Вопрошание о смысле и освоение мира

Первая глава книги Философия смысла или Телеология

Мартин Хайдеггер обозначил существо философии как вопрошание о смысле. О каком смысле (смыслах) спрашивает философия? Существуют разные подходы к трактовке проблемы смысла. Требование различать смысл-истину, смысл-цель и смысл-ценность выдвинул в числе первых Е. Н. Трубецкой1. Однако этого недостаточно. Обычно дефиницию понятия «смысл» связывают, во-первых, с проблемой познания истинной сущности вещи, и такой подход вполне возможен и правомерен в рамках теории познания (в этом случае бессмысленно то, что ложно). Типичным воплощением такого подхода является платоновская «идея» как смысл вещи, воплощение ее сущности в качестве первообраза, модели и образца. Правда, И. Кант пришел к пессимистичному выводу, что сущность вещей сама по себе непостижима и что ее познание опосредовано формой или явлением.

Во-вторых, смысл нередко понимают как мотив действий и деятельности (и тогда немотивированность расценивается как бессмысленность).

В-третьих, смысл есть то, что схвачено мыслью, понято и сопряжено с другими мыслями (бессмысленно то, что не понято).

В-четвертых, смысл есть подчиненность деятельности человека какой-либо конечной цели, то есть целесообразность (бессмысленность тождественна бесцельности).

В-пятых, осмысление создает системно-целостное видение мира (симптомом бессмысленности являются бессистемность и бессвязность мысли и речи), и смысл образуется из системы ценностной картины мира. Потребность в систематизировании и упорядоченной организации является в немалой степени врожденной.

В-шестых, смысл имеет ценность как некий организующий принцип и ориентир (бессмысленность в этом случае проявляется как дезориентированность и дезорганизованность).

В-седьмых, смысл имеет последовательность, обусловленность и логическую правильность размышлений (путаница, непоследовательность и нелогичность есть бессмысленность).

В-восьмых, смысл выявляется как отношение к потребностям человека (отсутствие связи с потребностями является проявлением бессмысленности). Нам представляется наиболее важным этот последний, ценностный аспект - связь с потреблением. М. М. Бахтин определял смысл как ответ на какой-либо вопрос, но коль скоро наши вопросы обусловлены потребностями, нетрудно обнаружить связь смысла с потребностями человека: то, что не отвечает на наши потребности, лишено смысла. При этом мы можем различать потребности субъективно-личного характера и общественные потребности, что позволяет выделять личностные смыслы и общезначимые, социальные смыслы.

Фундаментальным свойством человека является способность сознания, которая задает человеку потребность рефлексии, отдавания себе отчета о себе и своей деятельности, опережающего отражения и предвидения последствий деятельности человека. Все это порождает представление о смысле каждого нашего действия. Человек обычно работает ради заработка, чтобы обеспечить свою семью; он ест, потому что испытывает чувство голода; гуляет и беседует с друзьями, потому что испытывает потребность общения с ними; смотрит телевизор, чтобы узнать, что творится в мире. Все эти действия могут получать оправдание и объяснение, то есть имеют смысл, ибо связаны с жизнью человека и удовлетворением его потребностей.

Освоение. Что такое «освоение»? Это слово считается понятным и очевидным, полагают, что речь идет о превращении чего-либо в «свое».

Давайте сопоставим две пары понятий: «присвоение» и «отчуждение»; «освоение» и «очуждение». Допустим, студент приходит в аудиторию раньше всех и видит на столе авторучку. Чья она? - Как бы ничья, ведь хозяина нет. Если студент кладет эту авторучку в карман (хотя лучше этого не делать), то он присваивает чужую вещь. Действие здесь имеет материально-предметный и относительно завершенный характер. Относительно завершенный потому, что кто-то, увидев эту ручку у него, говорит: «О, это моя, я оставил вчера в аудитории, отдавай!» - и производит отчуждение. И опять действие материально-предметное и относительно завершенное.

В отличие от этого, «освоение» есть воображаемый, духовный процесс. Когда мы что-либо осваиваем, мы это «в кармане» не уносим. Мы уносим в голове, в сознании осмысленную информацию о том, что мы освоили. Аналогично и «очуждение» следует считать психологическим, негативным отношением настороженности, бдительности к тому, что может представлять для нас угрозу. К. Маркс, введя понятие «отчуждение», имел в виду именно материально-вещные отношения, но психологи не обратили на это внимания и стали использовать его неверно, вместо понятия «очуждение», в психологическом смысле.

