Похвальное слово памяти

Захоронения - материализованная память. Обращение к предкам - возвращение к себе.

Мария Цветаева просила любить ее просто за то, что умрет. Нам не хватает любви для смертных, пока они живы.  Ну, а для мертвых? "Делим с ними их боль и смерть"? Можем ли с чистой совестью сказать им: "Спите мирно, ни о чем не тревожьтесь"?

...Ну, разве не символична в данном контексте судьба Николая Федорова? В 1929 году могилу великого философа памяти, призывавшего обратиться умом и сердцем к кладбищам, к предкам своим, снесли. Место его последнего упокоения (кладбище Скорбященского монастыря) было утрамбовано под игровую площадку... Воистину "могил я милых не найду на перепаханном кладбище" (Вяч .Иванов).

"Похоронен В.В.Розанов 5 февраля 1919 года в Черниговском ските, в Сергиевом Посаде рядом с могилой К.И. Леонтьева. Могилы их не сохранились". Так заканчивается предисловие к двухтомнику оригинальнейшего русского мыслителя. Для него, как и для К.Леонтьева, – "прорицателя будущей России", – главным вопросом жизни была судьба страстно любимой им Родины... Как же "отблагодарила" она своих заступников?!

И сколько еще несохранившихся могил – от Мейерхольда, Цветаевой до Гумилева, Мандельштама и Флоренского – на Богом забытых российских просторах! И "не загладить тех могил слезою, славою".

Сколько других – отторгнутых от родной почвы?! Могилы Бунина, Рахманинова, Павловой... Тарковского, Бродского, Нуриева...

Исследователи называют цифры от 1 до 3 миллионов! Какая нация может позволить себе столь безумное расточительство? (В Китае за могилой Конфуция любовно ухаживают более двух тысяч лет). Как ощутить тут "любовь к отеческим гробам", услышать "завещание могил"?!

Вспоминается наше Новодевичье кладбище. Его ненавязчивая воспитательная роль сравнима, разве что, с бывшей Ленинкой, Третьяковкой, Большим. Трудно поверить, но свободный доступ в этот Пантеон русской славы, питающий гордостью, дающий "покой и просветление души", долгие годы был открыт лишь для родственников усопших в специальные дни и часы.

Отношение к захоронениям зеркально отражает наше восприятие жизни и смерти, уровень нашей культуры, нашего сознания. (У Платонова читаем:"Всюду стояли крестьянские кресты, многие без имени и без памяти о покойном... Позже на кладбище приходили два мужика и негромко отламывали кресты на топливо". 

...Отдаем себе отчет – что в той земле, по которой ходим, на которой строим, сажаем? Ведь, в сущности, живем на кладбище, на погосте. Среди фантомов, в гигантском психоэнергетическом или биоэнергетическом поле тех, чьи жизни унесли в  минувшем столетии шесть российских революций, восемь войн, репрессии, сродни геноциду, массовые голодовки, великие стройки пятилеток... Наконец, пресловутые "девяностые".

Обратимся вновь к платоновскому тексту: "Мертвым доверяться некому, кроме живых, - и нам надо так жить теперь, чтобы смерть наших людей была оправдана счастливой и свободной судьбой нашего народа и тем была взыскана их гибель". Сумеем ли "жить той высшей жизнью, которую нам безмолвно завещали мертвые"? - задавался вопросом писатель и духовидец. И отвечал: "Они (красноармейцы из "Чевенгура") согласились умереть затем, чтобы будущие люди стали лучше их, а мы – будущие, а плохие..." (Сегодняшние же вдвойне плохие, ибо беззастенчиво используем мертвых в корыстных целях. (У Высоцкого:"...как прикрытие используем павших")).

Увы, нам не суждено было оказаться "под охраной мертвых" (Пришвин). Живем "под гнетом непрощения", мертвые не жалеют и не оберегают нас, ибо им не нашлось места в нашем мире, лишенном счастливой и свободной судьбы. Не захотев "жить той высшей жизнью", мы обманули их мечты и надежды, взяв на себя тяжелейший грех забвения, осквернения памяти. Сойдет ли нам это с рук? Ведь "мертвые обладают таинственной силой, / Судьбы стран и народов вершат они".

