Парадоксы футурологии

В статье обсуждаются самые важные парадоксы, с которыми обычно сталкиваются футурологи, пытающиеся прогнозировать общий ход будущих исторических событий и культур. Автор присваивает этим парадоксам следующие названия: «антиномия ученого незнания», «парадокс нового» и «парадокс эмерджентного эффекта». Обзор названных парадоксов завершается выводом о том, что  широкомасштабные и долгосрочные «научные предвидения будущего», претендующие на истинность, по сути, невозможны.

Под футурологией (от лат. futurum — будущее и греч.  λόγος — учение) понимают научное либо ненаучное прогнозирование будущего, в том числе будущее культур и цивилизаций. Чаще это делают при  опоре на метод экстраполяции ― распространения ныне действующих тенденций (технологических, экономических, социальных и др.)на ближайшее или отдаленное будущее. Каждая форма общественного духа (в том числе религия, философия, наука, искусство) вносит ощутимый вклад в формирование образа грядущего будущего, в котором, например, через 50―100 лет окажется все человечество и Россия, в частности. В этом кооперировании футуристических усилий философия необходима, прежде всего, в качестве критической методологии. Философы-диалектики выявляют и анализируют противоречия ― парадоксы, антиномии, апории, непременно сопряженные с операциями пророчества, прогнозирования, предсказания, предвидения.

Идея противоречия как особого единства противоположностей, как известно, сформировалась в V—VI вв. до н. э. Лао-Цзы мыслил Дао составленным полярностями ян и инь, а Гераклит возвел борьбу противоположностей в ранг универсального закона для всего сущего. Платон учил, что всеобщие понятия необходимо противоречивы и что истина достижима через сведение противоречащих друг другу сторон в единое и целое. В России метод антиномий широко применяли В. С. Соловьев, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, Н. О. Лосский и многие другие известные русские мыслители. В рефлексивно-методологическом плане философию уместно уподобить камертону: сам по себе камертон ― не музыкальный инструмент, но без него трудно в унисон настроить оркестр, составленный множеством наук и иных форм общественного сознания.

Антиномизм — это принцип и метод философского познания и (или) парадоксального изложения полученных выводов, основанный на широком использовании противоречий между одинаково доказуемыми суждениями. Предмет глобального антиномического исследования — громадная целостность, в которой таинственно опосредованы полярные противоположности. Чтобы совместить полюса такого целого друг с другом и определить меру их тождества и их взаимный переход, требуется предварительно постигнуть интуицией всю эту необозримую тотальность и решить проблему «герменевтического круга». Суть данного «круга» состоит в том, что для познания частей нужно сначала знать их целое, а для познания целого надо уже знать все его главные части [6, 42―44].

Философ-антиномист не прячется за уверениями, будто ему понятна суть бесконечного взаимоперехода полюсов единого целого, но лишь констатирует, что в силу равной обоснованности опытом и логикой все стороны диалектического противоречия должны быть оценены как относительно истинные и проблемно отождествлены друг с другом в оговариваемых пределах. Подлинная философская футурология может быть, скорее всего, парадоксальной футурологией, диалектикой антиномий. «Принять <…> парадокс, ― пишет знаменитый немецко-американский теолог и философ Пауль Тиллих (1886―1965), ― это значит принять не абсурд, но состояние охваченности силой того, что врывается в наш опыт свыше» [9, 60].

Кратко обсудим далее важнейшие парадоксы, с которыми обычно сталкивается профессиональный футуролог. В итоге придем к неутешительному выводу о «нищете» научного прогнозирования будущего, то есть заключим, что широкомасштабное и долгосрочное «научное предвидение будущего» весьма сомнительно, тщетно и неподлинно, когда оно претендует на такие свойства прогноза, как нетривиальность, конкретная историчность, точность, истинность. Тем не менее, глобальные прогнозы всегда будут востребованы целеполагающим человеческим разумом, высоко цениться и живо обсуждаться широкой публикой. 