Словари определяют слово «освоение» через глагол «освоить» - «усвоить, постичь что-либо, вполне овладеть чем-либо, включить в круг своей хозяйственной деятельности»2. В. И. Даль отмечал следующие его значения: «усвоить, присвоить, сделать своим, сделать обычным, обиходным»3. М. Фасмер сближает по смыслу слова «свой» и «свобода», полагая, что они происходят от одной корневой основы4. Свобода возможна лишь в «своем» мире, освоение мира есть условие свободы.

В числе первых использовали термин «освоение» для характеристики отношения человека к миру В. П. Тугаринов, А. Н. Чанышев и А. Курелла. Понятие «освоение» применяется философами для характеристики эстетического отношения человека к миру (А. Ф. Еремеев, М. С. Каган, Н. З. Коротков). Одной из первых предприняла предметный анализ категории «освоение» Т. А. Рунева. Она рассматривает освоение как сущность деятельности: «Освоение есть осуществляемое в процессе универсальной человеческой деятельности превращение природной и общественной необходимости в свободу, законов объективной действительности - в законы человеческой деятельности, условий социального бытия человека в его собственную сущность»5. Такая точка зрения на «освоение» возможна, но не обязательна, потому что, подойдя с других позиций, сущность деятельности можно определить как удовлетворение потребностей, которому служит освоение. Осваивая, делая своими предметы и явления окружающего мира, человек вовлекает их в сферу своего существования. Как считает Н. З. Коротков, освоение - это процесс «превращения» предметов окружающего мира в человеческие ценности, при этом происходит социальное становление человека6.

И все же в термин «освоение» следует вкладывать более широкий аксиологический смысл, связанный с взаимоотношениями человека и социума с миром и космосом не только в эстетическом аспекте. Когда речь идет об отдельном человеке и его освоении мира, то имеется в виду человек как представитель социума, осваивающий, очеловечивающий природу. Здесь более приемлемо понимание термина «освоение» немецким философом А. Куреллой, писавшим: человек «единственное существо, которое в состоянии как индивид и как род проявить свою внутреннюю сущность, свое, так отделить его от себя, что это свое оказывается затем противостоящим ему как нечто чужое. В качестве чужого (и только в качестве такого) свое получает долговечность, и благодаря этой долговечности (и только благодаря ей) оно может быть присвоено либо тем, кем оно отчуждено, либо другими, чужими людьми»7. Процесс обмена со средой заключается во взаимопереходе чужого в свое и своего в чужое. По словам В. П. Тугаринова, «в основе освоения мира человечеством и отдельным индивидом лежит триединый акт: познание - оценка - практика. На начальных этапах истории эти стороны или формы освоения мира, поскольку все они направлены в конечном счете на удовлетворение нужд человека, достигаемое в практике, и поскольку познание и оценка были ограничены непосредственным удовлетворением этих потребностей, были включены в процесс практики»8.

Для характеристики материального обмена более уместны термины «присвоение» и «отчуждение», которые выражают прерывность, материальность и относительную завершенность процессов. Что присвоено, то стало своим, и наоборот - что отчуждено, стало чужим на данный момент полностью. Средством, инструментом и знаком присвоения предметов могут быть, например, язык, которым облизывают вещь, чем присваивают ее, или на нее ставят метки, тавро, тамгу, освоенную территорию обозначают межевыми знаками, пограничными столбами. К этому же может быть сведена сущность обряда инициации у древних и «примитивных» народов: молодежь, достигшая возраста половой зрелости, принимается в число полноправных членов, община «присваивает» их, делает своими. Но принять в общину можно и «чужого», если он примет обряд посвящения. Этой же цели служили обряды побратимства, кумовства и др.

