Погоня за новым против продолжения бытия

     Человеку свойственно ошибаться. Построив  забор,  или сочинив текст,  мы видим, как это  можно было сделать лучше.  Потому что приобрели опыт, который  не дается  легко,    обычно это «сын ошибок трудных» (А. Пушкин). Ошибки развития необходимы и полезны, оно идет через их преодоление. Ошибки вредны и  опасны, когда их  не видят,  еще опаснее  – не хотят видеть, или сознательно обманывают  других,     еще  опаснее – самих себя. Тогда человек теряет ориентиры и понимание  того, что на самом деле с ним происходит. Он может продолжать мыслить, но как бы «не в своем уме», не замечая  очевидных противоречий. Лишается здравого смысла. Это относится  не  только к человеку, но и к обществам, цивилизациям, особенно на этапе их кризиса, разложения, да и к миру в целом. Хочется  обратить внимание на  одно грандиозное противоречие,   ошибку, обман и самообман вместе,  которым в  настоящее время   предается   все человечество. 

***  

Речь идет о  характере осознания людьми  своих  перспектив,   дальнейшей  судьбы.  Конечно, таких попыток и программ огромное количество, но некая общая,  предложенная   от имени современной  цивилизации  в целом, пожалуй, только одна.  Это теория  устойчивого развития,  которая, как известно,  была выдвинута в конце  ХХ века в качестве  своеобразного  императива выживания человечества.  И  была  принята  практически всем миром на невиданной по масштабу и представительности конференции в Рио-де-Жанейро в 1992 году, где собрались  главы более 100 государств, а подписана от имени 178 государств.   Она стала как бы   «официальной  идеологией»   жизни человечества на  обозримое будущее. Ориентируясь на нее, руководствуясь  ею, все входящие в ООН страны  обязались  работать и принимать решения  в последующие годы.  Ее подзаголовок:  «Повестка дня на ХХI век».

    В значительной  степени  это событие  было инициировано  деятельностью   известного Римского клуба,   попоручению которого   самые авторитетные ученые конца ХХ века   дали прогноз дальнейшего развития человечества, если оно не предпримет каких-либо сознательных  шагов по изменению его характера.    Прогноз неутешительный, угрожающий самому существованию Homogenus(людского рода).  Во всеоружии обширных статистических данных, новейших достижений компьютерно-математического моделирования и своего таланта приглашенные аналитики показали  губительные  для природы и человека последствия неконтролируемого развития мировой экономики, поставили вопрос о необходимости пределов  ее роста,  вплоть до призывов к «остановке развития» и  «нулевому росту».

На подобный шаг мир пойти не мог, не решился.  Но ограничить развитие по  параметрам  сохранения системы, которая развивается, то есть поддерживать её в устойчивом состоянии  – это было более или менее осознано как единственно  правильная возможная  установка,   если люди хотят  выживать. То есть фактически подразумевалась устойчивость человеческого общества перед фактом его возможного  разложения и распада при продолжении нерегулируемого развития.  Как разрушается машина и любой механизм, когда превышена скорость их  движения или от перегрузки. Отсюда следует, что человечеству  необходимо  «нажимать на тормоза», ориентируясь на регулируемое, контролируемое развитие.  Чтобы удержаться на последнем «рубеже самости»,   все изменения нашей цивилизационной активности  необходимо перестраивать по  целям, скорости  и  внутреннему характеру, подчиняя задачам  сохранения  человека, каким  он сложился в процессе биологической эволюции.

  Устойчивое общество! Сохранение природы! Продолжение человеческого рода! Если думать об идейном обеспечении   подобных целей (а какие у людей могут быть цели, если они не самоубийцы и хотят продлить свое существование во времени),  что обычно ждут от философов и других гуманитариев, то им необходимо разрабатывать философию равновесия, оптимизации  взаимодействия существующего и перемен,  традиций и новаций, действительного и возможного. Надо  предлагать  теории, обосновывающие  необходимость  подчинения   экономики  хозяйству,  техники   культуре, потребления  самосовершенствованию, рационального  духовному. Исповедовать идеологию динамического консерватизма, ставить гуманитарные фильтры перед всем, что внедряется и делается.  Базовая мировоззренческая установка для устройства и при функционировании таких фильтров: сначала надо быть, а потом меняться; развиваться надо для того, чтобы быть. Это значит, что  изменение, развитие  и становление не самоцен(ль)ны, не движение в дурную бесконечность, а служат   сущему и Бытию.