Память – это и необходимое средство самосохранения. В своих "Лекциях о Прусте" Мамардашвили цитирует писателя: "Забвение есть не смерть тех, о которых мы должны помнить, а смерть нас самих". И сам философ задумывался о том, как мертвые живут среди живых, порождая их состояние, поступки: "Признание нашей вины перед другими, возвышающее страдание, – говорит он, – есть условие продолжения жизни этих других... и нашей возможности быть людьми".

Миллионы незавершенных, несостоявшихся жизней безмолвно взывают к нам о справедливости. Удастся "в душу принять их муки и почтить светлую память бывших" (И.Шмелев), – и они нам  помогут  преодолеть темноту непонимания.

...Разумеется, с памятью связаны не только судьбы предков, каждого из нас, но и судьбы народа, страны. Связано с ней и "что-то мучительное в русской судьбе... то, что нужно до конца изживать" (Н.Бердяев).

"Хоть убей, следа не видно,/ Сбились мы, / Что делать нам! / В поле бес нас водит, видно,/ Да кружит по сторонам" (А.Пушкин). Не катастрофическая ли слабость исторической, национальной памяти стоит за тем "бесом"? Ведь связь времен, о которой писал великий драматург, для нас распалась. И не впервой. И вот уже огненными письменами на стене: "Куда нам плыть?" Поговаривают, если дело так будет продолжаться, приплывем прямехонько в Средневековье.

ХХ ввек словно парализовал нашу память смертельным страхом. Внушил, что на страшные вопросы нет честных ответов, что все повязаны "кровью по совести" (Ф.Достоевский). Ну, а наше время – с крахом былых ценностей, идей, с убожеством интеллектуально-нравственной жизни – еще меньше оставляет места для живой, активной работы памяти. Еще больше стимулирует беспамятство, а с ним и нежелание осознать – и умом и сердцем – героизм и безумие предков, обнаружить несостоятельность собственной жизни. Вечно униженные и оскорбленные, одураченные властью, обманутые русской судьбой, люди самоустранились от ответственности, перестали искать знание, справедливость и правду, ждать от них добра.

Так и "живем, под собою не чуя страну..." (Если в прошлом наши классики называли подобную жизнь скучной или грустной, душной или пошлой, то сегодня воспринимаем ее, как стабильную). Между тем, "великая и последняя борьба ждет человеческой души," – пророчествовал Плотин. Кажется, дождались. Но готовы ли к ней, к тому, чтобы захотеть действовать? Прошлое, подсказывая нам память, несет в себе и будущее. Известно, если прошлое не осмыслить, не пережить, не извлечь из него уроки, оно будет повторяться вновь и вновь. Известно и другое: если историческая память уничтожить, народ превратится в толпу, в стадо баранов, по Брехту. Тем более, когда большинство уверено, что можно комфортно устроится в жизни и без Бога.

...В наши дни громкие призывы к добру, единству и согласию – глупая наивность, принимая во внимание имморальный характер общества, которое, грешным делом, сотворили и отвечать за которое упорно не хотим. Ну, а если не удается новая, другая жизнь, коллективная ответственность не срабатывает, припомним старую истину: "Врачу, исцелился сам!" Похоже, сегодня время "индивидуального творчества", личного спасения. И опорой, почвой здесь для него – память.  Память несет в себе дыхание  жизни. Ориентированная назад, она позволяет нам глядеть вперед. Наше обращение к ней – это обращение к культуре, к жизненному опыту, к воспоминаниям, радость дарующим и к покаянию взывающим. Это память с усопшими, близкими и дальними. Память просвещает (живы ли, чувствуем ли еще?), дает импульс нравственному движению, которое одним позволит выработать собственное миросозерцание, другим – обратиться к вере, поиску Бога. А сумма спасений, как минимум, даст надежду.

Игорь Петрович Корзун