При осмыслении отношений индивида и объективного социального опыта необходимо пользоваться термином «усвоение». Усвоением называют «процесс воспроизведения индивидом исторически сформированных, общественно выработанных способностей, способов поведения, знаний, умений и навыков, процесс их превращения в формы индивидуальной субъективной деятельности». Усвоение всегда выступает как процесс интериоризации, «воспроизводства в формах субъективной (внутренней) деятельности первоначально внешне заданных образцов общественного опыта и средств ориентации в нем»9. Усвоение опыта деятельности происходит двумя путями: путем подражания практической деятельности, которую наблюдают, и путем идеального (знакового) подражания, по описаниям и образцам. При этом необходимо оговориться, что усвоение социального опыта субъектом-индивидом всегда имеет характер освоения, потому что, усваивая объективный общественный опыт, он придает ему субъективную форму, вписывает в свое видение мира.

Вот как об этом писал христианский мыслитель Аврелий Августин: «Я схватывал памятью, когда взрослые называли какую-нибудь вещь, и по этому слову оборачивались к ней; я видел это и запоминал: прозвучавшим словом называлась именно эта вещь. Что взрослые хотели ее назвать, это было видно по их жестам, по этому естественному языку всех народов, слагающемуся из выражения лица, подмигивания, разных телодвижений и звуков, выражающих состояние души, которая просит, получает, отбрасывает, избегает. Я постепенно стал соображать, знаками чего являются слова, стоящие в разных предложениях на своем месте и мною часто слышимые, принудил свои уста справляться с этими знаками и стал ими выражать свои желания»10. Примерно таков порядок усвоения социального опыта индивидом на достаточно высоких ступенях развития общества. Он дополняется индивидуальным опытом номинации, о котором писал К. И. Чуковский в очерках «От двух до пяти». Ребенок, как было замечено, пытается охватить, выразить в имени сущностные признаки, свойства и отношения предмета. Подобными принципами руководствовался человек и в филогенезе.

Духовное освоение имеет воображаемый, интеллектуальный характер и складывается из познания, понимания (сознания) и осмысления (оценки). Понимание нередко определяют как познание с помощью понятий. Но это не исчерпывает существа дела. Слова «понятие», «понимание» происходят от древнерусского «имати», «ять» (брать, взять), родственных словам «имя», «имена». «Понимание» изначально имело смысл овладения, взятия, «имя» - это знак принятости в «свой» мир.

Как заметил А. Бергсон, понимать - это значит «спросить у предмета, что нам с ним делать, что он может нам сделать»11, то есть какие наши потребности он может удовлетворить.

К. Р. Мегрелидзе определяет понимание вещи или ситуации как «усмотрение ее строя, ее структуры, ее места или значения в системе задач, занимающих сознание. Согласно этому, понятие будет усмотренное сознанием смысловое отношение объектов, закон внутреннего строения или реальное значение...»12. Понятие обобщает один признак, свойство, аспект множества предметов, в этом смысле понятие однозначно. Понятие обозначает множество предметов, взятых в одном отношении, под одним углом зрения, поэтому оно и стало фундаментом рационализма. Существенно также, что понятие отвлекается от отношения субъекта к объекту, имеет объективный характер по отношению к индивидуальному субъекту. Оно фиксирует обобщенное и абстрагированное свойство многих предметов, познанных, изученных субъектом, который предстает в этом процессе как безличный представитель социума.

В мифологическом сознании освоение предмета осуществляется через выяснение его происхождения, и это вполне «логично». Говоря словами С. С. Аверинцева, «по логике мифологического символа понять загадку и понять... самое загадывающую - одно и то же. На этой логике основан, между прочим, распространенный сказочный мотив невесты, задающей загадки претендующим на ее руку; разгадка - условие брачной ночи, ибо ее аналог»13. Таким образом, истоки слова «понять» восходят к представлению о практическом освоении (овладении) предметами.