Однако вместо обсуждения путей и методов реализации идеи устойчивого развития как динамического консерватизма  в каждой стране и в масштабах мира, в теоретической сфере начались бесконечные дискуссии о том, что  понимать под «устойчивым развитием», выдвигаться десятки, сотни  интерпретаций, вплоть до откровенной лингвистической казуистики, запутывающих его главный смысл.  Который, в сущности, управленческо-экологический:   как приводить развитие, открываемые им новые возможности изменений окружающей среды,   к жизни и мере человека. Об этом,  странно, но факт,  думали и спорили меньше всего.  Наконец, утомившись от праздномыслия,  идею  устойчивости как  сохранения условий жизни человека    в процессе их изменений («Изменяясь, оставаться собой» - предлагает  одна умная реклама, но, к сожалению,  только  одежды, а не мира),   выдвинутую в качестве последней надежды на выживание,   стали, с одной стороны, забывать, а с другой,  использовать в извращенном виде.  Устойчивость развития сделали синонимом непрерывного роста и начали  трактовать  в плане  его еще большего ускорения. Страны, области, районы, графства и кантоны принимают программы  «устойчивого развития», имея в виду обязательное наращивание объемов производства и уровней потребления. Чтобы было везде «как в развитых странах», которые лопаются от переизбытка производимого,  мучительно,  ради моды или просто  хулигански  выдумывая новые потребности,  не зная, кому и куда все продать,  или выбросить, не говоря уже о колоссальных расходах на вооружение, а о разоружении перестали даже вспоминать.  Главную  глобальную мудрость мира сего можно выразить в трех идеалах:  1) чтобы все изменялось-обновлялось,  2) продавалось-потреблялось, 3) как можно быстрее и больше.    

В ходе и результате такой деятельности,   не  отказываясь  открыто, принятую всем  миром задачу поддержания существования того, что развивается  (природы, общества, человека) также всем миром запутывают, а  фактически отбросили. Извратили  «до наоборот» и хоронят, притом недостойно,  не попрощавшись. Тайно от  самих себя. Боятся понимания, что произошла (произвели!) подмену смысла понятия и  самой сути того, о чем шла речь, когда принималась Декларация устойчивого развития. Заняты (само)обманом. Вместо заботы об устойчивости, т.е. сохранении человека, природы, общества стоит всеобщий, глобальный   гвалт и оглушительный крик о развитии как замене всего  без разбора – новым. Заботы о внедрении нового. Почти любого, с  минимальным или вообще «без» размышлений о последствиях, даже  ближайших.  Крик об «инновационизме», о цифровой технологической революции, когда человека во всех сферах заменят автоматы.  

И увы:  нет никакого осознания, что  это принципиально разное мировоззрение, прямо противоположные, отрицающие друг друга  подходы. Никакой  проблемы, никакого противоречия между устойчивостью и новационизмом  не видят. Поистине, слепые вожди слепых,  идут с широко закрытыми глазами.   Провозглашенная в 1992 году в Рио-де-Жанейро Декларация об устойчивом = ограниченном = регулируемом развитии и деятельность Римского клуба, были, а включая его последний доклад «Comeon» («Давай же»), написанный А. Вийкманом и Э. Вайцзеккером,  по-видимому, являются и будут  последним озарением человечества перед погружением в новационное без(д)умие и техногенный фатализм. Остаточные  вспышки  его  здравого смысла.

В маскирующем обрамлении  мелких, конкретных,  паллиативных  решений экологического характера, по факту начался  п(р)овальный   перевод общества на новационный образ жизни, внедрение (ин-новацию) в быт и бытие последних, практически без отбора,  «с пылу, с жару»  достижений науки и техники.  Новационизм  как идеология предполагает:  любая вещь существует для того, чтобы скорее исчезнуть, замениться другой, новой. Бытие  сущего, человека, вещи не имеет значения.  Главное – становление (иного). Новое ради нового, «гаджетизм».  Настоящее ради будущего, которое став настоящим, т.е. реальностью,  больше уже не нужно. Также будет со следующим новым, которое тут же будет объявлено старым, подлежащим замене, смерти, уничтожению. В некоторые изделия сразу и сознательно закладывается их ликвидация, хотя бы они могли служить намного дольше (феномен обсоленса – это ли  не воплощение абсурда). Непрерывная смерть, типичная дурная бесконечность прогресса без образца и идеала.  «Все, что существует, уже устарело» – цитируют или придумали девиз (за) будто бы Леонардо-да-Винчи.  Ин(онизм)-новационизм  превращается в определяющий фактор сознания современной цивилизации. Он задает смысл и выражает ценности  ее постмодернистского этапа. Что касается устойчивости как сохранения сущего – забудьте о ней. Но не забывают, все еще обсуждают, маскируя противоречие и  забалтывая состояние  новационного самоапокалипсиса,  которое переживает  человечество. 

