О вшах, волосах и власти |
Это эссе Честертона интересно не только как художественное произведение, хотя написано, безусловно, блестяще. И также блестяще переведено Н.Л. Трауберг. Оно содержит наблюдения и мысли, которым просто нельзя дать потеряться. К эссе прилагаем наш комментарий.
Недавно врачи и другие лица, которым современный закон разрешил распоряжаться более оборванными собратьями, постановили стричь всех девочек. Конечно, я имею в виду девочек бедных. Много нездоровых обычаев бытует среди богатых девочек, но не скоро, очень не скоро доберутся до них врачи. Постановление объяснили так: поскольку бедным приходится жить в немыслимой тесноте и грязи, им нельзя отпускать волосы, чтобы не завелись вши. Итак, волосы запретили. Почему-то никому не пришло в голову запретить (и уничтожить) вшей. Как всегда в современных спорах, самая их суть не упоминается из скромности. Всякой свободной душе ясно: если вы принуждаете к чему-то дочь извозчика, принуждайте и дочь министра. Я не спрошу, почему врачи не следуют этому правилу, я и так знаю - они не смеют. Они, конечно, объяснят иначе: они укажут, что у бедных вши заведутся скорей. А почему? Потому, что бедных детей (не считаясь с желаниями их домовитых родителей) сгоняют в тесные классы по сорок штук, а у одного из сорока могут быть вши. Почему же? Потому, что бедных так задавили налогами, что их женам приходится работать, значит - у них нет времени на дом; значит - у ребенка могут завестись вши. Поскольку у бедного человека на голове сидит учитель, а на животе - домовладелец, ему приходится терпеть, чтоб волосы его дочери сперва запустили от бедности, потом загрязнили - от скученности и наконец отрезали во имя гигиены. Может быть, он гордился ее волосами. Но кому до него дело? Когда тирания загоняет людей в грязь, наука знает, что ей делать. Долго и накладно отрезать головы тиранам; лучше уж отрезать волосы рабам. Если, скажем, дети бедных докучают богатым и изысканным зубной болью, можно всем поголовно вырвать зубы; если глаз оскорбляют их грязные ногти - вырвем ногти; если из носа течет - долой носы. Пока мы не управились совсем с меньшими братьями, можно сильно упростить их внешность. По-моему, это ничуть не более странно, чем наш теперешний закон: врач входит в дом свободного человека, у чьей дочери могут быть чистые, как снег, волосы, и приказывает остричь их. Никто не догадался, что вши в трущобах свидетельствуют против трущоб, а не против волос. Только вечными установлениями - такими, как волосы, - можем мы поверять установления временные, как, скажем, империи. Если дверь построена так, что вы ударяетесь об нее головой, - сломайте дверь, а не голову. Народ не может восстать, если он не консервативен; если он не сохранил хоть несколько старых убеждений. Страшно подумать, что большая часть старых мятежей не началась бы сейчас вообще, потому что нет уже у народа тех чистых и здравых традиций. Оскорбление, вознесшее молоток Уота Тайлера, сочли бы сейчас медицинским осмотром. Издевательство над Виргинией - свободной любовью. Жестокие слова Фулона "Пускай жрут траву" - советом нежного вегетарианца. Огромные ножницы науки, остригшие кудри бедных школьниц, подбираются все ближе ко всему, чем вправе гордиться народ. Врачи и чиновники не знают, что тело - больше одежды; что суббота - для человека; что все установления на свете будут осуждены или оправданы в зависимости от того, подошли они или нет к здравой человеческой жизни. Политика нормальна, если народ сохраняет голову. Наука и искусство нормальны - если он сохраняет волосы. Вот она, мораль этой басни: надо начать снова, и не там, где начинали. Сейчас я начну с волос бедной девочки. Что-что, а это уж - дело хорошее. Когда мать гордится красотой дочери - это хорошо, даже если все на свете плохо. Такая гордость и любовь - один из пробных камней любой страны и эпохи. Если другие установления этому мешают - тем хуже для них. Если мешают властители, ученые, законы - тем хуже для законов, ученых и властителей. Рыжим волосом замурзанной девочки я