Но зададимся вопросом: «Что такое смысл?» Своеобразный ответ дал на него М. М. Бахтин: «Смыслами я называю ответы на вопросы. То, что ни на какой вопрос не отвечает, лишено для нас смысла». И далее: «Смысл не может (и не хочет) менять физические, материальные и другие явления, он не может действовать как материальная сила. Да он и не нуждается в этом: он сам сильнее всякой силы, он меняет тотальный смысл события и действительности, не меняя ни йоты в их действительном (бытийном) составе, все остается как было, но приобретает совершенно иной смысл (смысловое преображение бытия). Каждое слово текста преобразуется в новом контексте»14. Тем более, что «смысл слова всецело определяется его контекстом. В сущности, сколько контекстов употребления данного слова, - столько его значений»15. Каждый знак может вступать в отношения с любыми другими знаками и образовывать новые смыслы. И тогда в семиосфере возникает многомерное пространство, затянутое «паутиной» смыслоотношений. В ней легко заблудиться и запутаться. М. М. Бахтин утверждал, что «смыслы» не умирают, в них «нет ничего абсолютно мертвого: у каждого смысла будет свой праздник возрождения»16.

Что порождает смысл? Он связан с вопросами, которые мы задаем:

1) что? - знание предметное;

2) где? - знание топографическое, или географическое;

3) когда? - знание хронографическое, или историческое;

4) почему? - знание причинное;

5) как? - знание технологическое;

6) зачем? для какой цели? - знание телеологическое.

Какие же вопросы мы задаем чаще всего? - Что, где, когда. В ответ на вопрос «что?» мы получаем предметное знание, или знание о предмете. На вопрос «когда?» мы получаем историческое знание. На вопрос «где?» мы получаем географическое знание. Эти вопросы нередко называют эмпирическими вопросами, и знание, получаемое в ответ, - эмпирическое знание, оно доступно любому внимательному и наблюдательному человеку. Четвертый вопрос - «почему?», в ответ на него мы получаем причинное знание. Это уже теоретическое знание, которое, как говорится, «на дороге не валяется». Чтобы его получить, следует обладать памятью, умением логически мыслить, чтобы сделать правильные выводы из имеющихся фактов. Пятый вопрос - «как, каким образом?», в ответ на него мы получаем технологическое знание. Тоже достаточно важное знание: человека, обладающего технологическим знанием и опытом, ценят. Однако самый главный вопрос - шестой, это вопрос «зачем?» Если на него нет ответа, то все предыдущие вопросы напрасны. Если мы не знаем, зачем нам все то, что рассказывается в этой книжке, то пользы от этого знания минимум.

Структуру освоения можно изобразить в виде такой схемы:

Здесь представлена наглядная модель процесса освоения мира, показывающая, что, во-первых, освоение мира есть ответ на потребности человека; во-вторых, освоение мира есть его осмысление; в-третьих, осмысление есть выявление ценностных отношений, построение ценностной картины мира, связанной с задачами удовлетворения потребностей.

Освоение - не столько познание (которое есть первая, предварительная, необходимая, хотя и не главная ступень), сколько осмысление, выявление смысла осваиваемой вещи, ее отношения к потребностям человека. Вот эта вторая ступень - осмысление - является самой важной в освоении. Поэтому определение М. М. Бахтина можно уточнить: смысл - это не только то, что отвечает на какой-либо вопрос, но и то, что отвечает на наши потребности (личные или общественные). Как заметил В. О. Ключевский, «цена всякого знания определяется его связью с нашими нуждами, стремлениями и поступками; иначе знание становится простым балластом памяти, пригодным для ослабления житейской качки разве что пустому кораблю, который идет без настоящего ценного груза»17.

Как же раскрыть, понять, разъяснить и прокомментировать смысл какого-либо образа или символа? - задается вопросом М. М. Бахтин и отвечает: «Только с помощью другого (изоморфного) смысла (символа или образа). Растворить его в понятиях невозможно». В крайнем случае возможны или относительная рационализация смысла, то есть обычный научный анализ, или углубление его горизонта с помощью других смыслов, путем расширения далекого контекста, - это позволяет сделать философско-художественная интерпретация. Поэтому, как замечает Бахтин, такое «истолкование символических структур принуждено уходить в бесконечность символических смыслов, поэтому оно и не может стать научным в смысле научности точных наук. ...Интер-претация смыслов не может быть научной (в смысле критериев естественных наук. - В. П.), но она глубоко познавательна. Она может непосредственно послужить практике, имеющей дело с вещами»18, ибо раскрывает смысловой контекст.

В то же время «...явление природы не имеет "значения", только знаки (в том числе слова) имеют значения. Поэтому всякое изучение знаков, по какому бы направлению оно дальше ни пошло, обязательно начинается с понимания». Бахтин предлагал рассматривать его как «превращение чужого в свое-чужое»19, поскольку лишь во взаимодействии с другими чужими идеями своя идея достигает полного расцвета20.

