Мат несёт мощный заряд культурной деградации

Грязная брань – практически «норма» современной жизни. Что такое мат? Почему он табуирован в обществе, думающем о своем настоящем и будущем? Что означает матерщина из глоток подростков и девушек?.. 

На вопросы секретаря-координатора Кавказского геополитического клуба Яны Амелиной отвечает редактор сайта Культуролог Андрей Карпов

Уважаемый Андрей Владимирович, все мы с детства знаем, что материться - плохо (чуть позже узнаём, что - грешно). А почему, собственно? Почему мат - это «плохие слова», как говорят в детстве, или сквернословие, как определяют это во взрослой жизни? Почему Церковь так внимательна к этому греху?

 Раньше про человека, который матерится, говорили: ругается по-чёрному. Ругаться вообще плохо. Но наш народ матерную ругань поставил отдельно, дав ей определение чёрной (т.е. особо дурной) брани.

Ругань вообще имеет два корня. Один - это словесный поединок: сходясь с врагом, воины сначала пытались поразить противника словом. Отсюда, собственно, и синоним ругани - брань. Если мы бранимся с людьми, которые нас окружают в обыденной жизни, мы присваиваем им образ врага, что, конечно, есть преступление против заповеди любви. Но историческая память (например, в виде фольклора) хранит сцены перебранки с подлинными врагами, возвращая брани исконный смысл, и тогда она воспринимается положительно.  Другой корень - ещё более мрачный. Это - языческое магическое мировосприятие. Ругательства часто выглядят как проклятия. В древности человек верил, что слово имеет реальную силу, и, пожелав во всеуслышание другому человеку зла, можно действительно обрушить несчастье на его голову.  Но и в древности человек понимал, что подобные действия просто так не проходят. Призывая зло себе на службу, придётся послужить и ему. Нужна жертва. За проклятие придётся расплачиваться.

Дух магизма, выветрившийся из прочих бранных слов, долго сопровождал матерщину. Суть мата в том, что человек ругается запретными словами. В соответствии с логикой чёрной жертвы, чем большее преступление ты совершаешь, тем большую награду тебе дают силы зла. Если ты произносишь то, что произносить запрещено, твои слова получают особую злую силу. Поэтому не случайно, что мат всегда выливался в поругание святынь. Сквернословие стало знаком сознательного служения злу. Именно поэтому в традиционной русской культуре матерщинник считался человеком, бросившим обществу вызов; да он и был таковым. Естественно, что общество относилось к сквернословию негативно, а Церковь вполне заслужено видела в мате обращение к сатане - почти что чёрную «молитву».  

Также не менее важно, что семантика матерных слов, как говорится, «ниже пояса».  Подобная локализация позволяет низводить на этот уровень всё, на что обращается матерная брань.  Она несёт мощный заряд культурной деградации. Сегодня мат не выглядит богоборчеством, но его дьявольская природа проявляется именно в этом: он разрушает культуру, прежде всего, её навершие, то, что задаёт планку и  поддерживает духовную высоту. 

С чем связано табу на мат в общественных пространствах и особенно «при детях» (так, во всяком случае, было в моем детстве, проходившем в обычном московском спальном рабочем районе)? Почему еще совсем недавно этот запрет строго соблюдали даже  опустившиеся члены общества (я узнала наиболее распространенные матерные слова лишь в четвертом-пятом классе, хотя это, наверное, уже отставание в развитии - у нас алкаши при детях не матерились, не говоря уже о том, чтобы услышать это в семье)?

Ребёнок чист. По крайней мере, этот тезис естественен для традиционной культуры. Советская культура была во многом традиционной. Это наследство мы вынесли из СССР, но потом оно быстро утратилось.

Естественное желание - сохранить чистоту. Если ребёнок чист, то его надо оградить от грязи. Даже матерящийся человек понимал это и старался по возможности сдерживать свой язык. 

Как объяснить, исходя из этого, столь свободное употребление матерных и бранных слов сейчас? Их можно увидеть в печати, услышать в песне (причем не только специфически-субкультурной - помню, как поразилась, впервые услышав матерно-музыкальные рифмы из обычного ларька с шаурмой на станции метро «Баррикадная»), наконец, родители могут совершенно спокойно, что называется, при всех, «послать» матом ребенка или друг друга при том же ребенке и других детях? Общее снижение культурного уровня - это понятно, но ведь советский пьющий пролетариат не позволял себе ничего подобного. Наверное, нужно делать скидку «на Москву», но, по рассказам, публичное употребление мата никак не было нормой и в провинции. Что же было выпущено на волю в девяностые?