1. Первый парадокс назовем «антиномией ученого незнания». В общем виде его сформулировал в XV веке кардинал Николай Кузанский (Николай Кребс 1401―1464), основоположник немецкой философии, определивший подлинную науку как «ученое незнание» [3]. По мнению Кузанца, универсум соткан из одновременно конфликтующих и совпадающих между собой оппозиций. Любая вещь, будь то атом, вселенная или человек, появляется и существует как нечто конкретное именно потому, что в ней совпадают и специфически сочетаются минимум две (а в принципе ― бесконечно много) противоположностей. Поскольку конкретные предметы возникают в результате совпадения в них многочисленных контрадикторных тенденций, то истинное научное описание всякой живой конкретности должно быть антиномичным, то есть состоять из суммы разных диалектических тождеств: [( А+не-А) + (В+не-В) + … (N+не-N)]. Coincidentia oppositorum (по-латински, совпадение противоположностей) постигается в уме при помощи мистического озарения.

Например, согласно Николаю Кузанскому, если Бог ― во всем, то Он меньше атома (то есть Бог бесконечно мал; по сути, Он ― ничто) и в то же время Бог есть вся Полнота вселенной (то есть Бог бесконечно велик; по сути, Бог― это все, сумма всех форм существования). Отсюда парадокс: Бог есть «могучее ничтожество» и «ничтожное могущество». Столь же парадоксальна природа человека: человек конечен в плотски-телесном плане и бесконечен в своем духовном притяжении к Абсолюту.

Аналогично можно утверждать, что в мире одновременно тождественны и опровергают друг друга силы тяготения и отталкивания, любви и ненависти, красоты и уродства, добра и зла и т. д. Кузанец считал, что никто из смертных не знает, по какой причине следует именно «антиномично» отождествлять соединяемые противоположные силы А и не-А, выявлять их пропорции и предсказывать суммарный эффект. Ученый-христианин должен просто верить в то, что многочисленные полярные силы в каждой вещи загадочно интегрированы и опосредованы непостижимым Абсолютом. «Ученое незнание» ― это, во-первых, знание о парадоксальном совпадении полюсов целого, и, во-вторых, ― это незнание о том, почему и как происходит их отождествление.

Итак, «ученое незнание» предполагает тщательный учет и намеренное столкновение как можно большего числа взаимоисключающих тенденций. Невозможно полно и точно предвидеть результирующий итог взаимодействия этой массы противоположностей, невообразимо перепутанной, подобно ризоме (клубню растения). До сих совокупная наука так и не научилась в общем виде решать «задачу трех тел», то есть пока не умеет теоретически анализировать одновременное взаимодействие трех и более объектов и истинно предсказывать его кооперативный эффект.

Европейская наука основана преимущественно на методах абстрагирования и эксперимента; она, как правило, изучает живое целое путем расчленения его на куски. Однако аналитическая наука пока не способна путем тонкого синтеза восстановить натуральную взаимосвязь всех бывших частей в единое целое, не в силах оживлять и понимать природное целое. Удел теории ― полагаться не на интуицию витальной целостности, а на редукционистский принцип «мертвой системности». Критикуя абстракционизм теоретической науки, великий Иоганн Гёте дал ей в трагедию «Фауст» (которую завершил в 1831 году) справедливую оценку: «Суха, мой друг, теория везде, / А древо жизни пышно зеленеет!» (в переводе. Н. Холодковского).

Ученые далеко не всегда замечают подлинную внутреннюю противоречивость объективно-реальных предметов. Чаще они обнаруживают в изучаемом объекте только какую-нибудь одну из необозримого множества тенденций и потому избегают антиномичных дескрипций целостности. Допустим, один исследователь: а) приковывает свое внимание только к какой-нибудь одной из замеченных им тенденций изучаемой реальности; б) утверждает, что эта тенденция А и есть искомая сущность обсуждаемого объекта; в) в доказательство подбирает подтверждающие факты и не признает опровергающих свидетельств. Его оппонент, напротив, склонен приписывать той же самой реальности сущность не-А, оперирует лишь удобными ему фактами и не желает собственноручно фальсифицировать собственную теорию.

