценности, как «атлантический клуб». Впрочем, похоже, что и в некоторых странах Европы, в Германии и Франции назревают перемены. Поживём, увидим. Международные аналитики отмечают сейчас глубокую неопределённость относительно будущего, и мы разделяем их мнение.

Остаётся сказать ещё об одном вопросе, который тесным образом связан с глобализацией и контр - глобализацией. Это право нации на владение своими природными ресурсами. В предшествующие ХХ веку столетия это право никем не оспаривалось, считаясь само собой разумеющимся – если речь шла о суверенной стране. Ныне положение изменилось. Пошли разговоры об интернационализации природных ресурсов земного шара. Ресурсов, мол, становится всё меньше, потребность в них растёт, ибо увеличивается население планеты. Эти соображения чаще всего прикрывают аппетиты транснациональных монополий, базирующихся в сильных государствах. Бывают и редкие случаи, когда такие мнения высказываются людьми доброй воли, но страдающими наивным прекраснодушием. На деле право нации на свои ресурсы имеет объективные основания. Природные ресурсы – это часть страны, принадлежащей народу, который на ней живёт, который её обустроил, сделал её прекрасной, и одарил своей любовью. Иными словами природные ресурсы принадлежат Родине как единству народа и территории, на которой он поселился и которую он освоил. Поэтому сегодня мы должны всеми силами защищать наше право на ресурсы. Другой вопрос, что глобальное международное сотрудничество требует и сотрудничества в области эксплуатации природных ресурсов. Биосфера едина, и это означает, что необходима координация национально-государственных усилий в её освоении. Могут заключаться и в действительности заключаются соглашения о межгосударственном использовании некоторых природных ресурсов. Так, нефтяные богатства российского арктического шельфа принадлежат России, но приходится только сожалеть, что чьими-то происками в западном сообществе было сорвано соглашение между Роснефтью и БИПИ о совместной разработке нефтяных запасов принадлежащего России арктического шельфа.

В заключение мы решили вынести вопрос о том, каковы перспективы глобализации и де-глобализации? Дойдёт ли глобализация до своего логического конца, т.е. до образования единого планетарного целого. Возникнет ли единое государство и мировое правительство, сохранятся ли нации и национальные границы, произойдёт ли смешение всех народов, иными словами де-локализация национальностей, возникнет ли культурный воляпюк, общий резервуар природных ресурсов?

В настоящее время ответа на этот вопрос никто дать не может. Предпринимаются попытки ответить на него с помощью экстраполяции исторических сведений, но это опасный путь. Также давно уже некоторые философы стремятся открыть законы истории, имманентные ей самой. Джамбаттиста Вико разрабатывал теорию исторических циклов, которую гораздо позже развил Арнольд Тойнби. Кондорсе рисовал картины однолинейного прогресса человеческого разума. Гегель в своей «Философии истории» наиболее подробно разработал эту идею. Было много и других концепций такого рода. Их смысл заключался в том, что они постулировали существование некоторых подспудных закономерностей, незаметных для простого глаза, но ясных великим умам, согласно которым эти закономерности влекут человечество к неким окончательным целям в роде «свободы для всех», «мирового коммунизма» и другим умозрительным конструкциям. Но все эти грандиозные идеи остаются, так сказать, на совести авторов. Доказать их невозможно. Конечно, в истории есть закономерности, но они носят более частный характер и обусловлены сцеплением и расхождением исторических потоков, которые в той или иной степени доступны историческому анализу.

Тогда, может быть, следует снять поставленный нами вопрос? – Ни в коем случае, ибо, двигаясь в будущее в слепую, мы можем попасть в расставленную нами самими ловушку. Необходим тщательный и всесторонний анализ перспектив исторического развития. Следует составлять сценарии будущего, устраивать общественный диалог на эту тему, прибегать к помощи аналитиков, требовать от власти реализации того, что было более или менее надёжно намечено общественностью, продвигаться вперёд смело, но осторожно.

Всё это легко сказать, но трудно сделать. Всё же мы пытались внести свою лепту в это дело, дав развёрнутый семантический анализ понятия де-глобализации. Может быть, на каком-то этапе глобализации она оборвёт её движение, и мы очутимся либо в хорошо сбалансированном мире, в котором международные тенденции сочетаются, пускай с некоторой долей противоречий, с национальными интересами и ценностями. К сожалению, так же не исключено, что столкновения глобализационных и контр-глобализационных течений приведёт к крайне опасному для человечества обострению всяческих конфликтов и к непоправимому ущербу для человеческой цивилизации. Но будем надеяться на лучшее.