Большая беда - мы утратили ценность чистоты. Мы разучились её беречь. Дихотомия чистое/нечистое больше не работает. Посмотрите, какие фильмы порою маркируются как семейные: они полны пошлости и грязи. Хорошо, в них нет откровенных постельных сцен, но это не означает, что они свободны от скабрезностей.

Визуальная грязь требует адекватного словесного выражения, которое и есть мат. Если раньше мат был языком пьяного состояния - человек мог материться, выпив, но не позволял этого себе в трезвом виде (а не позволял потому, что хотел сохранить для себя какие-то ценности, какой-то объём чистоты), то теперь мат оторвался от опьянения. То и дело можно услышать, что все ценности - относительные. Что человек может формировать себя, как хочет, что надо дать себе как можно больше свободы. Вот и получается, что уже нет того, что следовало бы хранить.

Этот процесс начался не вчера. И не с развалом СССР. Уровень пошлости потихоньку рос уже в советском кинематографе. Но крах Советского Союза стал единовременным обнулением многих смыслов. Русский народ словно окунулся в дурную свободу. Это затронуло и языковую среду.

Среди деловых людей советской эпохи (партийных работников, директоров и т.д.) было принято по случаю подпускать «матерок». В узком кругу матерились очень многие. Поэтому, когда объявили свободу, все начали материться открыто. Право высказаться матом стало одним из её проявлений.  Про детей как-то забыли. Дети вообще мешают наслаждаться свободой. А потом оказалось, что дети - уже не чисты. Атмосфера, созданная ранее вокруг детства, представляющая мир детства чем-то особенным, рассеялась. Теперь мира детства больше нет. Дети погружены в тот же мир, что и взрослые, приобщены к общей культурной грязи. 

Мат - новая норма современной молодежи. Неудивительно, ведь матерные демотиваторы составляют огромную долю контента социальной сети вКонтакте, их в обязательном порядке, ежедневно и многократно видят подписчики практически любого крупного «развлекательного» паблика. Это сознательная политика или, наоборот, создатели подобного контента следуют за молодежной модой?

Я бы не назвал мат «новой» нормой. Молодёжь всегда была в зоне языкового риска. Очень многие «пробовали» мат в детстве или отрочестве, хотя в результате не приняли его, и во взрослой жизни не матерятся. Процесс взросления состоит в том, что ты должен перейти от следования заповедям в силу внешнего (родительского) принуждения к следованию им в силу личной внутренней мотивации. При этом подросток всегда пробует запреты «на прочность»: что будет, если я поступлю не так, как мне говорят взрослые? Действительно ли это приведёт к пагубным последствиям? Языковые запреты в некотором отношении сломать проще всего: последствия не так очевидны; если не материться при родителях, то они так и будут оставаться в неведении. При этом в подростковой среде ты будешь «крут». «Крутость» вообще, как правило, измерялась способностью нарушать установления взрослых.

Этот налёт «крутизны» на мате остался и сегодня, несмотря на то, что абсолютный запрет на матерщину в обществе снят.  Взрослые и дети часто находятся в едином матерном словесном пространстве. Но матерщина как бы прибавляет брутальности. Ребёнок наивен, слаб. Подросток хочет быть жёстким и сильным, такими он видит взрослых. И он матерится, чувствуя, что это прибавляет ему жёсткости. Тем более, что взрослые открыто матерятся. При этом чем «круче» взрослый, тем более вероятно, что он матерится.

Наиболее востребованный подростками контент социальных сетей создают сами подростки или молодые люди, которые ими недавно были. Конечно, в определённой степени молодёжь легче поддаётся манипуляциям, поэтому её пытаются использовать и люди постарше; однако для того, чтобы вести подростков, куда тебе нужно, им надо давать то, что они готовы брать. В плохую сторону всегда идти легче, потому как тут возникает консенсус греха с грехом: неблагая цель лучше усваивается, потому как следовать ей можно, потакая собственным слабостям. 

Поразительно, но «матом разговаривают» между собой и некоторые «влюбленные» (что таковых немало, мы практически ежедневно убеждаемся на улицах и в метро). Любовь - и мат, как это возможно? Что значит употребление подобных слов в любовном контексте?.. Отсутствие уважения? Отсутствие любви?..

