Небытие как альтернатива страданию |
Это - пятая глава из книги Веганство: обнажение смыслов Предыдущая глава: Веганство и история Итак, человечество достигло уровня технологического развития, позволяющего провести тотальную дедоместикацию без критических для себя последствий. Труд животных и сейчас уже практически не используется; от холода неплохо защищают синтетические материалы, а значит, не нужны ни меха, ни шкуры; жилища отапливаются не высушенным навозом (кизяками), а, например, газом. Так что всё сводится, преимущественно, к еде. Если людям привить иные пищевые привычки, проблема будет решена. Однако какие последствия раздомашнивание будет иметь для мира животных? Борцы за права животных представляют ситуацию таким образом, что животные находятся у человека в рабстве. Человек берёт от животных всё, включая саму жизнь, ничего не давая взамен. В интервью Дональда Уотсона, где он вспоминает о дядиной ферме, есть такие слова: "Я жил в родительском доме 21 год, и в течение этого периода я никогда не слышал от моих родителей, дедушек и бабушек, моих 22-х дядей и тёть, моих 16-ти кузин и кузенов, учителей и приходского священника слов, о чём-то хоть отдалённо связанном с нашими обязанностями, которые мы должны иметь по отношению к «тварям Божиим»."[См. Главу 2] Это, конечно, риторический приём. Жизненная правда немного иная. Фермеру надо вставать затемно, чтобы сварить поросятам похлёбку, дать корм курам, подоить корову и выпустить её на пастбище. Человек кормит своих животных, укрывает их от хищников и непогоды, лечит. Любой человек, работающий с животными, принимает на себя определённые обязательства по отношению к ним. Можно было бы назвать это контрактом или соглашением между человеком и животными, но никто не спрашивал у животных, согласны ли они подписать подобный контракт. Впрочем, и сторонники раздомашнивания не могут спросить у животных, согласны ли они этот контракт расторгнуть. Условия навязанного животным сожительства с человеком часто интерпретируются как несправедливые. Человек кормит свинью, чтобы потом её съесть. Выгода человека понятна, а где выгода для свиньи? Какое-то время хлебать пойло и наращивать вес, – разве это выгода? Говоря так, мы оцениваем жизнь свиньи по человеческой мерке, и результат нас не устраивает: мы бы так жить не хотели. Мы переносим свои ценности в мир животных, но что действительно для них является ценным, и допустима ли подобная степень антропоморфизма, чтобы говорить о ценностях в мире свиней? Что потеряют животные, если раздомашнивание состоится? И что приобретут? И вообще, будут ли потери? И будут ли приобретения? Представим себе, что неписаный контракт, предусматривающий совместное бытие человека и животных, расторгнут одним днём. Человек заключил этот контракт, подписавшись с обеих сторон – за себя и за животных; предполагается, что он имеет право его и разорвать. Чтобы сделать ситуацию чуть менее фантастической, допустим, что принят закон о запрете животноводства, который вступает в силу с такой-то даты. Что будут делать владельцы птицефабрик и свиноферм? Они произведут забой всего поголовья. А что им ещё делать? Продолжая рисовать фантастическую перспективу, можно предположить, что некие веганские благотворительные фонды выкупят часть животных. Выкупить всех животных они не смогут, – это равнозначно тому, чтобы перекупить целую отрасль; таких денег ни у кого нет. Итак, ничтожное количество животных спасётся, основная масса погибнет. Освобождение обернётся массовым истреблением, геноцидом культурных видов. Но то, что очевидно при вмещении всего процесса в сжатый отрезок временной шкалы, теряется из вида, если процесс размазать на значительный интервал. Веганы отказываются потреблять продукцию животноводства, ожидая, что падение спроса приведёт к снижению производства. Веганов мало, их модель потребления пока ещё не стала значимым фактором; все последствия где-то там впереди. Чем больше будет веганов, тем сильнее съёжится животноводство, тем меньше животных будет страдать. Питер Сингер в своей книге "Освобождение животных" так и пишет: "Хотя мы не можем идентифицировать каких-либо конкретных животных, которым мы принесли благо, перейдя на вегетарианство, мы можем быть уверены, что наша диета оказала сильное влияние на судьбу множества животных, которых выращивали на фабриках-фермах и забивали для пищевого использования. И эта уверенность вполне обоснована, потому что множество животных выращивались и забивалось в зависимости от прибыльности этого процесса, а, следовательно, от спроса покупателей на этот продукт. Уменьшение спроса снижает цену и снижает прибыль. Снижение спроса означает меньшее число животных, которые будут выращиваться и будут забиты."[1] [1. Singer P. Animal Liberation, Chapter 4. Цитируется по: Сингер Питер Освобождение животных, сокращенный перевод А.