«Неценностный мир» постмодернизма

философско-аксиологический анализ

Изменение социального бытия и ценностного сознания взаимосвязаны. Воздействие индивидуально-ценностного сознания на общественно-ценностное предполагает существенную роль субъективного компонента. Это оценки личности. Оценивание действительности происходит постоянно здесь и сейчас. Неизбежно мы сопоставляем то, что есть сейчас, с тем, что было. В философии существует много подходов для определения современности через противопоставление ее варварству, христианству, модерну и сверхсовременности. Особенно часто используются термины «модерн» и «постмодерн». Различают общество модерна и модернизм как рефлексию эпохи соответственно, общество постмодерна и постмодернизм.

В ХХ в., не говоря уже о ХХІ, сфера деятельности людей возросла, возникли новые типы отношений микро- и мегамиры, виртуальные реальности, где человек не может чувствовать себя целостным. Постмодернизм есть специфическая культурная форма осознания этих миров. Он стремится представительствовать от имени всей эпохи постмодерна. Выявляются направления, школы и авторы внутри классического и неклассического модернизма, которые стали почвой формирования постмодернистского философствования.

Созданный и создаваемый самим человеком мир приобретает независимость от своего творца. Изменяясь в дальнейшем по автономным законам и становясь несоразмерным, «иномерным» человеку как конечному существу, он заново ставит перед ним проблему своего понимания и освоения. Таким становится характер производимой нами «второй и третьей природы» сложной многомерной искусственной реальности, все более и более определяющей нашу жизнь.

Отсюда многочисленные «пост»: постклассическая и постнеклассическая наука, постиндустриальное общество, постистория и постхристианство, постструктурализм и постмодернизм, наконец, все это приближение и частное проявление постчеловеческих свойств окружающей нас реальности в целом, когда человек становится элементом, фактором, агентом чего-то им созданного и более сложного.

Можно себе представить, что ПОСТ - это своего рода интеллектуально-пластический переход, т. е. процесс перехода культуры в некое иное измерение, где все иное. Иные критерии, иные принципы, иные ценностные ориентиры, иные механизмы восприятия себя и мира, иные законы бытия в мире. Там, вероятно, все должно восприниматься, ощущаться, переживаться принципиально по-иному, что недоступно человеку традиционной культуры, классической ментальности.

Необычность постмодернизма в восприятии мира, который находится не где-то далеко, а здесь, рядом, в каждом осколке фрагментарной реальности, которую творит каждый и которая творит каждого рождает многообразие версий, выбор которых дело добровольное.

Постмодернизм не представляет некую отдельную веху в истории человеческой культуры, противоположную предыдущим, а является одним из вариантов, направлений развития, тенденцией среди многих, способом интерпретации и познания мира.

Для определения эпохи постмодернизм стремится выйти за ее пределы. Он стирает грани между искусством и действительностью, критикуя классическую рациональность, привлекая иррациональность.

Постмодернизм - антифундаменталистская парадигма, которая провозглашает, что нет ничего предустановленного, истинного без сомнения, раз и навсегда данного. Ему как типу мировоззрения присущи мозаичность, эклектичность, калейдоскопичность, лоскутность, совмещение несовместимого и т. д.

Как отмечает И. П. Ильин, постмодерн - это химера. «Химеричность постмодерна обусловлена тем, что в нем, как в сновидении, сосуществует несоединимое: бессознательное стремление, пусть и в парадоксальной форме, к целостному и мировоззренчески-эстетическому постижению жизни, и ясное сознание изначальной фрагментарности, принципиально несинтезируемой раздробленности человеческого опыта конца XX столетия».

С позиций постмодернизма признается существование объективной реальности, возможно и представление о реальности, но оно субъективно. Весь мир - это либо игра, либо текст, где правила, как и текст, рождаются на глазах и в то же время организуют игру, не дают ей «расплыться», потерять энергию состязательности. Человек имеет дело лишь со знаками, симулякрами и, создавая все новые и новые интерпретации, осуществляет каждый раз деконструкцию. Ж. Бодрийар определяет социальную реальность как симулятивную: образ реальности имеет не меньшее значение, чем сама реальность, симулякры живут собственной жизнью: рождаются, стареют, умирают независимо от значений, их породивших. Императивом обыденного сознания становится удовольствие, оно присутствует во всех артефактах повседневности; постоянный разговор об удовольствии создаёт иллюзию его постоянного присутствия в мире.