 С уважением и с любовью плохо по-разному. Понятие уважения попросту утрачено. Что значит - уважать? Кого? Своего… партнёра? Партнёра по бизнесу можно уважать, потому как вы с ним строите совместное будущее. А у многих нынешних пар подобной задачи даже и не стоит. Они не спешат, как это говорится, «оформлять свои отношения». Просто сошлись - потому что (ещё одна расхожая фраза) «им хорошо друг с другом». Сегодня сошлись, завтра разойдутся. Но даже когда речь о будущем всё же идёт, и почва для уважения обнаружена, это уважение не является настоящим. Его основой всё равно остаётся эгоизм. «Я уважаю тебя» в этой системе означает «ты мне нужен». Центром мира для современного человека является он сам. Современный человек дорожит всеми проявлениями своей личности. Он ни в чём не готов ужаться, сдержать себя. Поэтому, если он матерится, то он будет материться и будучи «влюблённым».

Любовь же сегодня низведена до плотских отношений. Её центром является сексуальная практика. Раньше эту сторону отношений было принято укрывать в тени, в частности, она не обсуждалась - не только публично, но и между супругами. Теперь же считается, что говорить «об этом» - нормально. Но, если не пользоваться научным языком, разговор на тему постельной жизни выходит довольно грубым, и граница, отделяющая здесь «нормальную» речь от мата, оказывается легко проницаемой. 

Одна из самых настораживающих тенденций - активнейшее употребление мата и бранных слов девушками. Создается впечатление, что, в отличие от ровесников-парней, которые, скорее, «говорят матом», для девушек это часто больше, чем «просто (плохие) слова». Не случайно в молодежную моду (даже в относительно солидных глянцевых изданиях) вошло повсеместное употребление выражения «черт побери!» (и т.п.), зачастую в совершенно не уместном для этого контексте («черт возьми, я имею право купить эту палетку теней!»). Слова покрепче, причем без всяких, хотя бы формальных, извинений, запросто вставляют в свою устную и письменную речь разнообразные тренеры, пиарщики, журналисты и другие публичные люди женского пола. Создается впечатление, что они бравируют этим (чем? кого этим можно удивить?..). Многие девушки настолько привыкают к постоянному употреблению мата, что не могут расстаться с ним даже в группах, посвященных, например, моде или рецептам. Мат фактически неконтролируемо изливается из женских глоток. О чем это сигнализирует?

 Нам же готовят переход от пола к гендеру. Культурное разделение на мужское и женское списывают в архаику. Различные роли предполагаются лишь в «сексуальной игре», а в прочих сферах человек должен превратиться в некое бесполое, усреднённое существо. В России этот процесс пока не зашёл далеко и красную черту мы не переступили, однако культурная среда испытывает определённое давление в этом направлении. Особенно чувствительна к нему молодёжь. Если наши парни ещё не готовы подражать девушкам, то девушки уже практически расстались с классической моделью женского поведения. Женщин назвали «слабым полом», а в современном мире никто не хочет быть слабым. В результате, вместо девушек у нас сегодня всё больше «пацанки». Для тех, кто пошёл по этому пути, мат становится чем-то вроде инициации или опознавательной метки. Матерясь, девушка как бы говорит: «меня нельзя считать слабой». Жёсткость речи уравнивает её с мужчинами. Это -  равенство, которое ничего не стоит, но которого легко достичь.

К тому же, тут есть и такой момент: в мате ищут уверенности. Современный человек испытывает колоссальное давление. От него ждут, что он сам себя сделает. Ему не на что опереться. Бога он не знает, традиции его лишили, общество его оставило на произвол судьбы. Сегодня ты успешен, завтра с тобой что-то случилось: болезнь, нервный срыв, бытовая беда, - и весь твой успех в мгновение исчезает. Лишенный подлинного фундамента, человек сегодня особенно слаб. Эта слабость объединяет и мужчин, и женщин. Но признаваться в слабости нельзя - это противоречит идеалу самодостаточной, ни в ком и ни в чём не нуждающейся личности, ставшему сегодня модным культурным шаблоном. И чтобы убедить себя и окружающих в том, что ты не даёшь слабины, выдерживаешь давление и не пасуешь перед обстоятельствами, человек прибегает к всё более жёсткой лексике. Мат словно прибавляет силы. В какой-то степени это так и есть: в мате заключена энергетика отчаянности. Человек примиряет себя с миром, спускаясь вниз: если мир так плох, если среда - агрессивна, я тоже буду плох и агрессивен, я стану адекватен среде, и этим повышу свои шансы на выживание. Какое-то время это решение работает, а потом человек может окончательно сломаться. Ведь принимая ситуацию как исключительно негативную, он лишает себя возможности изменить её к лучшему. 