В отличие от предыдущих веков развития,  особенность современного технического прогресса в том, что    его новации связаны с проникновением в мега,  микро(нано) и информационно-виртуальные миры. Благодаря этому, люди видят, слышат, осязают то, чего вокруг них нет, что феноменологически они не видят, не слышат, не воспринимают.  Открытые  микро/мега/вирту миры  несоизмеримы с нашими органами чувств, параметрами телесности, а в конце концов, и мышлением, если оно  не вооружено электронными машинами. Открыто объявляется, что искусственный интеллект будет «умнее» человеческого в миллионы раз. Однако мы  в них и  с ним действуем, добиваясь полезных в/для  макрореальности  результатов.  Надолго ли? Общий смысл  практический происшедших научных революций ХХ века  в том, что   несоразмерность  познания стала несоизмеримостью быт(а)ия. Сфера  деятельности  человечества превысила сферу его жизни. Мир перестал совпадать с нашим Домом. Если  продолжить  данные  тенденции развития  до  метафизического идеала,  то постнеклассическая наука творит новую=иную субстанцию.  Притом  произвольно, свободно: «по щучьему велению, по моему хотению». И какую угодно. Это вершина   деятельных  возможностей человечества, их масштаба и величия,  которой   оно, в лице западной цивилизации,  жаждет  как можно скорее достичь.

  Все народы карабкаются к ней, одни находясь у подножья, другие где-то  посредине или ближе. Главная проблема инновационной экономики не в том,  что не хватает новаций, а в том, как выявить или создать,  при(на)думать новые  потребности.  Прежние теоретики будущего были озабочены проблемой нехватки материальных благ для удовлетворения потребностей человека и беспокоились,  как их ограничить, выделив  «разумные». О  том, какие потребности считать разумными, а какие нет, думали лучшие умы,  были написаны горы книг. Ирония истории в том, что теперь проблема не в нехватке благ, а в нехватке потребностей. «Потребность в  потребностях». Нынешние лучшие «форсайт-технологи» думают  и  заботятся о том,   как  увеличить их количество. Отсюда «потребительское общество». Это  общество, когда  не только много и все больше потребляют, но когда потребности его членов не ограничиваются, а культивируются. Вплоть до рекламирования с целью эксплуатации пороков и страстей, разложения и смерти.  «Путы разума», налагавшиеся на рост потребностей –  сброшены. Цивилизация совершает ликующий танец вседозволенности. Потребности  не только перестали быть разумными, но и не должны ими быть. С их разумностью борются. Потому  что воля к жизни  деградирует  до «воли к потреблению». Началось потребление самого человека.

Поскольку базовые, «естественные» потребности в современном  обществе фактически удовлетворяются, или, в принципе, могут быть удовлетворены, их место занимают  сознательно конструируемые, искусственные. Человек не подозревал, что какие-то  услуги или товары ему нужны, пока их не изобрели в инновационно-коммерческих  центрах,  и реклама не убедила его в их совершенной необходимости. Иногда они хулиганские (специальные очки с рисками для разрезания торта, аппарат для надевания презерватива,  устройство, приподнимающее тарелку по мере съедания  супа), иногда, особенно по отношению к природе,  просто преступные, или  на первом этапе полезные, а на втором приносящие вред, для компенсации которого нужно изобретать новые новации. Возникли символические, знаковые, виртуальные  потребности, и  для них,   в общем-то,  нет предела.