Концепция несамотождественности текста, предполагающая его деструкцию и реконструкцию, разборку и сборку одновременно, намечает выход из лингвоцентризма в телесность, принимающую различные ракурсы желания (Ж. Делёз, Ф. Гваттари), либидозных пульсаций (Ж. Лакан, Ж.-Ф. Лиотар), соблазна (Ж. Бодрийар), отвращения (Ю. Кристева).

Пытаясь объять необъятное, философия постмодернизма напоминает мифологический синкретизм. Критикуя классическую рациональность, постмодернисты «наслаждаются» иррациональностью и отсутствием логики. Это свидетельствует не столько о мировоззрении, сколько о мироощущении, то есть рефлексии человека на уровне глубоко эмоционального, чувственно окрашенного понимания мира. Эмоциональная реакция на окружающий мир сопровождается саморефлексией, столь характерной для автора произведения-текста как «резервуара», источника смыслов. Поэтому неудивительны пространные, иногда тяжеловесные попытки постмодернистских романистов прокомментировать написанное или рассказать о процессе написания. Например, в литературе роман «Улисс» (1922) Дж. Джойса, продемонстрировал одновременно вершину и исчерпанность возможностей метода «потока сознания»: исследование внутренней жизни человека сочетается с размыванием границ характера, психологический анализ нередко превращается в самоцель. Поток сознания не имеет смысловой логики (по крайней мере, не требует), основой является хаотичность продуцируемых смыслов. Сам же автор, Дж. Джойс, не без иронии говорил об «Улиссе», что «насытил свой роман таким количеством загадок, что ученые, комментаторы, критики, литературоведы будут до скончания своих дней биться над их разгадкой». Задумка писателя в том, чтобы дать один день жизни героя как универсальную модель современной жизни вообще.

Источником производимых смыслов является субъект, понимание роли и места которого специфическое. Выделим несколько аспектов понимания субъекта в постмодернизме. 

Субъект зависим от всего и вся желания, нормы, правила и т. д. Он желающая машина, зависимая от правил, ограничений, норм, кодов культуры, в которой живет (Ж. Делёз). Для Р. Барта и Ю. Кристевой достижение субъектом относительной автономности от вездесущих оков идеологии возможно в лоне иррационального.

Происходит дегуманизация субъекта, это его «смерть» и «воскрешение». Осознание своей беспомощности перед природными стихиями, потеря «Я» в потоке информации привело к провозглашению «смерти» автора, субъекта, человека. Желание быть самим собой оборачивается полной противоположностью самого себя (М. Фуко).

Возвращение к себе предъявляет к человеку постоянное оценивание своих поступков, действий, мыслей, желаний. Непрекращающаяся рефлексия удел «заботящихся» людей. Концепт «заботы» М. Фуко тесно связан с проблематикой безумия. Отношение к безумию, безумцам внутри себя и вокруг себя, по М. Фуко, служит мерилом человеческой зрелости, свободы и гуманности. Интерес к патологии, девиантности вызван, по-видимому, поиском инаковости, «Другого» в себе (шизоиндивид Ж. Делеза и Ф. Гваттари). Безумие как прорыв к «Иному». Пристальный интерес к безобразному выливается в его постепенное «приручение» посредством эстетизации, ведущей к размыванию его отличительных признаков.

Если и есть субъект, то это субъект без личности. Субъективация - это процесс индивидуации, личной или коллективной, сводимой к одному или нескольким. Следовательно, существует много типов индивидуации. Существуют индивидуации типа «субъект» (это ты... это я...), но существуют также индивидуации типа события, без субъекта: ветер, атмосфера, время суток, сражение.

Субъект связан и с языком. Человек зависит от языка и через язык обретает свободу. Человеческая открытость бытию через вопрошание оказалась условием свободы, которую стало возможно обрести в пространстве языка как говорения. Субъект становится зависимым от текста, т. к. весь мир текст. Свобода оборачивается множественностью интерпретаций потерей идентичности. Множественное «Я» не может обрести целостность и единство в сознании.