Вопрос о смысле уточняет Н. А. Бердяев: «Смысл связан с концом. И если бы не было конца, т. е. если бы в нашем мире была дурная бесконечность жизни, то смысла в жизни не было бы. Смысл лежит за пределами этого замкнутого мира, и обретение смысла предполагает конец в этом мире»21.

Сущность вещи и ее смысл. Когда-то Сократ полагал, что сущность вещей может быть сведена к обнаружению общего в различном, но вскоре открылось, что далеко не во всех случаях этот подход дает удовлетворительный результат. Например, сущность человека не может быть исчерпана его родовым качеством, и тогда на первый план у Сократа (в диалоге «Алкивиад I») вышло понятие души как сущности человека.

Платон определил сущность вещей гораздо проще, введя понятие идеи как сущности вещей, их первообраза, архетипа и модели. Аристотель продолжил анализ этой проблемы, добавив понятия субстанции как формы и материала и энтелехии как актуализованности вещи в форме и материале.

Многие философы обращались к этой проблеме, разбирая разные ее стороны. Так, Джон Локк опирается на понятие «здравого смысла» как на исходное априорное представление, которое должно быть общей для всех точкой отсчета при построении любых познавательных процедур.

Наиболее интересным представляется исследование А. Ф. Лосева в работе «Сáмое самó»22. Согласно обычному для него подходу (аналоги которого мы можем обнаружить у Фомы Аквинского), он разбирает сначала отрицательные определения сущности вещи. Ее нельзя свести ни к материи, ни к форме, ни даже к единству формы и материала, последние есть лишь результат нашего логического мышления. Далее, вещь не может быть сведена ни к одному из ее признаков, ни к их совокупности, вещь может быть определена только из самой себя через интерпретацию абсолютной индивидуальности вещи в символических формах. Конечно, надо отдавать себе отчет, что полностью раскрыть сущность вещи невозможно, она предстает как тайна, явленная в вещи и рационально не постижимая, но выразимая в знаково-символической форме. И тогда он приходит к заключению: «Все существующее есть символ абсолютной самости»23, то есть Бога.

Конечно, сущность вещи не совпадает с ее смыслом. «...Самость - выше всяких различений, смысл же требует отличения себя от всего иного и требует различений внутри себя»24. А. Ф. Лосев отвергает теории, сводящие вещь только к смыслу или же низводящие смысл к роли придатка вещи. Смысл не существует вне вещи, он противостоит бессмысленности, но сама вещь существует вне смысла, до смысла, порождая смысл, вещь - источник смысла. Но и смысл обладает некоторой относительной самостоятельностью. «Смысл бытия есть все то, что можно о нем помыслить, почувствовать, представить», «смысл вещи есть то, чем она отличается от всего прочего»25. Смысл вещи отличает ее от других вещей, сохраняя самотождественность во всех ее отношениях.

Любой смысл, по нашему убеждению, определяется целью, целесообразностью, которая связана с потребностями человека.

Значение и смысл. Одним из трудных вопросов семиотики считается разведение понятий «смысл» и «значение», поскольку речь здесь идет о разных аспектах содержания знака. Помог прояснить эту проблему Ч. Пирс, введя разделение семиотики на три дисциплины: синтактику (науку об отношениях между знаками), семантику (науку об отношениях знака и обозначаемого) и прагматику (науку об отношениях между субъектом, использующим знаки, и тем, что эти знаки обозначают). Последнее предстает как смысл по отношению к субъекту. И тогда понятно, что значение есть проблема семантики, а смысл - проблема прагматики.

Все многообразие смыслов можно подразделить на два вида: личные и общезначимые (социальные). Личностные, или личные, смыслы имеют отношения к значимым лишь для отдельного человека потребностям и следам в памяти, связанным с какими-то событиями его личной жизни. Так, засушенный в книге цветок может мне напоминать о какой-то встрече или разговоре и важен для меня как память об этом событии, в этом его смысл для меня. Другому человеку этот засушенный цветок ничего не говорит, это только мусор, разве что может служить закладкой в книге. Но если на столе лежит авторучка и паста в ней не закончилась, то эта ручка имеет смысл средства для письма и может послужить любому человеку, умеющему писать и нуждающемуся в инструменте для этого.