Изучение так называемых «групп смерти» вКонтакте позволило сделать еще одно тревожное наблюдение: в последнее время мат, особенно в подростковой среде, приобретает все более… скажем так, извращенные формы. Не хочу приводить примеры, но этот «новый» мат звучит куда более инфернально, чем привычный «старый», выходит на какие-то более глубокие уровни ада, в сферы, где «старого» как будто уже недостаточно. Что означает эта тенденция?

 Инфернальность - естественная черта мата. Она присуща ему изначально. Просто в атеистическом обществе о ней забыли. В мире, где семантический горизонт ограничивался человеком, мат превратился чисто в лингвистическое явление.  Но с возращением   в картину бытия духовной вертикали проступила не только глубина Неба, но и глубина преисподней. В обществе, где вероисповедание переходит из разряда этнографических реликвий в число базовых характеристик реальности, и мат перестаёт быть лишь тёмным подвалом языка и наполняется инфернальными смыслами. Поскольку отрицание всегда вторично, эта эволюция мата произошла с задержкой: значительное число людей вспомнило о Боге и пришло в Церковь, и только потом, как реакция на этот ренессанс веры, поднялась волна ненависти и нашла себе подходящее матерное выражение.

То, что предельная концентрация инфернальности обнаруживается именно в «группах смерти», следовало ожидать. Желание жить естественно, и попытаться заменить его желанием умереть - поистине сатанинское дело. Чтобы подвести человека к самому страшному, его сначала погружают в словесный ад. Который вовсе не скрывается, а манифестирует себя. Согласившийся говорить на этом языке - потенциальная жертва. 

И еще одно неприятно удивившее наблюдение. Если во времена моей юности все «нормальные» (типичные) девочки сходили с ума по «Ласковому маю», а поколением позже - по «Иванушкам Интернэйшнл», «На-на» и прочим группам и исполнителям песен на традиционную тему «девочка-мальчик, любовь-морковь, я ее люблю-она меня не любит, я страдаю-ей все равно» и все такое, то нынешнее поколение девчонок как зачарованное слушает рэперов Face и Pharaoh. Как зачарованное, потому что по доброй воле такое слушать не будешь: эти песни, с одной стороны, полны мата, что само по себе неприятно нормальному слуху, а с другой - оскорбительны для девушек, поскольку в них прямо и во всех подробностях говорится о том, что и почему с ними делают. И это - вовсе не любовь. Трудно представить, чтобы такое действительно хотелось слушать в романтическое время ранней молодости, да и когда бы то ни было, однако полные залы и количество прослушиваний песен этих рэперов говорит об их огромной популярности. Чем она вызвана? Какая струна в сердце наших юных современниц отзывается на «я эту шкуру так и так вертел» (вольный перевод)?.. Они действительно ассоциируют себя с героинями (вернее, статистами) подобных произведений?

 В определённой ситуации у людей просто нет выбора. Если ты принадлежишь к какому-то кругу, ты должен слушать то, что в нём слушают все, ты должен говорить, что это тебе нравится, более того - тебе это и должно нравиться, иначе ты будешь ощущать дискомфорт и не сможешь уверенно держать себя в этой среде. Матерный рэп в какой-то момент стал популярен. Возникло определение, что слушать такое - «круто». И если ты не слушаешь, то ты - не крут, и неважно, кто ты - парень или девушка. Подобные механизмы существовали всегда, и молодёжь всегда попадалась на эту наживку. Проблема нашего времени, в первую очередь, в том, что «круто» сегодня - именно так, матом, предельно грязно. И ещё одна проблема - мало альтернатив. Победить молодёжную субкультуру нельзя, но можно сделать конкретную субкультуру исчезающе малой. Для этого необходимо, чтобы существовали иные субкультуры. Чтобы «круто» было слушать не только рэп (или не такой рэп). В Китае, например, государство поддерживает рэпперов, чьи тексты имеют явную патриотическую направленность, и они достаточно популярны.  Государство (или общество - через общественные механизмы) должно заниматься формированием содержания культуры; мы, вроде бы, до этого дозреваем, но как-то уж слишком медленно.  

