Душеполезные письма Н.В. Гоголя

"Всё обратится в добро"

Известно, что творческое наследие Николая Васильевича Гоголя - это не только художественные сочинения, но и духовные: «Выбранные места из переписки с друзьями», «Размышления о Божественной литургии», «Правила», «Авторская исповедь» и душеполезные письма.

Правда, духовную прозу Гоголя понять непросто. К ее пониманию нужно идти, для этого от читателя требуется определенная внутренняя работа, труд души. Причем лучше сначала познакомиться с более простыми для понимания текстами - душеполезными письмами, чтобы потом понять более сложные - «Выбранные места...».

Но письма Гоголя интересны и сами по себе. В них можно увидеть и духовный путь самого писателя, и его жизненную философию, которую можно обозначить как «практическое христианство» (по выражению В.В. Зеньковского). Гоголь стремился практически, на деле воплощать христианские заповеди в жизнь и призывал к этому своих адресатов, среди которых были его друзья, родственники, знакомые. Он стремился сделать христианскую веру действенной, чтобы люди не только декларировали свои религиозные убеждения, но и жили по-христиански.

Сам Гоголь придавал большое значение своим душеполезным письмам. В «Завещании», опубликованном в книге «Выбранные места из переписки с друзьями», он написал: «Возлагаю... обязанность на друзей моих собрать все мои письма, писанные к кому-либо, начиная с конца 1844 года, и, сделавши из них строгий выбор только того, что может доставить какую-нибудь пользу душе, а всё прочее, служащее для пустого развлеченья, отвергнувши, издать отдельною книгою»[1].

Вот несколько отрывков из истории душеполезной переписки Гоголя с некоторыми из его многочисленных адресатов.

 «Все сойдемся мы на одной дороге»

Из однокашников Гоголя по Нежинской гимназии Александр Семенович Данилевский был, наверное, самым задушевным его другом. Они были ровесниками, дружившими с семилетнего возраста, да еще к тому же соседями - имения их родителей находились рядом. После окончания гимназии они вместе приехали в Петербург. Потом пути их разошлись, но переписка между ними продолжалась до последних лет жизни Гоголя.

Хотя жизнь друзей складывалась по-разному и они иногда подолгу не виделись, но Гоголь неизменно с большим вниманием и участием относился к судьбе однокашника. Среди его поучительных писем, в которых затрагиваются духовные темы, есть несколько, адресованных Данилевскому. Гоголь писал ему в 1843 году:

«Внутреннею жизнью я понимаю ту жизнь, когда человек уже не живет своими впечатлениями, когда не идет отведывать уже известной ему жизни, но когда сквозь всё видит одну пристань и берег - Бога и во имя Его стремится и спешит употребить в дело данный Им же ему талант...

А внешняя жизнь само собою есть противоположность внутренной, когда человек под влиянием страстных увлечений влечется без борьбы потоками жизни, когда нет внутри его центра, на который опершись, мог бы он пересилить и самые страдания и горе жизни... Внешняя жизнь вне Бога, внутренняя жизнь в Боге...

Мы оба в одно время вступили на ту дорогу, по которой идут все люди. По обеим сторонам этой дороги много прекрасных видов, и ты и я, оба умели мы наслаждаться ими и чувствовать красоту их, но небесной милостью дано мне было в удел слышать раньше, что всё это еще не в силах совершенно удовлетворить человека, что вид по сторонам еще не цель и что дорога непременно должна вести куда-то. Ты более был склонен верить, что дорога эта дана нам просто для прекрасной прогулки. Я любовался видами с дороги, но не хотел для них собственно сворачивать с большого пути, чувствуя, что ждущее нас впереди должно быть и лучше и неизменней, иначе не было бы такой широкой и прекрасной дороги, и что неразумно предаваться всей душой земному и тому, что может изменить нам и дается на срок...

Обоих нас застали годы, когда человек уже не может тем увлекаться, чем увлекается юноша. И ты и я, мы охладели оба и почувствовали равно, что уже не удовлетворяют нас окрестные виды. Но тебя эти годы застали в окрестностях, меня всё на той же дороге. Ты очутился даже в неведении, в каком расстоянии находишься от этой дороги с непонятной пустотой в душе, с нежеланием идти вперед. Мое внутреннее зрение взамен того прояснивается более и более: я вижу понемногу яснее то, что вдали,  бодрей продолжаю путь свой, и радостнее становится взор мой по мере того, как гляжу более вперед, и не променяю минут этой радости ни даже на юность, ни даже на свежесть первых впечатлений...

