Успех

Диалектика славы и денег

Семантически успех противопоставляется неудаче. По сути, это - бинарная система. Либо одно, либо другое. Можно говорить о неполном или частичном успехе, но всякий раз мы должны определиться, этот частичный успех - всё же успех или же - неудача. Логика успеха не знает промежуточных состояний.

Семантика успеха активна, даже агрессивна. Стоит только принять успех в качестве одной из категорий, описывающих видение мира, как сразу же возникает императив «быть успешным».  Обойтись без понятия успеха нельзя - надо же как-то оценивать результаты действий и соответствие этих результатов первичным планам.  Но это же означает и зависимость от успешности. Неудачи желать нельзя, стало быть, желать успеха - естественно. Успех становится единственным мерилом продуктивной деятельности.

 Требование успеха тотально.  Единоразовый успех отрицается. Успех, который сменяют неудачи, это - не полный успех, а  значит, и не успех вовсе. Успех должен быть перманентным и идти по нарастающей. Императив успешности захватывает все стороны человеческого бытия. Нельзя мириться с тем, что где-то тебе сопутствуют неудачи. Неудачи следует преобразовать в успех или же зона неудач должна быть отторгнута. Нет смысла заниматься тем, что не даёт результата.

Логика успеха является действенным стимулом, заставляющим человека мобилизоваться. Однако она же способна загнать человека в депрессию и психоз. Мы бы хотели, чтобы наш успех определялся исключительно нашими усилиями, но это не так. Зависимость от успеха, как и всякая чрезмерная зависимость, губительна для личности. Христианство видит  в неприятии успеха в качестве жизненной доминанты одну из самых важных и редких добродетелей - кротость. Кроткий - это не тот, кто просто безропотно сносит давление среды.  Сущность кротости в отсутствии гордыни. Именно гордыня заставляет нас как-то соотноситься с внешней средой, ждать от неё определённых реакций. Кроткий не оценивает себя по реакциям внешней среды. Критерий его деятельности не соотносится с категорией успеха.

И наоборот, успех неизбежно должен иметь привкус публичности, поскольку такова его природа, основанная на человеческой гордости. Наш успех должен быть признан другими людьми. Иными словами, успех измеряется признанием. Чем больше признание, тем больше успех.

В настоящее время мерилом успеха часто выступают деньги. Деньги воплощают в себе возможности, предоставленные обществом. Семантическая цепочка в её идеальном виде выглядит так: успех - публичное признание - возможности, предоставленные обществом, в качестве вознаграждения за успех. Прагматика современной культуры оценивает возможности выше признания, в результате возможности стали восприниматься не как следствие успеха, а как сам успех. И теперь успех измеряется в деньгах.

Император Веспасиан, обложив налогом посещение туалетов, заметил, что «деньги не пахнут». Покупательная сила денег не зависит от источника их происхождения. Возможности, выраженные в деньгах, возникают безотносительно к тому, откуда пришли эти деньги. Следовательно, и успех измеряется только суммой капитала, что  делает его категорией, лежащей за пределами нравственности. Нравственность сегодня лишь ограничивает возможные пути достижение успеха, а не способствует ему. Таким образом, требование успеха приводит к вытеснению нравственности.

Подобное безразличие к методам наблюдалось не всегда. В традиционном, докапиталистическом обществе обладание капиталом ещё не означало общественного признания. К владельцам капитала, нажитого сомнительным путём, отношение было презрительным. Также обстояло дело и с классической формой успеха - славой или, говоря современным языком, популярностью. Неслучайно Пушкин в своём «Памятнике» даёт обоснование собственной славе:

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
       И милость к падшим призывал.

То, что человек известен, немногое значило, важно было, почему человек известен, какова его слава. Народ различал добрую и худую славу. Доброе имя стоило  больше известности. В «Горе от ума» Грибоедова выведен персонаж, всячески добивающийся собственной заметности. Естественно, получилась мелкая и жалкая личность:

(Платон Михайлович Чацкому)

рекомендую!

Как эдаких людей учтивее зовут?

Нежнее? - человек он светский,

Отъявленный мошенник, плут:

Антон Антоныч Загорецкий.

При нём остерегись: переносить горазд,

И в карты не садись: продаст.

А вот ещё яркий штришок:

(Хлёстова)

А знаешь ли, кто мне припас?