Специфическая трактовка субъекта осуществляет смещение к диалогу языков культуры. Причем такая реконструкция осуществляется на основе равноправного партнерства участников языковой игры. Возможно, что постмодернизм осуществляет переход с позиций классического антропоцентрического гуманизма «на платформу современного универсального гуманизма, чье экологическое измерение обнимает все живое человечество, природу, космос, Вселенную». Многомерность и толерантность постмодернизма позволяет вести диалог не только между культурами разных эпох и народов, но и между художественной, гуманитарной и научнотехнической сферами. Для философии постмодернизма характерен переход к новой многомерной парадигме мышления на основе принципа дополнительности, специфическом вчувствовании.

Открывая возможность полифонии, многообразию, конструирование целостного мировоззрения субъекта остается невозможным.

Постмодернистские принципы философского маргинализма, открытости, описательности, безоценочности ведут к дестабилизации любой системы ценностей. Эпоха тотального ценностного равенства приводит к тому, что ничто не осуждается и не превозносится, нет ни низших, ни высших ценностей все ценности равны. Иерархия ценностей уничтожается. Постмодернистское равенство ценностей формирует у человека специфические душевные состояния. «Присмотримся внимательнее к словосочетанию все равно. Смысл этого языкового выражения прямо говорит о духовно-ценностном состоянии человека постмодернистского бытия, когда отсутствует разница между ценностями, человеку становится безразлично, какую ценность предпочесть. Ведь все ценности равны. Такое состояние души называют безразличием».

Симуляция порождает нейтрализацию полюсов, упорядочивавших перспективное пространство реальности. Происходит нивелирование ценностей, их опошление, и в этот момент всеобщего упрощения окончательно уходят страсть, идеал и торжествует банальность. Мир, утративший свои ценности, считает Ж. Бодрийар, ревностно относится к другим мирам, у которых эти ценности есть.

Позиция Ж. Бодрийара отражает характерное для европейской гуманистической культуры нарастание нигилистических и релятивистских тенденций, которое вряд ли можно объяснить лишь умонастроениями довольно узкого круга гуманитариев.

За манифестно-шокирующими приговорами истории, несомненно, лежат объективные социокультурные основания.

В одном из своих интервью Ж. Бодрийар вспоминает новеллу Х. Л. Борхеса, где идёт речь о некой империи, которая, поработив соседние народы и приговорив их оставаться по ту сторону зеркала, быть отражением своих хозяев, слишком поздно обнаружила, что эти народы вновь обретают свои черты, выходят из Зазеркалья и готовы к борьбе за свою идентичность.

В постмодернистской реальности человек теряет свою идентичность, точнее, теряется в многообразии и множественности «Я» как совокупности относительно независимых друг от друга позиций, каждая из которых обладает своим специфическим набором качеств, ролей, деятельностей, состояний и пр. Каждая грань человеческого «Я» растворяется в сети, игре, тексте. В постмодернизме попытка преодолеть границы приводит к потере «ограниченности» личности, в смысле ее определенности, т. е. к шизофреническому расщеплению - расщеплению между взрывающимися, интроецируемыми и проецируемыми внутренними объектами. По Ж. Делёзу это расщепление «между телом, расчленяемым этими объектами, и телом без органов и без механизмов, порывающим с проецированием так же, как и интроецированием. Депрессивное расщепление проходит между двумя полюсами самоотождествления - то есть, между отождествлением эго с внутренними объектами и его отождествлением с объектом высоты». Осознание, переживание «завершенности» в депрессивной позиции, где объект высоты выходит из себя и уходит в себя, порождает страдание и агрессию как зависть к хорошему, завершенному, совершенному.

Вопросы экологии сознания, духовности, культуры приобрели еще более острую форму. Представляется важным видеть тот предел, где заканчивается удовлетворенность потребностей человека и начинается переизбыток, и, как следствие, потеря чувства адекватности, расшатывание личной системы ценностей, существование на поверхности вещей.

Отрицая обусловленность человека традициями, системой ценностей и игнорируя его самоидентификацию, информация обезличивает человека. В сознание проецируется нейтральный по отношению к человеку мир. Бесповоротный разрыв с традицией оборачивается разрушением самых устойчивых компонентов сознания, утрачивается значимость прежних идеалов, сложившихся ценностей. Быстрая смена ценностных ориентиров, их эклектичность противоречат фундаментальному требованию целостности личности. Система ценностей, как каркасная основа духовности человека, оказывается весьма неустойчивой, лишается самого качества системности.