В континууме изучаемой вещи при желании всегда можно обнаружить альтернативные факты, одинаково сильные и уравновешивающие друг друга. И тогда между оппонентами вспыхивает бесконечный и малопродуктивный спор, будь то научная дискуссия или телевизионное talk-show. Один спорщик, например, заявит, что весь мир находится в непрестанном движении, либо что электрон есть волна и или что электрон электрону рознь. Другой спорщик, наоборот, будет настаивать на том, что покой абсолютен, что электрон ― это частица и что все электроны во всех местах вселенной, безусловно, тождественны. Большинство ученых считают истинным допущение, что все физические тела подчиняются единому закону всемирного тяготения, на что диалектически мыслящее меньшинство возразит: всякая палка или магнит о двух неразделимых концах, и всякое сущее подчинено дуальному закону всемирного «притяжения-отталкивания».

Или, допустим, в телевизионной схватке между социалистами и либералами Сергей Кургинян будет пассионарно убеждать зрителей, что Иосиф Сталин велик, ибо построил могучую советскую империю, а Борис Ельцин ― злостный преступник, так как разрушил СССР и вверг страну в дикий хаос. Напротив, неистовый Николай Сванидзе будет с яростью ругать И. В. Сталина и восхвалять Б. Н. Ельцына как истинного созидателя и освободителя многострадального россиян. С позиции доктрины «ученого незнания», оба спорщика-догматика одинаково правы, поскольку опираются на равные множества достоверных полярных («черных и белых») фактов. Однако голосующие зрители-антидиалектики отнюдь не склонны к антиномическому стилю мышления; при голосовании они  разделятся на две неравные враждующие группировки; Кургинян сегодня получит около 90% голосов зрителей, а Сванидзе ― только 10%.

Примерно то же самое можно наблюдать в большинстве научных и мировоззренческих дискуссий о предельных целостностях ― о происхождении вселенной, жизни и смерти, человечестве, смысле жизни, о будущем России и россиян. Одномерно мыслящие оппоненты упорно остаются при своих изначальных мнениях и не стремятся к обобщающему синтезу полярных точек зрения в форме научных парадоксов. Поэтому, согласно антиномизму Николая Кузанского, их «незнание» не следует считать «научным» в подлинном смысле этого слова. Будущее составлено великим множеством конкурирующих тенденций, и их «равнодействующую» (то есть их диалектическое тождество) вряд ли можно истинно описать неким логически непротиворечивым суждением.

2. Второй парадокс ― «парадокс нового». Швейцарский богослов, философ и логик Юзеф Бохеньский (1902―1995) кратко выразил его суждением: «Новое одновременно возникает и не возникает из старого».

«Мы просто не можем знать, как повернутся собы­тия, ― пишет Бохеньский. ― Любой прогноз — это суждение следующей формы: “Если обстоятельства не изменятся, про­изойдет то-то; обстоятельства не изменяются, следовательно, то-то происходит”.  В этом умоза­ключении первая посылка совершенно голослов­на — мы слишком мало знаем о законах, касаю­щихся механизма общественного развития, а известные нам законы относятся скорее к демо­графии, а не к другим сферам, имеющим в данном случае принципиальное значение. Другая посыл­ка — о том, что обстоятельства не изменяются, — скорее всего, является ложной: все говорит о том, что обстоятельства не остаются прежними, а изменяются, по крайней мере, на протяжении дли­тельного периода времени. Таким образом, долгосрочный прогноз в исто­рии невозможен, но именно такие прогнозы и пы­тается делать историософия. Поэтому историосо­фия — это не наука, а суеверие [1, 72 ― 73].

В отечественной философии «парадокс нового» был подробно проанализирован в 70-х гг. XX века философом В. В. Орловым и назван им «парадоксом развития». Согласно концепции этого известного пермского марксиста, принцип развития невозможно дедуцировать из каких-либо более широких положений философии, и поэтому материи-субстанции следует приписать изначальную атрибутивную способность спонтанно порождать «из ничего» принципиально новое, бесконечно усложняться и переходить от низшего к высшему [4].

По нашему мнению, парадокс нового исторически навеян попытками богословов XIX века синтезировать пантеизм, панентеизм и монотеизм как три альтернативных учения о божественном творчестве:

1) в пантеизме новое ― это всего лишь модификация старого, то есть, проще говоря, новое есть либо ранее неизвестное старое, либо хорошо забытое старое; в этом смысле творчество не есть созидание чего-то принципиально нового, но представляет собой обнаружение ранее скрытой реальности (например, открытие естествоиспытателем объективного закона природы);

2) в панентеизме новое ― это уникальное пересечение существенно разных форм старого; тогда творчество — это не столько открытие того, что уже существует, сколько свободное конструирование, изобретение, инженерия;

3) монотеизм учит, что мир не истекает из Бога и не находится в нем, но творится именно Единым Богом (а не служебными духами) ex nihilo, то есть из ничего [5, 181―201).