И. Петровской. См.: http://www.ecoethics.ru/old/b40/] Тут есть лукавство, возможно, неосознанное. Вегетарианец или веган никак не может "идентифицировать" конкретное животное, которому его пищевое воздержание принесло благо, не потому, что он не обладает необходимой информацией, что, по-видимому, имеет в виду Питер Сингер, а потому, что такого животного просто нет. Все животные, предназначенные к забою, забиваются, никто не минует своей судьбы. Если рынок сжимается, предприятие может сократить производство в следующем цикле. Животных будет выращиваться меньше. Но, всё равно, все выращенные животные будут снова забиты. При сохранении тенденции поголовье стада с каждым производственным циклом будет неуклонно падать, но никогда не найдётся животного, на которого вегетарианец мог бы указать пальцем и сказать: вот, я перестал есть мясо, и благодаря этому данное существо может жить. Разве что вегетарианец выкупит его (многие известные вегетарианцы именно так и поступали). Однако выкуп – это совсем другая модель избавления животного от смерти. Она не связана с пищевым поведением непосредственным образом. Человек, пожалевший животное и выкупивший его, может быть вегетарианцем, но не обязательно: может быть, ему данное животное почему-либо особенно приглянулось. Но что делать с выкупленным животным дальше? Отпустить его на свободу? Есть на Руси такой обычай: ради светлого праздника выкупить птицу, томящуюся в неволе, и выпустить её. Обычно птиц выпускают на Благовещение. До революции в некоторых районах было принято выпускать птиц на Пасху. Освобождённая птица будет петь благодарственную песнь, свидетельствуя перед Богом о сердечной доброте выпустившего её человека.[2] [2. Известно стихотворное свидетельство А.С. Пушкина: В чужбине свято наблюдаю Я стал доступен утешенью; Дети, выпуская выкупленных птиц, пели им песни-веснянки: «Вы по воле полетайте, вы на вольной поживите, к нам весну скорей ведите! За нас Божью Мать молите!» (Коринфский А.А. Народная Русь М., 1901. Стр. 196)] Красивый обычай. И если бы выпускались реальные невольники, он мог бы принести несомненную пользу. Птицы порою действительно содержатся в клетках – ради их красоты и пения. Раньше это могли быть местные лесные птички, теперь же, в основном, попугаи. Попугая не выпустишь: он улетит, может быть, и охотно, но не переживёт зимы. Да и когда в клетках содержались местные птички, много ли было таких содержанцев? А ведь ещё не каждый хозяин согласится свою птицу продать. Желающих же подарить птице свободу всегда было много. Вот и ловили предприимчивые люди под праздник малых птиц, чтобы тех потом выкупили и отпустили. Это пример того, что если выкуп животных становится регулярным, под него возникает свой рынок. Выкупая животное, можно помочь лишь конкретной особи, общего состояния животных такая модель не улучшит. Чем меньше времени животное провело с человеком, тем проще оно возвращается к дикой жизни. Антуан де Сент-Экзюпери устами Лиса из "Маленького принца" (то есть фактически от имени животных) сказал: "ты навсегда в ответе за всех, кого приручил". Понятно, что это высказывание прилагается, как правило, к людям, но разве от этого оно становится несправедливым применительно к животным? Если животное было приручено и провело с человеком достаточно много времени, его нельзя просто вывезти на природу и отпустить. Такое животное сначала надо подготовить к самостоятельному существованию (к жизни без человека). Оно должно, например, вспомнить, как добывать себе еду. Но это прирученное животное, а как быть с домашним, которому и вспоминать-то нечего? Как уже было сказано, при благоприятных условиях домашние животные могут прижиться и в природной среде. Но найти такие условия (или создать их специально) должен человек. Что возможно только для очень ограниченного числа животных. Любое массовое решение будет приводить к гибели животных, которых вроде бы хотели спасти. На самом деле веганы вовсе не думают о подобных решениях. Желание избавить животных от страданий не приводит к поиску путей спасения тех существ, что сегодня наполняют фермы и животноводческие комплексы. Они как бы уже списаны со счетов: их не спасти. И это правда. Если вовремя не подоить корову, она будет страдать от болей в вымени, распираемом изнутри молоком. Освобождение от эксплуатации человеком, таким образом, превращается в пытку. Человек, получая от коровы молоко, тем самым избавляет её от страданий. А взять, к примеру, породы кур с повышенной яйценоскостью: курица несёт столько яиц, что организм не успевает восполнять расход необходимых ему веществ, и курица буквально лысеет, теряя перья. Такие курицы долго не живут. И как ей помочь? Она не может остановиться и не нестись: такова особенность породы, специально выведенной человеком. Если представить себе мир, где возобладало веганское мировоззрение, то в нём подобным породам не будет места. Пора подвести некоторые итоги. Итак, веганская этика игнорирует судьбу живущих сегодня домашних животных: они будут убиты (или замучены), и с этим надо смириться. Более того, чем сильнее будет веганство, тем короче окажется их жизнь: при падении рынка поголовье начнут сокращать, так как содержание животных перестанет себя окупать. Ещё одно: распространение веганства приведёт к исчезновению многих пород; разнообразие мира домашних животных будет утрачено. Стоит спросить, а что имеют в виду веганы, когда говорят о необходимости избавить животных от страданий? Кто тот субъект, который должен перестать страдать, если это не конкретная особь и даже не условный представитель породы? Представитель вида? Но сегодня домашние животные