Понятно, что ад невозможно запереть внутри, и он прорывается через мат наружу в явной форме, как, например, у того же Face в песне «Восемнадцать»:

«Я не верю в Бога

я не чувствую Его любви

Бог в меня не верит тоже

сокращая мои дни

я верю только в три шестерки» (для тех, кто не расслышал, на заднем плане еще раз повторяют: «шесть шесть шесть…»; девичьим голоском). Не приближают ли эти и подобные песни - и не только песни - нечто очень нехорошее? Не открывают ли ему двери, фигурально выражаясь?.. Не случайно же и написанное перед суицидом письмо 19-летнего Артема Исхакова, убившего ровесницу и многократно надругавшегося над трупом, держится на мате, которым подробно изложено то, что он совершил. Нормативного русского языка ему показалось недостаточно - впрочем, здесь это совершенно логично.

 Антихрист будет последним земным царём в истории грешного человечества, поэтому на него можно посмотреть и как на политический проект. Реализация любой политической идеи нуждается в соответствующей идеологической подготовке. Первый удар всегда  наносит пропаганда. Конечно, здесь мы видим элементы такой пропаганды. Вопрос лишь в том, сознательно ли люди становятся её рупором? Или мы имеем дело с культурной игрой? Если общество  реагирует на три шестёрки, то человек, привыкший шокировать и провоцировать, использует этот код, чтобы вызвать реакцию и подстегнуть интерес к своей персоне. Беда в том, что в этой игре есть и невидимый участник. Начав с игры, довольно легко заиграться. Человек и сам не замечает, как оказывается под управлением силы, которую он использовал в качестве «специи» - для придания своим словам остроты. Чёрная лексика начинает требовать чёрных дел: раз вступив на этот путь, человек вынужден снова и снова доказывать себе свою «крутость», переступая через очередную границу в своей душе и выпуская нового демона. 

Известно, что грязная брань сопровождает некоторые тяжелые психические заболевания: когда личность перестает контролировать сознание, на поверхность всплывает подсознательное. Не является ли то невероятное количество мата, с которым приходится сталкиваться в повседневной жизни, симптомом наступающего (наступившего?..) безумия нашего общества? Вырвавшейся в сознание его подсознательной подкладкой?

 Нет сомнения, что наше общество духовно больно. Но всё же это только метафора. У общества нет души, нет особого (надличностного) сознания. Всё что происходит в общественном пространстве - следствие личного, персонального выбора каждого из нас. Было бы удобно найти лекарство, исцеляющее общественное безумие: примем закон, выделим денег, что-нибудь учредим, ужесточим, наконец, цензуру, - и здоровье общества восстановится. Но любые внешние действия будут бесплодны, если на них не будут откликаться души конкретных людей. А конкретные люди, матерящиеся рядом с нами, вовсе не безумны. Они не следят за своим языком, потому что у них нет того, чтобы их мотивировало на это. Казалось бы, достаточной мотивацией должно было стать Православие. Но не стало. Православные (особенно воцерковлённые), конечно, не матерятся. Но этого недостаточно. Число воцерковлённых перестало расти. И мы, будучи частью общества, не оказываем того благотворного действия, которое могли бы (а, по-хорошему, и должны) оказывать. Закваска не квасит тесто? Или соль потеряла силу?  

И все-таки, что вызывает на поверхность эти силы?.. В воспоминаниях епископа Вениамина (Федченкова) о белой армии говорится, что «везде матерная брань висела в воздухе», и справиться с этой «разлагающей гнусностью», как он пишет, так и не удалось. Поделюсь и собственными военными воспоминаниями. Поздним вечером 11 августа 2008 года мы с коллегами сопровождали в цхинвальский госпиталь машину с нашими бойцами, ранеными в бою под Никози. Грязный грузовик, отсутствие воды, отсутствие медицинской помощи (на поле боя смогли только наложить повязки да вколоть промедол), тяжелые ранения - в грудь, спину, конечности… Тем, кто сразу отключился, было немного легче. Однако у тех, кто оставался в сознании на протяжении всего этого бесконечного двухчасового движения в темноте и практически на ощупь, всем телом ощущая каждый ухаб на заброшенных грунтовых и лесных дорогах, не вырвалось ни единого матерного слова, даже когда действие обезболивающего закончилось. Боец с открытым пулевым переломом бедра - кость торчала наружу, кровь не останавливалась - спрашивал только, когда же мы наконец приедем. Впоследствии, вспоминая эту ночь, мы поняли, что едва ли не более всего нас поразило то, что никто не матерился. При этом белое движение исторически проиграло, а все наши  раненые  вышли из госпиталя на своих ногах, хотя начмед на поле боя оценивал шансы некоторых из них - на жизнь, не на то, чтобы вернуться в строй - как весьма сомнительные. Есть ли связь между справедливостью дела, которому ты служишь, и использованием мата - хотя бы и в ситуации, когда другие слова, кажется, уже никак не отражают реальность?