подожгу цивилизацию. У девочки должны быть красивые волосы - значит, она должна их мыть; волосы надо мыть - значит, в доме должно быть чисто; в доме должна быть чистота - значит, мать не должна работать; женщина не должна работать - значит, надо меньше драть за жилье; жилье должно быть дешевле - значит, надо перестроить экономику; экономику надо перестроить - значит, нужно восстать. Золотисто-рыжую девочку (которая только что прошла мимо моего окна) нельзя уродовать, мучить, огорчать; нельзя стричь, как каторжанку. Все короны, не подходящие к ее голове, надо сломать; все, что мешает ее красе, надо смести. Мать вправе приказать ей, чтобы она подвязала волосы, но император Вселенной не смеет приказать, чтобы она постриглась. Она - человек, образ Божий. Нагромождения общественной жизни развалятся, сгинут; устои общества рухнут; но волос с ее головы не должен упасть. ---------------------------------------- Но власть везде стремится идти по пути наименьшего сопротивления. Она занимается не причинами событий, а их последствиями. Особенно так называемая демократическая власть... Эта вообще не чувствует присутствия подданных. Выборы - сделка. Вернее, завершение сделки. Власть ничем не обязана голосовавшим, они делали выбор на свой страх и риск... По мнению демократов подданных нет, есть граждане – самоволящие монады социальности, вот пусть эти равноправные участники политического процесса и разбираются со своими проблемами сами, не впутывая туда власть. А ещё этот текст может служить примером того, насколько надо быть внимательным к словам. Никто не вправе принудить ребёнка остричься... Как зто там звучит у Честертона: никто "не смеет приказать, чтобы она постриглась". Опустим концовку - никто не смеет приказать ребёнку... Завоевание ювенальных свобод. Ювенальная юстиция на страже. Ни педагог, ни родитель не полномочны поднимать голос, ребёнок имеет право сам решать, что ему лучше... Вот так забота о ребёнке поворачивается ликвидацией педагогических и семейных традиций... И Честертоном можно прикрыться. Техника цитаты ведь позволяет обрубить фразу в удобном тебе месте... Казалось бы, что там "постричься" - случайное действие, попавшее под руку, на его месте мог бы оказаться любой другой глагол. Ан нет! Вся суть у Честертона в том что человек - образ Божий. И волосы девочки - элемент этого образа. Поднявший на них руку, покушается на то, что другому дано от Бога. Любой бедняк волей властителей может быть лишён множества прав, это всё - социальное и на совести власть имущих, но принудительная стрижка - уже прямая узурпация Божьих даров, и потому - восстание против Бога. Честертон это чувствует ярко и полно... Мы же потеряли способность видеть в земном отражение небесного. Слова у нас стали плоскими, а выводы кривыми. Защищая ребёнка, мы не защищаем в нём образ Божий. Мы не защищаем его душу. По нашим законам нет души. Мы заботимся лишь о его правах.... А права в профанном мире - это то, что тебе дали. Они не растут изнутри, не адресуются к правде и истине. Они - результат социального соглашения. Вот и выходит, что мы защищаем то, что ребёнку не принадлежит. Сначала ему приписываются права, а потом та же компания берётся их защищать. Это ничто иное как манипуляция человеком, ещё более бессовестная, поскольку сам человек ещё не способен понять, что им манипулируют. А ещё хотелось бы обратить внимание на фразу: Народ не может восстать, если он не консервативен; если он не сохранил хоть несколько старых убеждений. Иными словами, народ может быть политической силой, если у него есть традиция. Тогда он может и объединиться (есть основание для объединения), и пойти на лишения и жертвы ради достижения цели (общее выше индивидуального). Если же традиция мертва - народ перестаёт быть силой и становится лишь предметом статистики. Честертон, конечно, поэт. Ему простительно быть наивным. Он мог требовать от власти именно заботы о подданных...
| |
11.05.2010 г. | |
Наверх |
Комментарии
http://svpressa.ru/society/article/21235/
RSS лента комментариев этой записи.