За ход до цугцванга

Между ваххабитами и штурмовиками

Цугцванг – положение, из которого любой ход ведёт к проигрышу. Я довольно плохо играю в шашки, и попасть в цугцванг для меня – обычное дело. Хотя кое-какой опыт, видимо, накопить мне всё-таки удалось: с определенного хода меня начинает мучать предощущение цугцванга, я начинаю более внимательно отслеживать последствия своих ходов, и иногда это помогает… Такой вот житейский опыт…

В последнее время знакомое предощущение цугцванга меня не оставляет. Только касается оно не шашек, а нашей общественной жизни. Ещё немного, и хороших ходов просто не останется… Коридор возможностей сужается, и довольно стремительно. Самой большой проблемой является национальный вопрос.

Одну стенку коридора тут образуют лица, перебравшиеся с национальных окраин и ближнего зарубежья на историческую русскую землю, или попросту говоря, мигранты. Их много, они заметны. Но по-настоящему беда не в том, что кто-то к нам приехал. Беда в культуре, носителями которой они являются. Идеальной является ситуация вхождение приехавшего человека в существующий «материковый» культурный контекст. Полное вхождение называется ассимиляцией, частичное - адаптацией. Ассимилировать такую массу, наверное, невозможно. А адаптация получается уж очень специфичной… Торгово-криминальная адаптация… Но даже если бы адаптации вообще не было, это само по себе ещё не страшно. Наличие национальных анклавов, культурных землячеств на русской «материковой» земле вполне допустимо, если они образованы культурным ядром других национальностей. Практически во всех культурах есть подлинно духовный пласт, есть люди достойные уважения (и именно они обычно наиболее уважаемы в своих народах), есть героика и высокий эпос, да мало ли что хорошего можно отыскать в своих соседях?! Подобные открытия в культурах друг друга образуют надёжную основу для межкультурного диалога и межнационального сотрудничества.

Однако всё это не относится к нашей нынешней ситуации. Культуру, которую к нам привезли, можно назвать по-разному, например, культурой ущелий, периферийной культурой, но на самом деле – это современное нам варварство, противостоящее культуре как таковой. Духовное состояние, в котором находится огромная масса приехавших, никак не соотносится с ядром их национальных культур. В процессе перемещения масс сложное, как правило, утрачивается, остаются наиболее примитивные элементы, по преимуществу – внешние. Например, внешняя религиозность.

Исторически религия тех, кто сегодня едет на русский «материк», - ислам. Но из всего ислама в условиях варварства легче всего воспринимается то, что не требует каких-то духовных и интеллектуальных усилий, а потворствует обычным страстям, – в частности, чувство превосходства «верных» над «неверными». В результате мы имеем не просто варварство, а агрессию, прорывающуюся как раз у тех, кто наиболее далеко оторвался от культурного ядра собственной национальности. Именно поэтому среди новых варваров прогрессирует ваххабизм – учение, легитимирующее агрессию.

В целом ситуация в рамках русской цивилизации (или российской государственности) выглядит как наступление периферии на метрополию. Когда-то именно так пал Рим. Сегодня Россия рискует повторить судьбу Западной Римской империи. И необходимо предпринимать целенаправленные усилия, чтобы данная стена коридора не обернулась стеной тупика, о которую нас просто размажет.

Но отталкиваясь от опасности быть погребенными под иноплеменным варварством, не следует забывать и о другой стене коридора. Вторую стену образует варварство отечественное, «материковое». Поведение агрессивных приезжих даёт хороший повод выпустить собственную агрессию, «стать как они», «ответить тем же оружием». Поднимается ответная волна «русского» национализма.

Беру слово «русский» в данном случае в кавычки, поскольку собственно русского в подобном национализме немного, да, пожалуй, и нет ничего. Кровь? Генетический код? Об этом в националистической среде принято заявлять, но на самом деле родословной обосновывают уже состоявшийся свой выбор в пользу национализма, а если биография немного подвела, то об этом можно просто не говорить. Национализм может апеллировать к вере, причем как к Православию, так и язычеству. Но при этом Православие понимается поверхностно (зеркальное отображение варварства «от ислама»), чуть ли не как исключительно ношение нательного креста. Русская культура оказывается во многом сомнительной, по причине присутствия в ней инородного (прежде всего, «жидовского») элемента. Модель поведения подобных «русских» националистов интернациональна, это - тиражированное варварство, непревзойденным образцом которого является гитлеровский фашизм.

В нормальных условиях варварский национализм у русского народа не может найти поддержки, всё-таки тысячелетняя история духовной жизни даёт о себе знать, да и наш национальный характер под маску брутального националиста ложится плохо. Однако в условиях агрессии иноплеменного варварства, когда ни власть, ни общество не предлагают иных механизмов противостояния угрозе потери всего – национальной идентичности, страны и даже жизни, самое простое решение становится наиболее востребованным. Мы видим, как череда инцидентов, каждый раз вырастающих из очередного нашего унижения или преступления против русских, приводит к ответу, замешанном на самом примитивной реализации национального сознания. Ещё немного нас попинать, и русский национализм станет повсеместной реальностью. При этом мы потеряем, если не всё, так многое – историю, миссию, дух, душу, веру. Но сохраним жизнь и, может быть, государство. В этом случае хамовитых мигрантов на улицах заменят марширующие штурмовики.

И вот эта вилка – или развал русской метрополии или «русская диктатура» - с каждым днём становится всё неизбежней. Цугцванг надвигается. Времени на поиск хорошего хода практически не остаётся. Как и веры в умение и мудрость игроков. Остаётся лишь уповать, что Господь помилует и спасёт удел Своей Матери, как уже не раз бывало в истории.