 Мат вовсе не отражает реальность. Он её модифицирует. Причём в определённом направлении: с помощью мата человек утверждает своё превосходство над обстоятельствами. Именно поэтому так часто матерятся в тяжёлых условиях и в сложных случаях: человек как бы берёт ситуацию под контроль, взнуздывает бытие. Но это - действие гордого, самоуверенного человека. Человека, полагающегося, прежде всего, на самого себя. Мат несовместим со смирением. С  любовью. С признанием другого более сильным, компетентным, умелым. С призыванием Бога в любой ситуации. Тут или одно или другое: или молишь Бога о помощи, или материшься и полагаешься на себя.

Вероятно, в этом кроется и ответ на Ваш вопрос: не всякое дело, которое делают люди, венчает успех. Но что невозможно человеку, возможно Богу. 

Можно ли обойтись без мата в нашей жизни? Вообще без мата, в том числе «про себя»?.. Каким образом? Как сократить - если не полностью удалить - его присутствие в публичном пространстве?

Целомудрие всегда проще сохранить, чем обрести. Это касается всех сторон человеческой жизни, в том числе и употребления матерных слов. Единожды впустив в себя словесную скверну, очень сложно, практически невозможно от неё избавиться. Как очень сложно избавиться от визуальных образов, если тебе довелось смотреть на что-то такое, чего не следовало бы видеть.

В первую очередь, надо затворить для мата уста: не произносить матерных слов ни при каких обстоятельствах. На это может потребоваться время, потому как матерщина легко заполняет семантические пустоты, и люди навыкают использовать её в качестве смазки, обеспечивающей плавность и законченность речи. Говорить без мата может стать трудно, потребуется как бы заново овладевать языком. Но это вполне возможно. Хотя порою зазор между мыслью и словом практически незаметен, всё же мы всегда сначала думаем, а потом говорим. Поэтому то, что сходит с нашего языка, находится в зоне контроля нашего сознания. Наконец, каждый из нас когда-то уже освоил речь, соответственно, мы в силах и повторить этот подвиг. 

Перестать материться в уме сложнее. Мы знаем эти слова, и они будут всплывать в памяти. Определённые ситуации будут вызывать их с изматывающим автоматизмом. Но в этом случае не следует наполнять матерные слова энергией. Не надо продумывать их, принимать их в качестве внутреннего высказывания. Пусть они всплыли, они должны остаться лишь словоформой - словом из словаря, чем-то чужим, подобно тому, как мы отстраняемся от чужого мата, услышанного на улице. Как мы уходим от уличного мата, снижаем концентрацию внимания, чтобы его не слышать, так мы должны не концентрироваться и на матерных словах, всплывших у нас в уме. И тогда они будут всплывать всё реже, и, может быть, Бог даст, исчезнут совсем. 

Мат в публичном пространстве - явление социальное, то есть он обусловлен общим настроем. Чтобы изгнать мат, надо изменить этот настрой. Запретительные меры необходимы, но они одни не могут решить эту проблему. Нужно сформировать общественную нетерпимость к мату. Это - неблизкая цель. Необходима активная просветительская деятельность. Каждый должен знать природу мата и понимать свою духовную ответственность за произнесение этих слов. Но мало знать, надо  ещё и внутренне принять это. Люди должны быть мотивированы  на борьбу с собой за чистоту языка, а для этого они должны не прозябать, а к чему-то тянуться, куда-то (или за кем-то) идти.  А вот этого добиться очень непросто. Однако, во всяком случае, от того, сложится ли у нас такое общественное, и в то же время духовное движение, зависит не только избавление нашего народа от мата, но и само дальнейшее существование нашей страны и нашей цивилизации. 

На сайте Кавказкого геополитического клуба:

http://www.kavkazgeoclub.ru/content/mat-ne-otrazhaet-modificiruet-realnost-ch2