Антон Антоныч Загорецкий.

(Загорецкий выставляется вперёд.)

Лгунишка он, картёжник, вор.

(Загорецкий исчезает.)

Впрочем, всегда находились люди, очарованные славой настолько, что готовы были на что угодно, чтобы только прославиться.  Классический пример - Герострат, спаливший храм Артемиды единственно ради увековечения собственного имени.

Человеческая память, в том числе и социальная - не безгранична. Это превращает славу в весьма дефицитный ресурс. Современная эпоха к тому же характеризуется процессами, ещё более усугубляющими ситуацию.

Во-первых, утрачивается христианская картина мира. Жажда успеха перестаёт восприниматься как недолжное устремление души, наоборот успех приобретает черты абсолютной ценности.

Во-вторых, общество демократизируется. Социальные ограничения, замыкающие историю успеха для представителей каждого сословия (класса) внутри своей  социальной страты, больше не действуют.

Наконец, в-третьих, идёт глобализация. Замкнутые сообщества исчезают. Мудрость «лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе» не срабатывает. Не случайно с этой пословицей перекликается поговорка «первый парень на деревне, а деревня в два двора». В условиях глобальных возможностей люди ищут глобального успеха. С другой стороны, локальный успех  невозможен ещё и потому, что локальная публичность уже в значительной степени утрачена. Средства массовой информации нам редко говорят о том, что рядом. О глобальном успехе нам ещё сообщат, о «первом парне на деревне» - нет.

Таким образом, требование успеха стало глобальным и массовым. Проблема заострилась. Массовый запрос на славу привёл к резкому увеличению поля, на котором можно эту славу стяжать.  Отброшенным оказалось требование существенности и значимости свершений. Между положительным и отрицательным полюсами деяний, потрясающих человечество, было обнаружено практически бесконечное пространство действий и состояний, ни на что не влияющих. И это пространство принялись активно столбить, получая не гору, так кочку своей глобальной славы.

В этом отношении весьма показательно культурное значение Книги рекордов Гиннеса. Инициатором книги стал директор-распорядитель пивоваренной компании «Гиннес» сэр Хью Бивер.  Он заметил, что завсегдатаи пабов, как правило, пускаются в споры по разным поводам, и установить истину в этих спорах крайне сложно. Поэтому имеет смысл выпустить сборник ответов на вопросы типа «кто является самой быстрой птицей в Европе?» (Сэр Хью Бивер сам пару раз спорил по этому поводу). Изначально изданный справочник содержал серьёзную информацию, но, имея подобную площадку, фиксирующую самых-самых, сложно не превратить это в индустрию рекордов. Данная площадка соответствует принципам демократичности и массовости - каждый может отрастить себе ногти максимальной длины, а не можешь отрастить ногти, так придумай свою область, в которой ты самый-самый. И сегодня газеты пестрят различными сообщениями о новых рекордсменах, поставивших никому не нужные рекорды.

Но человек не только помнит, он ещё и забывает. Человечеству необходимо постоянно напоминать своё имя, чтобы оно о  тебе не забыло. Обеспечение себя славой - это непрерывный процесс. Тем более что всегда есть конкуренты, стремящиеся у тебя эту славу отнять. Поэтому так много различных конкурсов, чемпионатов, фестивалей, - всё это площадки для воспроизводства актуальной славы.

Но как сравнить два различных конкурса? Как сравнить славу спортсмена и кинозвезды? В современной культуре все подобные вопросы решаются через всеобщий эквивалент, то есть деньги. Деньги уравнивают всех, именно они являются конечным мерилом успеха. А стало быть, любая область, в которой достигается известность, не более чем бизнес. Именно психология успеха в значительной степени ответственна за то, что искусство ныне воспринимается как бизнес. И не только искусство. Все сферы человеческого бытия, подверженные честолюбию, превращаются в бизнес. Сюда можно отнести и науку, и политику и даже благотворительность.

В итоге, деньги повсеместно подменяют понятие пользы. Мы стремимся не приносить пользу, а зарабатывать. Весь смысл сосредоточивается в деньгах, но в деньгах нет жизни. В результате жизнь обессмысливается. Подсознательно это чувствуют все. Гонка за успехом приближает человечество к всеобщему психологическому срыву.