Я уверен, что мы встретимся вновь, и встреча эта будет радостней всяких встреч юности... Все сойдемся мы на одной дороге. Дорога эта слишком положена в основу нашей жизни, слишком широка и заметна для того, чтобы не попасть на нее. В конце дороги этой Бог; а Бог есть весь истина; а истина тем и глубока, что она всем равно понятна, и мудрей­шему и младенцу».

Из писем, адресованных Данилевскому, видно, как внимательно Гоголь относился к его жизненным обстоятельствам, вникая в его проблемы. Гоголь стремился оказывать ему практическую помощь в различных делах, например, при поиске места службы. Но не менее ценными в его письмах были размышления о смысле жизни, которым он делился со своим другом. Есть в них то, что касается, наверное, каждого человека, в какие бы времена он ни жил и в какой бы должности ни находился. Вот что писал Гоголь в 1844 году, когда Данилевский поступил на новое место службы:

«Должность твоя недурна. Она может быть скучна, как может быть скучна всякая должность, если за нее мы возьмемся не так, как следует. Вопрос в том: для чего взята нами должность; если взята для себя, она будет скучна, если взята для других, вследствие загоревшегося в душе желания служить другому, а не себе, она не будет скучна.

Все наслажденья наши заключены в пожертвованиях. Счастие на земли начинается только тогда для человека, когда он, позабыв о себе, начинает жить для других, хотя мы вначале думаем совершенно тому противоположно, вследствие какого-то оптического обмана, который опрокидывает пред нами вверх ногами настоящий смысл. Только тоска да душевная пустота заставляет нас, наконец, ухватиться за ум и догадаться, что мы были в дураках. Почему, например, взявшись за долж­ность, какова у тебя, не положить себе сделать на этом по­прище, как бы оно мало ни было, сделать на нем сколько воз­можно более пользы?»

В 1848 году, опять же задумываясь о жизненном поприще своего друга, Гоголь пишет особенно проникновенные, основанные, видимо, на собственном горьком опыте слова:

«Покуда не примиримся мы с мыслью, что жизнь - горечь, а не наслажденье, что все мы здесь поденщики и плату получаем только там за ревностное исполнение своего дела, - до тех пор не обратится нам жизнь в наслажденье, и не почувствуем значенья слов: "Иго Мое благо и бремя Мое легко есть"».

«Всё обратится в добро»

Сергей Тимофеевич Аксаков был одним из самых сердечных друзей Гоголя и самых восторженных поклонников его творчества. Общение с Гоголем побудило его серьезно заняться собственным литературным творчеством. У Аксакова неизменно вызывало восхищение появление каждого нового художественного произведения Гоголя - от «Вечеров на хуторе близ Диканьки» до «Мертвых душ». Однако он с непониманием отнесся к «Выбранным местам из переписки с друзьями» и вообще к новому, религиозно-нравственному направлению, которое всё больше занимало мысли Гоголя и проявлялось в его сочинениях и письмах.

К постижению Гоголя как духовного писателя Аксаков шел долгим и трудным путем. Его прозрение в отношении роли Гоголя как проповедника и ревностного христианина произошло только после смерти Николая Васильевича. Тогда, по-видимому, и письма его, в которых встречаются глубокие размышления и поучительные советы, стали восприниматься Аксаковым по-другому - с пониманием их истинного смысла.

В 1842 году Гоголь писал Аксакову:

«Любовь душ - это вечная любовь. Тут нет утраты, нет разлуки, нет несчастий, нет смерти. Прекрасный образ, встреченный на земле, тут утверждается вечно; всё, что на земле умирает, то живет здесь вечно, то воскрешается ею, сей любовью, в ней же, в любви, и она бесконечна, как бесконечно небесное блаженство. <...>

Благоговение же к Промыслу! Это говорит вам вся глубина души моей. Помните, что в то время, когда мельче всего становится мир, когда пустее жизнь, в эгоизм и холод облекается всё, и никто не верит чудесам, - в то время именно может совершиться чудо, чудеснее всех чудес. Подобно как буря самая сильная настает только тогда, когда тише обыкновенного станет морская поверхность. Душа моя слышит грядущее блаженство и знает, что одного только стремления нашего к нему достаточно, чтобы всевышней милостью Бога оно ниспустилось в наши души. Итак, светлей и светлей да будут с каждым днем и минутой ваши мысли, и светлей всего да будет неотразимая вера ваша в Бога, и да не дерзнете вы опечалиться ничем, что безумно называет человек несчастием».