Сформулируем парадокс нового более развернуто, совместив в нем два взаимно отрицающих утверждения: 1) новое возникает только из старого, ибо ему больше неоткуда взяться; следовательно, новое ― вовсе не безусловно-новое, а всего лишь модификация старого; 2) новое не возникает из старого, и только тогда оно подлинно новое; следовательно, истинно новое возникает чудесным способом «из ничего». Оба тезиса одинаково доказуемы, неопровержимы, справедливы. Приняв за истинный только один из них, мы будем до конца света спорить с оппонентом, принявшим противоположный тезис, и поражаться его «идиотизму».

Данный парадокс, примененный к теме будущего человечества, представлен следующей конъюнкцией тезиса и антитезиса:

1) тезис: настоящее и будущее можно с научной точностью объяснять событиями и тенденциями прошлого; наука истории есть учитель жизни, и надо непременно полагаться на принцип историзма;  

2) антитезис: новообразования в настоящем и будущем человечества в принципе не выводимы из прошлого, наука история ничему полезному научить не может и мало что способна на самом деле предвидеть. Поскольку тезис и антитезис одинаково доказуемы, постольку их синтез исключительно парадоксален, и, следовательно, широкомасштабное прогнозирование будущего и человечества, и России принципиально противоречиво и неопределенно.

В своей книге «Нищета историцизма», направленной против наивных марксистских пророчеств, Карл Поппер усилил «парадокс нового» следующим ясным аргументом. Завтра люди будут располагать таким принципиально новым знанием, которым они сегодня вообще не располагают. Это новое знание будет самым решающим фактором организации будущей жизни. Следовательно, даже изощренная экстраполяция нынешних социальных тенденций на будущее не ведет к истинному предвидению главных характеристик  грядущего будущего; будущее вовсе не есть результат проекций прошлого [7, 29―58]. Нетрудно убедиться в правоте данного аргумента австро-английского философа, если сравнить, например, скорости социальных сообщений в XIX веке с нынешними мгновенными социальными контактами людей разных стран и континентов через всемирный интернет.

В своем двухтомнике «Открытое общество и его враги» Карл Поппер (1902―1994) добавил еще один важный аргумент, ставящий под сомнение возможность истинного прогнозирования будущего. Во-первых, он обратил внимание на то, что важнейшие жизненно-значимые прогнозы утаить от общества почти невозможно. Во-вторых, всегда найдутся влиятельные люди, которым будет не по нраву предсказанное будущее, и они найдут те или иные способы воспрепятствовать не желаемому будущему. И тогда реальное будущее окажется совсем не таким, каким его предсказали. Над нами не довлеет пресловутая историческая необходимость, мы можем решительно влиять на будущее, и, следовательно, мы ответственны за него [8].

Выходит, согласно парадоксу нового, невозможно истинно предсказывать и планировать реальную модернизацию науки и производства, конкретные крупные инновации.

3. Третий парадокс ― «парадокс эмерджентного эффекта». В начале XIX века Г. В. Ф. Гегель (1770―1831) создал теорию взаимного отражения (рефлексии) внутренних противоположностей в любом предмете [2]. Он показал, что тесный контакт взаимоисключающих сторон и тенденций внутри некоторого качества рано или поздно завершается коренным скачкообразным преобразованием этого качества ― событием, конкретно не предсказуемым и иррациональным. Именно взаимное отражение противоположностей порождает «внезапный переход количества в новое качество», неожиданный эмерджентный эффект. В «Божественной комедии» Данте Алигьери о таком иррациональном эффекте говорится, что «благими намерениями вымощена дорога в ад».

