Обыватель – квазипатриот

Почему патриотизм может быть использован для борьбы с государством.

Современным российским общественным сознанием патриотизм оценивается однозначно положительно. Патриотом быть хорошо. Общественное признание тебя в качестве патриота укрепляет твой статус, поддерживает влияние, которым ты обладаешь или даже помогает его нарастить. В личном пространстве точно так же: идентификация себя как патриота рождает чувство удовлетворения и повышает твою самооценку.

Не удивительно, что при таких вводных выдаваемое за патриотизм в значительной мере превосходит то, что может считаться патриотизмом по праву. Когда нам говорят о патриотизме, необходимо быть бдительным, чтобы вовремя распознать подделку и не купиться на внешнее подобие псевдопатриотической мимикрии.

Собственно говоря, знаменитая фраза британского литератора Самуэля Джонсона "патриотизм – последнее прибежище негодяя" как раз об этом. Поводом именно к такой формулировке стала распространённая в то время практика, когда любой, кому грозила тюрьма или даже виселица, мог воспользоваться "Патриотическим актом" и живёхеньким отправиться в колонии. Но в целом Джонсона, конечно, раздражала публичная риторика, использующая патриотизм в качестве расхожего аргумента. Священный пафос патриотизма был разменян на медяки. В эссе "Патриот", написанном к парламентским выборам 1774 г. и направленном против вигов, Джонсон замечает: «патриот тот, чье публичное поведение определяется одним мотивом – любовью к своей стране, тот, кто, как представитель в парламенте, не имеет ни личных надежд, ни страха, ни доброжелательства, ни обиды, но направляет это исключительно на общий интерес». Антиправительственная позиция сама по себе не является признаком патриота, тогда как апелляция к патриотизму широко используется для придания благовидности тяготению к мятежу. Своё эссе Джонсон заключает пассажем, в котором выражает ожидание, что "нация оправится от заблуждения и объединится в общем отвращении к тем, кто, обманывая доверчивых мнимыми бедами, подчиняя слабых смелой ложью, апеллируя к суждениям невежества и льстя тщеславию посредственности, клевеща на честность и оскорбляя достоинство (…), присваивают себе имя патриотов".

Подобное ожидание во все времена оказывается тщетным. И главная причина этого, – увы, не злокозненность столь ярко заклейменных Джонсоном популистов (в его случае - вигов), спекулирующих на патриотизме. Корни проблемы тянутся не к тем, кто говорит, наполняя понятие патриотизма неким содержанием (истинным или ложным), а к тем, кто слушает и кого Джонсон бесхитростно называет публикой. 

Из нашей нынешней политической культуры слово публика элиминировано. Современные говорящие головы обычно подчёркивают, что они обращаются к народу. Этим они льстят своей аудитории. Быть народом гораздо благороднее и возвышенней, чем быть публикой.

Народ –  это субъект истории, зодчий государственности, источник национальной власти. При всём при этом, бытие в качестве народа подразумевает определённую ответственность и сознательность. Решения народа –  это всегда выбор исторической судьбы, со всеми вытекающими из сделанного выбора.

Однако во все времена (за исключением очень редких моментов) ответственность и сознательность находятся в жесточайшем дефиците. Их избегают; ими тяготятся, поскольку они подсказывают решения, которые принимать, как правило, совсем не хочется. Поэтому популисты всегда легко находят себе благодарных слушателей –публику, которая готова рукоплескать любым обещаниям сделать жизнь лучше – быстро и без тяжких трудов.

Всякий человек изначально совестлив. Желание жить хорошо любой ценой выглядит непристойно. Совесть восстаёт и у большинства легко опрокидывает подобный помысл. Чтобы обойти свою совесть, сомнительные желания обычно прячут в заведомо правильные слова. Патриотизм –  как раз такое слово. То, что слушатели популистов (наверное, стоит назвать их настоящим именем –  обыватели), понимают под патриотизмом, – это вовсе не любовь к Отечеству, не готовность за него пострадать, потрудиться на его благо, отдать ему свои силы, имущество, а если понадобится –  и свою жизнь. Нет, для них патриотизм – это чаяние хорошей жизни. Они мечтают о государстве, которое даст им больше (желательно –  вдоволь), и не будет при этом их напрягать (желательно – совсем). Оправданием для собственной совести в их случае является убеждение, что они ратуют за хорошую жизнь не лично для себя, а для всех. Всем должно быть хорошо – разве это не лучшая социальная формула? Тот, кто уклоняется от того, чтобы присягнуть ей на верность (например, по причине её явной нереальности и инфантильности), обывателями объявляется врагом Отечества. Себя же они считают патриотами – на том основании, что желают Отечеству очевидного добра.

За пожелание добра, конечно, спасибо. Но золото намерений обычно оказывается сусальным и быстро облезает при столкновении с грубой фактурой реальности. В реальности государство несовершенно. И обывательский квазипатриотизм неизменно обращается в оппозиционность. Жить непросто, и не стоит труда предположить, как можно жить гораздо лучше. А коли лучшей жизни не наступает, то именно государство в том и виновато. Таков классический ход обывательской логики. Как видим, убеждения тут большой роли не играют, в самом рассуждении они просто отсутствуют. Место убеждений занимает желание жить хорошо, которое и делает из человека обывателя.

Наше общество, на первый взгляд, состоит преимущественно из патриотов. Но значительная часть из них – это объявившие себя патриотами обыватели. Именно этим объясняется "рыхлость" патриотического лагеря, на которую успел пожаловаться чуть ли ни каждый. Настоящему патриоту практически невозможно прийти к общему мнению с обывателем. Векторы их устремлений разнонаправлены: патриот ищет возможности послужить, обыватель радеет о приобретении. На обывателей невозможно опереться, если планируется что-то построить, поскольку вкладываться надо сейчас, а отдача будет лишь впоследствии. Но зато с помощью обывателей можно ломать, так как они отлично могут требовать и протестовать. И не стоит удивляться, когда государство дискредитируется и расшатывается якобы патриотами: так проявляется в действии союз провокаторов и обывателей.

Призывать (по примеру доктора Джонсона) к тому, чтобы общество прозрело, отвернулось от провокаторов и усвоило истинный патриотизм, предав забвению былые обывательские заблуждения, мы не будем. Общественные пороки призывами не исправишь. Но время от времени надо прочищать смыслы важнейших понятий, удаляя с них налипшую грязь. Надежда сохраняется, пока мы способны называть окружающее нас подлинными именами. И мы говорим: обыватель - это квазипатриот.