В 1844 году:

«Глядите твердо вперед и не смущайтесь тем, если в жизни вашей есть пустые и бездейственные годы. Отдохновенье нам нужно. Такие годы бывают в жизни всех людей, хотя бы они были самые святые. А если вы отыскиваете в себе какие-нибудь гадости, то этим следует не то, чтобы смущаться, а благодарить Бога за то, что они в нас есть. Не будь в нас этих гадостей, мы бы занеслись Бог знает как, и гордость наша заставила бы нас наделать множество гадостей, несравненно важнейших. Без них не было бы у вас и этого прекрасного смиренья, которое составляет первую красоту души».

В 1846 году:

«Принимайте покорно всё, что ни посылается нам, помышляя только о том, что это посылается Тем, Который нас создал и знает лучше, что нам нужно. <...> Всё обратится в добро. Не вследствие какой-либо системы говорю вам, но по опыту. Лучшее добро, какое ни добыл я, добыл из скорбных и трудных моих минут. И ни за какие сокровища не захотел бы я, чтобы не было в моей жизни скорбных и трудных состояний, от которых ныла вся душа, недоумевал ум помочь. Ради Самого Христа, не пропустите без вниманья этих слов моих».

«Наблюдайте святыню со всеми!»

Великосветское семейство Вьельгорских отличалось любовью к изящным искусствам. Граф Михаил Юрьевич Вьельгорский был хорошо знаком с Пушкиным, Жуковским, другими литераторами. Познакомился он и с юным Гоголем в самом начале его творческого пути - в пору создания «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Богатый помещик, блестящий аристократ, имеющий весьма высокопоставленное положение в обществе, М.Ю. Вьельгорский в то же время был меценатом и сам увлекался музыкой.

Его жена Луиза Карловна (урожденная принцесса Бирон) горячо любила своих детей - двух сыновей, один из которых умер в молодости от чахотки, и трех дочерей, жила их заботами и попечением об устройстве их счастья. В то же время она казалась окружающим очень строгой и высокомерной. Но было в ее характере и истинно христианское смирение. Эти ее качества во многом определили атмосферу семьи Вьельгорских - здесь сочетались гордость своим аристократическим положением, не позволявшая близко сходиться с людьми иного круга, и стремление к духовному росту, к самосовершенствованию на основе христианской веры.

Это стремление способствовало тому, что между Гоголем и Вьельгорскими несмотря на разницу в общественном положении возникли долгие дружеские отношения. Постепенно, спустя много лет после знакомства с ними, Николай Васильевич стал довольно близким другом этой семьи, где его ценили не только как выдающегося писателя, но и как чуткого и мудрого человека, умеющего сочувствовать чужому горю, понимать самые тонкие движения души и найти действенные слова для утешения и ободрения. Он приобрел существенное духовное влияние на женскую часть этой семьи, особенно на саму Луизу Карловну и ее младшую дочь Анну. Старшая дочь Аполлинария была замужем за А.В. Веневитиновым (братом поэта Д.В. Веневитинова), средняя дочь Софья - за писателем графом В.А. Соллогубом.

В письмах к Софье Михайловне Гоголь отмечал ее по-детски непосредственный нрав и светлый чистый облик. Он подчеркивал, что такую душевную светлость нужно хранить, как самую большую драгоценность, потому что сама по себе чистота души даже без слов уже оказывает доброе влияние на окружающих:

«Мне уже здесь становится весело при одной мысли, что вам весело. Душевная ясность и светлость слишком вам к лицу. Она просто ваше назначение и дана вам вовсе не для вас одних, но для того, чтоб ею оказывали помощь и другому. <...> И потому входите в какой бы ни было круг, хотя из двух человек, ясно и весело, как дитя; мы все должны быть дети и стараться хоть насильно быть безмятежны, как дети. <...>

Будьте также несколько снисходительны к людям, умейте простить им иное несправедливое слово, пристрастное мнение или неразумное слово. Зачем быть так строгу к другим? Неужели мы сами свободны от пристрастия и умеем не выходить из себя и быть покойными? Бог знает.

