Слабость советской реализации русской идеи |
01.03.2018 г. | |
Двенадцатая глава книги "Русская стрела. Политкультурология ". Вперед: Вторая попытка устранения России - крах СССР Скачать книгу единым файлом>>> Позиция СССР действительно выглядела уязвимой. Коммунистическая идеология в чистом виде очевидно отличалась от той превращённой формы, которую она приняла в Советском Союзе под влиянием имперского самосознания русских. Это давало повод для критики слева: в СССР не было подлинной демократии и истинного народовластия, зато нетрудно было найти признаки авторитаризма и случаи ущемления интересов людей ради имперского дела. Последнее позволяло критиковать систему и с националистических позиций. При этом в активе нашего противника оказывался не только национализм народов, вовлечённых в русский имперский проект, но и собственно русский национализм. Русские, казалось, теряли больше других, - ведь всё русское было инвестировано в Империю. Для тех, кто хотел замкнутого национального мирка, это представало чрезмерной потерей и пахло национальным предательством. Наконец, главная уязвимость заключалась в том, что ядро проекта составляла редуцированная идея, обрезанная и отформованная определённым образом, а потому схематичная и неживая. Потребовалось не так уж много времени, чтобы она перестала вдохновлять умы и зажигать сердца. Изначально русский проект заключался в сохранении верности Божьей правде (истинной вере - Православию). Но, попав под очарование коммунизма, русский народ заменил Божью правду на человеческую. Человек стал конечной инстанцией и главным критерием. Какой человек? Теория оперировала обобщённым и рафинированным (идеализированным) образом, однако под рукой у каждого было нечто другое - он сам. Когда говорили о человеке, всякий спешил примерить эти слова на себя. И не всегда индивидуальная реальность соответствовала общим словам. В результате уровень доверия к словам падал, при этом оснований для пересмотра критериев не возникало: человек не чувствовал необходимости меняться, поскольку он мыслил себя как высшую точку мироздания. Идеология призывала каждого стать лучше. Но что такое лучше определялось опять-таки людьми. Пропагандой использовался шаблон противопоставления общего и частного. Частные интересы должны уступать общим. Лучшее - это то, что для всех. Таким образом, получалось, что ценностью является то, что статистически значимо. Система вела к признанию конвенциальной этики: что обществом (то есть большинством людей) принято, то и хорошо. На практике было, конечно, не так. Значительную часть ценностей советского общества составляли те, что были унаследованы от русского проекта: какие-то - почти без изменений, какие-то - в превращённых (под влиянием коммунизма) формах. И не имело большого значения, что по этому поводу думает общество. При возникновении противоречий всегда можно было заявить, что общество в данном вопросе ещё незрело, оно не понимает своей пользы. И только наиболее передовая его часть знает, что лучше для всех. Подобная установка легко укладывалась в логику русского имперского сознания, исходящего из иерархической организации государства и предполагающего, что "наверху" есть зоны повышенной компетенции, генерирующие необходимые решения. Поэтому народ, поддавшись коммунистическому очарованию, совершенно естественным образом признал компетентность нового "верха", легко согласившись с тем, чтобы новые власти вели его к новым целям. Однако длительное воздействие советской идеологии деформировало эту картину. Люди поверили, что их интересы имеют значение. И стали оценивать власть с точки зрения того, что она делает лично для них. Если я - часть народа, а власть в стране - народная, то она должна действовать в соответствии с моими представлениями о том, что хорошо, а что плохо. Наиболее образованная и активная часть общества захотела, чтобы конвенциональность ценностей существовала не только на словах, но и на деле. Удовлетворение этого запроса означало бы окончательный слом русской имперской матрицы и конец исторически сложившейся русской государственности. Поэтому удовлетворить данный запрос власть не могла. Но не могла и внятно объяснить, почему конвенциональность недопустима, ведь она прямо вытекала из официальной идеологии. В результате власть теряла поддержку, государство слабело. | |
Наверх |