Понятие свободы превращается в произвол, диалог подменяется коммуникативностью, система ценностей переживает кризис востребованности. Согласно Ж. Делёзу, ценности должны обладать «значимостью в себе», т. е. сами по себе (а не вследствие собственного происхождения), либо иметь ценность для нас (вследствие своеобычных общественных конвенций). Отсюда, по Ж. Делёзу:

• ценности не могут быть объективно общими, ибо ценность-в-себе столь же противоречива, сколь и значение-в-себе: ценность всего значимого соотносима с оценкой;
• ценности не могут быть субъективно общими, ибо субъективность как таковая исключает какой-либо консенсус между отдельными сознаниями.

Однако действительный субъект мышления вовсе не является бестелесным (и, соответственно, лишенным пола, возраста и т. д.) существом. Стало быть, те или иные высказывания, в том числе философские, теологические и т. д. имеют своим источником отнюдь не парящую над миром инстанцию, но производятся вполне определенными людьми. Мы делаем вид, что тот, кто говорит, есть «субъект» вообще, субъект как таковой, затушевывая тем самым реальную вовлеченность всякого говорения в различные отношения.

Существует только обозначение, но не видеть того, что осуществляется обозначение бытия, нельзя. Отрицается сама связь, само отношение между вещами и языком. Отношение же вообще исключить нельзя, потому что язык, если не к реальности, то сам к себе относится. Человек, включаясь в текст или игру, осуществляет тем самым вступление в отношения.

Постмодернизм не может ответить на вопросы «зачем», «для чего», «что дальше», «для чего»? Картина мира, интерпретация незавершенная никто и не настаивает на конечной завершенности. Не снимается вопрос о цели и направленности, иначе текст ради самого текста, игра ради игры. Постмодернизм, может, не столько отвергает ценности, сколько признает вариативность. Проблема в том, что эта вариативность бесконечна. Если каждый, исходя из своей субъективности, определяет сам для себя ценности, то обесценивается весь историко-аксиологический опыт.

Человек, как без цели, так и без ценностей не состоятелен, потому что человек с «абсолютной неопределенностью» растворяется в бытии, где «все» и «ничего» отождествляются. Отсутствие противоположностей рождает равнодушие индифферентность. Выход из лабиринта мышления возможен при определении направленности или цели.

Равнодушие, безразличие, малодушие, монотонность и ничтожность, преобладающие в душе человека, нельзя отнести ни к экзистенциалиям, ни к трансценденталиям. Экзистенциалии формируются в процессе осознания и переживания человеком неподлинности своего существования это тоска, скука, страх, суета, томление духа, одиночество и другие. Но когда человек стремится вырваться за границы своего низшего, ложного бытия в мир высший, истинный, то у него формируется специфическое состояние, состоящее из трансценденталий это надежда, вера, любовь. Экзистенциальные установки могут эволюционировать в установки трансцендентальные. Душевные состояния, которые характеризуют человека постмодернизма, не имеют направления. Человек постмодернизма сам обрекает себя на хождение по кругу, выхода за пределы нет, опять-таки же из-за отсутствия полярности. Ставить вопрос о дальнейшем существовании нет смысла. Самореализация личности невозможна без соотнесения себя с действительностью, без понимания перспектив социальной реальности. Вне связи с объектом у субъекта остается лишь самоирония, нигилизм и удовлетворение ради удовлетворения.

Постмодернизм, поставленные им вопросы, безусловно, значимые для философской традиции, - это анализ современного, кризисного, безумного ускоряющегося мира; разработка темы отчуждения человека в современную эпоху; осознание конечности человека как рода перед лицом Вселенной, проникновение в глубины сознания и т. д. Положительное значение постмодернизма в том, что постмодернизм бежит ото всех форм монизма, унификации и тоталитаризации, провозглашает множественность и конкуренцию парадигм. Постмодернизм радикально плюралистичен благодаря осознанию бесспорной ценности различных концепций и проектов. Плюральность и множественность всегда имеют положительное значение, если связь с историей и объективной реальностью не отрицается.