Я, по крайней мере, с тех пор, как обсмотрел себя хорошенько со всех сторон, стал гораздо снисходительнее к другим. Слава Богу, я теперь не сержусь не только за слово, которое часто произносится необдуманно, но даже за самое щекотливое оскорбление, если бы только мне кто-нибудь нанес его; и это происходит вовсе не от того, чтобы душа моя была так великодушна, но от того, что сам собою приходит на ум вопрос: да точно ли я сам не причинил никому оскорбления и не сказал кому-либо необдуманного и оскорбительного слова? И как только рассмотришь себя после такого вопроса получше, увидишь, что просто не имеешь даже права сердиться, хотя бы и хотел немножко посердиться».

Луизе Карловне, тревожившейся за детей, он не раз направлял в письмах слова утешения:

«Веселей и добрей будем все духом и докажем Богу, что мы умеем надеяться на Него, хотя бы и всё шло наперекор, умеем любить Его не потому только, что Он исполняет то, что нам нравится. Нет, докажем Ему, что мы умеем Его любить, не торгуясь с Ним, умеем любить бескорыстною любовью. Если только мы это успеем доказать Ему, тогда уж всё будет по желанью нашему и не будет ни одной молитвы нашей, которая бы не была услышана».

Но больше всего писем было адресовано младшей дочери Вьельгорских - Анне. Духовное наставничество Гоголя, обращенное ко всем женщинам этой семьи, имело особенное значение для Анны Михайловны, так как могло оказать на нее наибольшее воспитательное влияние в силу ее возраста. В первые годы знакомства Гоголя с Вьельгорскими она была еще подростком, а в период наиболее активной их переписки (в 1848-1849-х годах) ей было около 25 лет. В это время Вьельгорские из-за границы, где жили много лет, приехали в Петербург. И Гоголь своими письмами к Анне Михайловне стремился не только способствовать образованию ее души в христианском духе, но и помочь ее формированию как истинно русского человека. Вот отрывки из поучительных писем к ней:

«Я убеждаюсь ежедневным опытом всякого часа и всякой минуты, что здесь, в этой жизни, должны мы работать не для себя, но для Бога. Опасно и на миг упустить это из виду. Человечество нынешнего века свихнуло с пути только оттого, что вообразило, будто нужно работать для себя, а не для Бога. Даже и в минуты увеселений наших не должны мы отлучаться мыслью от Того, Который глядит на нас и в минуты увеселений наших. Не упускайте и вы этого из виду. Будем стараться, чтобы все наши занятия были устремлены на прославление имени Его и вся жизнь наша была неумолкаемым Ему гимном...

«Наблюдайте святыню со всеми!» Вот что мне сказал один раз один святой отшельник. Я тогда не понял этих слов, но чем далее вхожу в них, тем глубже слышу их мудрость. Если бы мы подходили ко всякому человеку, как к святыне, то и собственное выраженье лица нашего становилось бы лучше, и речь наша облеклась бы в то приличие, ту любовную, родственную простоту, которая всем нравится и вызывает с их стороны тоже расположенье к нам, так что не скажет нам тогда никто неприличного или дурного слова... Помните, что вы должны сделаться действительно русскою, по душе, а не по имени.»

Эту тему Гоголь продолжил и в других письмах к А.М. Вьельгорской:

«Для того, дабы сделаться русским, нужно обратиться к источнику, прибегнуть к средству, без которого русский не станет русским в значеньи высшем этого слова. Может быть, одному русскому суждено почувствовать ближе значение жизни. Правду слов этих может засвидетельствовать только тот, кто проникнет глубоко в нашу историю и ее уразумеет вполне, отбросивши наперед всякие мудрования, предположенья, идеи, самоуверенность, гордость и убежденье, будто бы уже постигнул, в чем дело, тогда как едва только приступил к нему. Да. В истории нашего народа примечается чудное явленье. Разврат, беспорядки, смуты, темные порожденья невежества, равно как раздоры и всякие несогласия были у нас еще, быть может, в большем размере, чем где-либо. Они ярко выказываются на всех страницах наших летописей. Но зато в то же самое время светится свет в избранных сильней, чем где-либо. Слышатся также повсюду в летописях следы сокровенной внутренней жизни, о которой подробной повести они нам не передали. Слышна возможность основанья гражданского на чистейших законах христианских».