представлены существующими породами, имеющими определённые признаки. Предположим, что им удастся освоиться в дикой природе (хотя, например, как это сделает не летающая, но аппетитная с точки зрения хищников курица – большой вопрос). Одичав, животные потеряют одни признаки и приобретут другие. Они уже не будут домашними животными. Это будет качественно другое существо. Или, если в природе существует их дикий родственник, домашние породы просто исчезнут, растворившись в существующей дикой популяции. Численность такой популяции зависит от условий экосистемы. На определённой местности может выжить лишь ограниченное количество, скажем, свиней или гусей. Их и сейчас ровно столько, сколько может там быть. Дедоместикация не увеличит их количество, поскольку ёмкость экосистемы останется прежней.[3] Страдает ли дикий гусь или нет, мы не знаем, но его положение никак не изменится с исчезновением домашних гусей. У домашних животных не будет наследников, чьё состояние можно было бы сравнить с тем, как страдали их предки. Сейчас страдают одни животные, а будут жить другие. Страдание исчезнет вместе с носителями страдания. [3. Раздомашнивание не приведёт к увеличению областей обитания диких животных: лишившись продуктов животноводства, человечество будет вынуждено восполнить недостаток пропитания за счёт земледелия. Окультуренные земли поменяют назначение, но останутся в хозяйственном обороте.] Веганская философия обычно начинается с утверждения, что животные страдают не в меньшей степени, чем человек. Они также боятся смерти и испытывают боль. И поэтому к ним надо относиться столь же гуманно, как мы относимся к людям. Хорошо, попробуем спроецировать на людей полученную картину. Допустим, есть некое общество, в котором люди живут, страдая, а потом их ждёт неизбежная смерть. Это ужасно, и из гуманных соображений принимается решение избавить людей от страданий. Делается это по описанной схеме: большинство людей ускоренно лишают жизни (так они меньше мучаются), а кого-то перемещают в иные условия – на природу. Теперь они и их дети избавлены от мучений, которые несла им цивилизация, и они могут счастливо жить, например, в условиях тропиков, добывая себе всё необходимое собирательством, которое не будет наносить ущерба экосистеме. Подобный социальный эксперимент по выведению нового человека явно плохо пахнет. У него устойчивый привкус фашизма, и его реализация возможна лишь в условиях жёсткого тоталитаризма, где жизнь человека на самом деле не имеет никакой ценности, несмотря на оправдывающую всё происходящее вроде бы гуманистическую мотивацию. Наверное, никто бы не захотел стать объектом подобного эксперимента. То, что нечто подобное предполагается проделать с животными, показывает, что интерпретация веганами собственных действий как желания обеспечить столь же чуткое и бережное отношение к животным, какое у нас есть к людям, не более чем миф. Отношение к людям персонализировано. Мы должны ценить каждого человека. Обращение с человеком как с вещью, а с обществом как с безликой и безгласной массой заслуживает осуждения. Но именно так предлагается обойтись с животными. Это – не расширение человечности с включением в её сферу других живых существ; скорее уж, тут можно увидеть намёк на противоположный процесс. Отношение к животным как к биомассе, подлежащей формированию в соответствии с неким представлением о том, как всё должно быть, выступает предвестником подобного отношения и к людям. Сегодня то и дело можно услышать мнение, что людей на Земле слишком много. Самопроизвольное развитие человеческого общества истощило окружающую среду и поставило планету на грань экологической катастрофы. Выход из ситуации лежит в переходе к системному управлению. Человечество необходимо переформатировать: людей должно стать меньше, а тем, кто останется, следует привить иные поведенческие стереотипы. Веганство, кстати, относится как раз к таким нововведениям, проходящим этап социального тестирования. Создание централизованной системы
контроля над человечеством сопровождается информационной кампанией, построенной
преимущественно на гуманистических интонациях. Один из наиболее часто
повторяющихся мотивов – избавление от страданий. Никто не должен страдать – ни человек, ни
животное. И если жизнь изобилует страданиями, от них можно избавиться вместе с
жизнью. Не случайно люди, как говорится, с прогрессивным мышлением, то есть
имеющие устроение ума, нужное для построения запрограммированного будущего,
оказываются сторонниками сразу и веганства, и, например, эвтаназии. [Таковы взгляды Питера Сингера]Самый верный способ спасти животное от забоя – этого
преждевременного и страшного окончания жизни – сделать так,
что его жизнь вообще не начнётся. Это перекликается с требованием права уйти из
жизни, чтобы больше не мучиться. Именно поэтому мы видим всплеск интереса к
индийской философии: она давно решает проблему избавления от страданий, и
именно в этом же ключе: чем меньше жизни, тем меньше страданий. Вегетарианство
оказывается мостиком, ведущим от аскезы прошлого в закладываемый сегодня новый
мир, а веганство является уже частью этого нового мира. Предыдущая глава: Веганство и история Следующая глава: А что в серёдке? | ||
22.11.2016 г. | ||
Наверх |