Самое  развитие техники, смена ее поколений тоже рождает потребность в непрерывных новациях,  внутренне как бы обусловленных,  необходимых, если  же этого мало, то стимулируются  «навороты», гаджетизм, мода (!) на машины и сооружения. Автомобили оцениваются по красоте и дизайнерским выдумкам как когда-то женские шляпки. Их производство стимулируется досрочным уничтожением.  Здания строятся для престижа: кто выше, какое причудливее. Мощнейшие ракетные системы, пожирающие тысячи тонн кислорода, используются для вывоза космических туристов. Сообщают о работах над специальной капсулой «для медового месяца в невесомости». Параллельно сетуют на «потепление и истощение озонового слоя». Получается, что вершины, достижением которой можно бы удовлетвориться в погоне за новыми потребностями,  в потребительском обществе  –  нет. Вернее,  есть  – Абсурд.  Прогрессивно(е)  глупеющее, слепое, несчастное  человечество. Счастливо  только непониманием того, что делает-ся.Само роет себе могилу… … …

***

Всем нам свойственно ошибаться – сказал петух, спрыгивая с утки. Но ошибки эти иногда бывают непоправимыми. Как теперь, которую   делает человечество, отдавая себя во власть стихийного развития техники.  Тем не менее,   у нас нет выхода, кроме как быть оптимистами.  Даже если не удастся остановить это  суицидное трансгрессивное движение, должны быть люди, которые понимают, что происходит. Чтобы сохранить хотя бы представительское  достоинство  как мыслящих существ. Были мол, такие, кто видели и предупреждали,  предлагая отслеживать  результаты технической активности дальше собственного носа.  Уповали на возможность сосуществования множества бытийных форм,  надеялись на благоразумие представителей их «нашей реализации,  а некоторые  помнили, вдохновляясь тем,   как долго и убедительно   философы говорили о «свободе» и  «выборе». В любом случае, если  положение безнадежно,  надо  (с)делать все, чтобы его изменить. Вдруг что-то  случится,  и существующий Homo sapiens   начнет   понимать, что прогресс нужен для жизни,  считать им  актуализацию силы бытия, стремление к сохранению гомеостазиса   на Земле и  бороться до конца, пусть  и без надежды  на  окончательную победу. Таким  способом  он  может  выиграть несколько лет, десятилетий, веков.

Как само устойчивое развитие  не должно пасть жертвой  непрерывного новационизма, так и его идеология не должна  быть заложником  суетной моды,  мельтешения теоретической терминологии. Или мышления на  уровне представлений трансгуманистов о благе для человека его трансформации  в голограмму или превращения всего в цифры и «разумные ландшафты».  Это уровень двенадцатилетних  подростков, столкнувшись с которым прежние великие философы, да даже позитивисты лишились бы чувств (как сказали бы в 19 веке), потеряли сознание (как говорили в ХХ веке), отключились,   вырубились, погасли,  как говорят теперь. Однако, если смысл устойчивого развития превратился в противоположный, никакими укорами, объяснениями, призывами «к подлинности» его  не восстановить.  И все же  стоит  попытаться  выразить,  удержав эту подлинность в других, близких понятиях и терминах. Желательно более точно отвечая изменившимся обстоятельствам, с учетом  прежнего опыта использования имени.  Модифицировать форму, чтобы адекватнее уловить содержание. Представляется, что другим  названием  современного  развития, поскольку мы хотим надеяться,  что оно останется человеческим,  может быть  – управляемое развитие.

    Развитие управляемо, если  оно с рефлексией, если у него есть цель и субъект. Это значит, что любая инновационная деятельность  должна отслеживаться по последствиям и    параметрам влияния на человека, быть обдумываемой  и оцениваемой. У сторонников  внедрения того или иного изобретения должны быть  обязательно критики,  оппоненты, ибо ни один продукт современной технонауки не является  однозначно положительным. Они все, даже если не брать открыто авантюрные и преступно  патологические – амбивалентны.  Это означает, что далеко не все, что технически возможно,  следует осуществлять,  не всякое  новое  можно и нужно внедрять. Чтобы стать инновациями, новации должны проходить жесткие социально-гуманитарные фильтры.   Через которые их надо приводить   к мере человека, это задача более актуальная, ответственная  и сложная, чем внедрять нарастающее как цунами количество сомнительных,  неясных и непредвидимых  по последствиям новаций. Как бы  они нас не смыли, не унесли с этой Земли слишком скоро.  Будем же, кто сохранившие здравый смысл антропоконсерваторы,  за нее держаться. А техноиды, мутанты и роботобразные,  улетели бы  в космос, на другие, далекие, мертвые, но в этом качестве сущностно им близкие, адекватные  планеты.  Коэволюция  Естественного и Искусственного, Человеческого и Иного – вот основной вопрос философии (управления) ради  нашего выживания.

Выступление «Новационизм вместо устойчивого развития» на конференции  в ННГУ 24-25 ноября 2017 г . (адаптированное):