Логика Гоголя, писавшего душеполезные послания не только Вьельгорским, но и некоторым другим своим друзьям, занимавшим весьма высокое положение в обществе, заключалась в том, что он стремился своими наставлениями способствовать духовному развитию этих людей, чтобы они, в свою очередь, также благотворно воздействовали на их окружение. Таким образом, через человеческое, духовное общение могло бы осуществляться и возрождение России в целом. Такова была «сверхзадача» Гоголя, написавшего множество проповеднических писем своим друзьям. Хотя, конечно, в каждом из них Гоголь видел, прежде всего, близкого человека, нуждающегося в искреннем общении с ним, а потом уже - чиновника, помещика, литератора и т.п.

С семейством Вьельгорских связана и единственная в своем роде легенда в биографии Гоголя о его намерении жениться, возникшем в конце 1840-х годов. Как гласит семейное предание, он рассказал о своем намерении сделать предложение Анне Михайловне одному из родственников Вьельгорских - А.В. Веневитинову, мужу старшей дочери Аполлинарии. Тот разочаровал Гоголя, сказав, что Луиза Карловна никогда не согласится на такой неравный брак своей дочери. После этого отношения Гоголя с семейством Вьельгорских стали более отдаленными, хотя переписка между ними продолжалась, правда, уже совсем не так активно (позже, уже после смерти Гоголя, А.М. Вьельгорская вышла замуж за князя А.И. Шаховского). В это же время Гоголь переживал и неудачу своей проповеднической книги «Выбранные места из переписки с друзьями». В письмах к Анне Михайловне тогда появились печальные мотивы и в то же время бесстрастные философские размышления, как, например, в этом письме 1850 года:

«Я думаю, что мы все в этом мире не что другое, как поденщики. Мы должны честно, прилежно трудиться, работать теми способностями, которые дал нам Бог, работать Ему, ожидая платы не здесь, а там. А какое именно влияние произведет наш труд на людей, как велико или обширно это влияние - это совершенно во власти Того, Кто располагает делами мира.

Часто тот, кто задумает произвести добро, производит зло; мы сеем и сами не знаем, что именно сеем. Один Бог возращает плод, дает ему вид и форму. Как нам знать, кто больший из нас, кто лучший, когда первые будут последними, а последние первыми? Иногда бывает и то, что не блестящий труд труженика, никем не оцененного, всеми позабытого, вдруг чрез несколько веков, попавшись в руки какому-нибудь не совсем обыкновенному человеку, наводит его на гениальную мысль, на великое и благодетельное дело. Дело изумляет мир, а первоначальный творец его не изумил им даже и небольшой круг людей, его знавших.

Не грустите же о том, что вам нет поприща или что поприще ваше тесно. Только молитесь постоянно Богу, чтобы Он удостоил вас послужить Ему честно, добросовестно, прилежно, всеми своими способностями, не зарывая в землю ни одного своего таланта. Нельзя, чтобы постоянная усердная молитва, сопровождаемая слезами, не ударила наконец в двери небесные и ум наш не озарился бы вразумлением свыше, как нам быть и что делать».

Сегодня уже не столь важно, кому в большей мере были адресованы его духовные наставления - близким людям или далеким потомкам, на чье внимание к своим душеполезным письмам Гоголь тоже надеялся. Важно, что сегодняшние читатели могут воспринимать наставительные послания Гоголя-христианина также непосредственно, как и его современники, и находить в них для себя ответы на вечные вопросы - о смысле всех происходящих событий, о любви к Богу и людям, о воплощении христианских заповедей в жизнь.

[1] Письма Гоголя на религиозно-нравственную тему собраны в книге «Н.В. Гоголь. Из писем. "Что может доставить пользу душе"» (М., 2006).