Рефлексия толкуется Гегелем как процесс последовательной смены трех стадий. Первая стадия — взаимное притяжение отдельных пространственно сосуществующих, ограничивающих и отталкивающихся друг друга качеств А и В. Вторая — проникновение (положение) В в Ав форме копии в(В) и наоборот. Сосредоточим теперь внимание только на изменениях внутри А. Положенный в него отпечаток в (В) так или иначе стремится вытеснить Аза его наличные границы, ограничивает пространство прежнего бытия А, имея собственную тенденцию стать безграничным. Третья стадия — активное обратное противодействие А положенному в него в(В), их взаимополагание (высвечивание друг в друге). Это ведет к взаимному изменению А и в(В). Теперь отпечаток сам становится отражающим, в то время как А оборачивается отражаемым.

Взаимооборачивание основания и положенного происходит до тех пор, пока у внутренних противоположностей остается доля различия, короче говоря, у них есть что брать друг у друга. Взаимное отражение А и в(В)является внутренним источником развития субстрата А вплоть до превращения его количественных изменений в новое овеществленное качество С. Противоположности А и в(В) постепенно и скрыто становились тождественными в рамках А, а затем их тождество материализуется в форме пространственно определенной новой вещи С.

Поясню сказанное простейшей аналогией. Представим себе, что пространство А залито свежей синей краской, а пространство В— желтой, часть которой в(В) начинает проникать в А. При взаимном высвечивании А и в(В) возникает совершенно новый цвет — зеленый. Получается, что в зеленом в снятом виде содержатся синее и желтое, но зеленое несводимо к ним ни порознь, ни в их механической сумме. «Зеленый эффект» — это неожиданное, часто непредсказуемое («иррациональное») тождество взаимно отражающихся внутренних противоположностей.

 «Зеленый эффект» человеческой практики непредсказуемо наступает, когда люди сильно воздействуют на природу и тем самым вызывают очередной экологический кризис. Если же люди энергично преобразуют сложившийся социальный порядок, то  нечаянно вызывают «эффект Термидора» ― например, в результате Великой французской революции, Октябрьского переворота в России, перестройки в СССР. Иррациональные эффекты крупномасштабной практики чаще разрушительны и отнимают у человека его свободу. Случается, что они могут также благоприятно содействовать социальному и техническому прогрессу.

Следует учитывать всеобщий закон бытия, гласящий, что действие равно противодействию. Иррациональный эффект мощных и как будто разумно планируемых действий человечества обращает совокупного человека из субъекта в неразумный объект, страдающий из-за собственного энергичного целеполагания. Важным следствием знания парадокса эмерджентного эффекта является понимание того обстоятельства, что  по мере усиления воздействия человечества на природу и социальные структуры сокращаются шансы футурологов на создание панорам подлинного будущего.

Таковы три главных парадокса, которые не следует забывать, когда мы начинаем глобально рассуждать о будущем человечества и России.

Литература

1. Бохеньский Ю. Сто суеверий. Краткий философский словарь предрассудков. М.: «ПРОГРЕСС», 1993. С. 72―73.

2. См.: Гегель. Наука логики. Соч. В 3-х тт. М.: Мысль, 1970―1972.

3. Кузанский Н. Об ученом незнании // Кузанский Н. Соч. В 2-х тт. М., 1980.

4. См.: Орлов В. В. Материя, развитие, человек.  Пермь: Пермский ун-т, 1978. 397 с.

5. Пивоваров Д. В. Онтология религии. СПб: «Владимир Даль», 2009. С. 181―201.

6. См.: Пивоваров Д. В. Антиномизм // Современный философский словарь / Под ред. В. Е. Кемерова. Лондон: ПАНПРИНТ,1998. С. 42―44.

7. См.: Поппер К. Нищета историцизма // Вопросы философии. М., 1992. № 10. С. 29 ― 58.

8. См.: Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. 528 с.

9. Тиллих П. Систематическая теология. В 3-х тт. Т. 1―II. М.; СПб: Университетская книга, 2000. С. 60.

Об авторе:

Пивоваров Даниил Валентинович — доктор философских наук, профессор,

заведующий кафедрой религиоведения философского факультета Уральского федерального университета имени первого Президента России Б. Н. Ельцина.

Заслуженный деятель науки Российской Федерации.

Публикуется по:  Пивоваров Д. В.  Три па­ра­док­са прог­но­зи­ро­ва­ния бу­ду­ще­го // Образование и наука. Известия УрО РАО. 2012. №4. С. 118―127.