Как справедливо замечает Н. К. Гаврюшин, русское слово «сѣмысл» изначально есть «со-мысль, сопряжение мыслей, диалектическое равновесие умных энергий»26. В немецком Sinn, французском sens, английском sense - сильнее чувственный компонент; напротив, в немецком Begriff, английском conception - слишком сильно рациональное начало. В русском слове «смысл» нет этих крайностей, оно и не слишком рациональное и не слишком чувственное, сочетает и то и другое, рациональное и иррациональное.

Культура как семиосфера направлена на освоение мира, осмысление его, обеспечение взаимопонимания, самовыражения и самореализации. Изначально язык рассматривался как система магических знаков-символов. Каждая буква почиталась носителем числовых, сакральных и эзотерических смыслов. «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец», - говорит Бог устами ангела в Откровении Иоанна Богослова. Затем таким воплощением системы смыслов может почитаться словарь. Вот как видел это С. Я. Маршак:

Усердней с каждым днем гляжу в словарь.

В его столбцах мерцают искры чувства.

В подвалы слов не раз сойдет искусство,

Держа в руке свой потайной фонарь.

На всех словах события печать.

Они дались недаром человеку.

Читаю: «Век. От века. Вековать.

Век доживать. Бог сыну не дал веку.

Век заедать, век заживать чужой...»

В словах звучит укор, и гнев, и совесть.

Нет, не словарь лежит передо мной,

А древняя рассыпанная повесть.

Язык - это «дом бытия» (М. Хайдеггер) культуры, это ее форма, а, по верному замечанию К. Н. Леонтьева, «форма есть деспотизм внутренней идеи, не дающей материи разбегаться»27. Но самое главное в языке - это его понимание, осмысленность, насыщенность смыслом.

В языке современной семиотики выделяют два плана - денотативный и коннотативный. Денотативное значение соотносимо с платоновской «идеей», это типовое значение, являющееся образцом, выражающим основные сущностные характеристики, свойства объекта. Коннотативные значения - это дополнительные, переносные, возникающие из соотнесения с системой ценностей контекста культуры, с «идеологией». Ролан Барт выделяет пять основных кодов, помогающих деконструировать художественный текст: герменевтический (Голос Истины), проэретический (Голос Эмпирии, или действия), семный (Голос Личности, или значения), референциальный (Голос Знака, или культурный), символический (Голос Символа). Эти «пять кодов образуют своего рода ячеистую сеть, топику, через которую пропускается любой текст. <...> ...Код - это перспектива цитаций, мираж, сотканный из структур...»28, помогающий обнаружить коннотативные смыслы текста.

Каждый знак имеет значение, ибо выражает смысл. В чем различие между этими двумя очень близкими терминами? Значение есть проблема семантики как раздела семиотики, где рассматривается отношение знака и обозначаемого, а смысл есть проблема прагматики, которая рассматривает отношение обозначаемого к субъекту высказывания и его потребностям.

Смыслы можно разделить на два больших класса: личностные и социальные. Если какой-то предмет имеет отношение к моим личным, индивидуальным потребностям, то это и называется личностным смыслом. Если же мне лично данный предмет не нужен, но он может пригодиться кому-либо другому, так как обладает потенциальной способностью удовлетворять типичные потребности людей, то это называется социальным смыслом.

Смысл обычно раскрывается в дефиниции, но она обнаруживает не столько смысл, сколько значение. Конкретный смысл знак получает в контексте, строго говоря, сколько контекстов - столько смыслов. Не случайно в словарях стараются приводить несколько примеров контекста, чтобы можно было получить представление о нюансах значений и смыслов.

Как уже было отмечено выше, М. М. Бахтин определил смысл как тó, что отвечает на какой-то вопрос. Если нечто ни на какой вопрос не отвечает, значит, это нечто лишено смысла. Освоение мира есть вопрошание мира о смысле. М. М. Бахтин расчленял понимание на ряд отдельных актов: 1) психофизиологическое восприятие физической стороны знака; 2) узнание его (как знакомого или незнакомого); 3) понимание его значения в данном контексте (ближайшем и более далеком);       4) диалогическое понимание (спор-согласие) и включение в диалогический контекст. При этом он обращал особое внимание на роль оценочного момента в понимании29. Или приведем замечание Ю. М. Лотмана: «то, что не имеет конца, - не имеет и смысла. Осмысление связано с сегментацией недискретного пространства»30. При этом происходит определение границ осмысления интересов, за которыми смысла нет или обнаруживается пространство иных смыслов31. Система смыслов человеческой культуры отражает систему мотиваций (потребностей) человека и различных социальных групп и выражается в системе ценностей как средств удовлетворения этих потребностей. Но если представить себе число субъектов (индивидуальных и групповых) различных интересов, обладающих уникальными наборами ценностных ориентаций, то это позволит понять сложность и многомерность нашей культуры.

Пространство смысла многомерно. Дело в том, что любой знак выражает смысл. В то же время каждый знак может вступать в семиотические отношения со всеми другими знаками, порождая новые смыслы. Но если языков в человеческой культуре более пяти тысяч, а в них по несколько десятков знаков, то можно представить, сколько новых смыслов может быть порождено. Эта картина сопоставима со звездным небом или бездной хаоса, открывающейся бездной бесконечного смысло-ценностного Космоса-Хаоса, которую нужно осваивать, понимать. Понимание есть осмысление (извлечение смысла) и освоение (уяснение ценностных параметров мира).

И все же, как правило, западная философия смысла слишком рационализирована, приземлена, ориентирована на прагматизм, утилитарность, практический, житейский, здравый смысл32.

Российская философия смысла в большей степени «непрактична», она ориентирована не на практику, а на решение метафизических проблем смысла жизни, культуры, истории, мира в целом. В свете этого вопрос о смысле жизни претендует на роль основного вопроса философии.

1 См.: Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. М., 1994. С. 22.

2 Словарь русского языка: В 4 т. М., 1982. Т. 1. С. 882.

3 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1979. Т. 2. С. 694.

4 Cм.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М., 1987. Т. 3. С. 582-583.

5 Рунева Т. А. Освоение как сущность деятельности // Категории исторического материализма в их взаимосвязи. Свердловск, 1978. С. 130.

6 См.: Коротков Н. З. Эстетическое и художественное освоение действительности. Пермь, 1981. С. 4.

7 Курелла А. Свое и чужое. М., 1970. С. 46-47.

8 Тугаринов В. П. Философия сознания. М., 1971. С. 53.

 9 Психологический словарь. М., 1983. С. 379.

10 Августин А. Исповедь. М., 1991. С. 61.

11 Бергсон А. Введение в метафизику // Бергсон А. Творческая эволюция. Материя и память. Минск, 1999. С. 1194.

12 Мегрелидзе К. Р. Основные проблемы социологии мышления. Тбилиси, 1973. С. 213.

13 Аверинцев С. С. К истолкованию символики мифа об Эдипе // Античность и современность. М., 1972. С. 97.

14 Бахтин М. М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 350, 367.

15 Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка. Л., 1929. С. 95.

16 Бахтин М. М. К методологии гуманитарных наук. С. 373.

17 Ключевский В. О. Соч.: В 9 т. М., 1987. Т. 1. С. 60.

18 Бахтин М. М. К методологии гуманитарных наук. С. 362.

19 Там же. С. 371.

20 См.: Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972. С. 146-147.

21 Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993. С. 216.

22 Лосев А. Ф. Самое само // Миф - число - сущность. М., 1994. С. 299-526.

23 Там же. С. 308.

24 Там же. С. 474.

25 Там же. С. 484-485.

26 Гаврюшин Н. К. Русская симфония // Смысл жизни: Антология. М., 1994. С. 9.

27 Леонтьев К. Н. Цветущая сложность. М., 1992. С. 75.

28 Барт Р. S/Z. М., 1994. С. 32.

29 См.: Бахтин М. М. К методологии гуманитарных наук. С. 361.

30 Лотман Ю. М. Смерть как проблема сюжета // Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. С. 417.

31 Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992. С. 267.

32 См.: Бурдье П. Практический смысл. СПб., М., 2001.

К следующей главе

Назад, к оглавлению