О пользе и вреде культурологии

К 30-летию введения предмета "Культурология" в систему образования

Как известно, в  качестве предмета исследования и преподавания культурология  установилась в России в конце 80-х – 90-е годы. Ее основной, хотя  прямо не объявляемой задачей,  была замена господствовавшего в советскую эпоху  марксистского   мировоззрения в представлениях  об истории  человечества на «общепринятые»   на Западе.   Замена «истматовской» методологии с ее теорией смены общественно-экономических формаций  на культурно-цивилизационную  типологию, когда  вся человеческая история рассматривается через призму культуры.  Типы общества заменяются типами культуры и общество, в сущности, представляется, именуется культурой (цивилизацией). Она, а не экономика  – системообразующий  фактор жизни людей.

Прошло почти тридцать лет. Насколько  актуальна эта замена  в настоящее время? Если да, то в чем состоит данная актуальность?

В это же время по миру прокатилась  волна либерально-рыночных (цветных)  революций, на передовых рубежах обществознания идут толки о наступлении шестого экономического уклада. После известной работы Ф. Фукуямы актуализировалось обсуждение  проблемы  «конца истории», суть которого  в том, что все – идеология, политика, мораль  вытесняется экономикой, рынком и технологиями.  Рыночно-финансовые отношения приобретают глобальный характер. Конец истории  – это, в сущности,  конец культурной истории человечества.  Если в марксизме экономике отводилась  роль базиса, еще была «надстройка», т.е. культура в узком смысле слова, признавалось ее обратное воздействие  на базис, то теперь  мы видим, что экономика  универсализуется, и  все, буквально  все продается/покупается. Люди даже перестают понимать, что такое духовность и бескорыстные отношения.

Парадокс в том, что по мере того как  в реальности   технология и экономика приобретали абсолютный контрольный пакет влияния на все формы жизни и взгляды людей (торжество экономико-технологического детерминизма),  культурология возникла под знаменем  объявления этого процесса  все менее существенным и даже несуществующим: "исторический материализм потерпел крах".

Казалось бы,   действительные события   требуют сделать вывод, что кризис переживает и терпит крах сфера культуры и  культурология все менее  актуальна. Но…

На многие явления, как и на солнце, люди не могут смотреть прямо. Нужно "ложное сознание" – идеология.  Культурология, а адекватнее ее бы надо назвать культурной (идеационной) социологией и стала выполнять эту функцию.   Среди обилия  инициированных потребностью в обмане и самообмане текстов,   уже в самом  начале возникновения культурологии были   вполне четко показывающие  ее социально-теоретическое предназначение.[1]Таким  путем  (через культурологию) российские  теоретики перешли  от  материалистической  трактовки  общественного развития к идеалистической  (веберовской). От его определения характером производства, о чем вопиют все факты и тенденции происходящей технологической революции,  к определению (будто бы) духовными ценностями, которые на наших глазах  радикально изменяются под влиянием именно этой   революции.  К идеологии, отвечающей своему понятию ложного сознания и тем самым прикрывающей  происходящую   технологизацию всех жизненных отношений и торжество   сугубо прагматического принципа выгоды и эффективности. Постдуховного,  контркультурного. В этом ее вредно-полезная  роль  для  понимания того, что на самом деле происходит в современном обществе, да и для судьбы самой культуры[2].  

Только интеллектуальное высокомерие заставляет теоретиков думать, что результаты их деятельности чем-то отличаются от результатов в политике, когда все получается по принципу "хотели как лучше, а вышло как всегда" или "шел в комнату, попал в другую". Введение культурологии в образование вместе с  «избавлением от марксистской схоластики»  рассматривалось как решающий вклад в его гуманизацию. Энтузиасты предполагали, что она усилит эмоциональную составляющую педагогики, представительство "правого полушария" в ней, тем более, что в вузах почти исчезло самодеятельное художественное творчество. Преподавание культурологии должно преодолеть, наконец, выпуск частичных людей, узких и опасных технократов, способствуя развитию целостной личности. Начальный  пафос культурологического движения состоял в приобщении студентов к культуре, ее высшим достижениям и решении тем самым задачи гуманистического (вместо коммунистического) воспитания молодого поколения нашей страны.

Но что мы имеем на практике в трактовке культурологии  и соответственно, какую роль  она играет  в образовании?  

До возникновения культурологии   теоретически   духовная  жизнь общества   находилась в области разного рода "ведений":  искусствоведения, моралеведения, религиоведения (атеизма), литературной,  театральной, художественной и прочей «критики».   Появление культурологии позволило рассуждать об этой сфере в целом, интегративно, на что давно был запрос. Их специализации как бы прорастали друг в друга и требовали комплексного подхода. Культурология дала такую возможность,  в этом была ее польза.  Помещая их в социально-исторический контекст, она позволяет проследить условия их развития и взаимодействия, "перетекания" друг в друга различных духовных практик. Культурология привлекает внимание к культуре, "разносит" ее флюиды по всему обществу, показывает важность для жизни, ориентирует на поддержание как высшей ценности человеческой истории. Культурологи – апологеты и адепты культуры, передающие ее достижения новым поколениям, несущие эту эстафету в будущее. Но вот диалектическое  коварство развития:  в силу и ради более универсального подхода и общей рационализации жизни, она все больше редуцирует их к знательности и информационности. Вместо "ведения", которое тоже несколько оттесняет, подменяет  реальное приобщение к культуре, "логия" встает по отношению к ней в позицию анатома, анализирующего ее как внешний для себя объект. То как культурология преподается сейчас, она иссушает   культуру, высасывая из нее живое начало  и трансформирует   в социально-гуманитарные технологии,  превращая  в   своеобразную  «тектуру».  

Отражая ситуацию подавления традиционной  = «живой» культуры абстрактным теоретизированием, культурология, в лучшем случае,   отправляет ее в прошлое.  Литература, музыка, живопись, ценности веры и добра относятся к области наследия, к традиции. В учебных программах и министерских классификациях феномены культуры как таковой проходят по разряду "прикладной культурологии". Не культурология обслуживает, исследует культуру, помогая понять ее содержание и смысл, ход и тенденции развития, а культура "прилагается" к развитию теории о ней – к культурологии. Культурология первична, культура вторична. Все тоже оборачивание мира с ног на голову: сначала информация, потом жизнь.      Природа,   уходя у нас из-под ног, уносит  с собой и  культуру, оставляя человека  один на один с "логиями", с чисто теоретическим разумом.  Нас – "недотехнологичных" и "недорациональных", традиционных и исторических. Если в XX веке основное противоречие человеческой  жизни представало как противоречие между природой и культурой, то к XXI веку оно приобрело облик противоречия между культурой и технологией.  А переход от первой ко второй  происходит через культурологию.

Придав  культуре статус всеобщности, ее под влиянием технологических процессов  стали отождествлять со всем искусственным, а  искусственное как таковое – продукт техники.  И по всем признакам видно, что мы становимся пленниками  технототалитаризма. Культурные, т.е. духовные  регуляторы социальных отношений  (добро/зло, служение,  грех, долг, честь, ответственность, совесть и др)   заменяются внешними: алгоритмами и  регламентами, визуальным, а «где надо»  и звукозаписывающим   наблюдением,  технологиями учета и контроля, вплоть до чтения и перепрограммирования мыслей. Человечество переходит к дигитализму и когнитивизму, то есть не смысловой, а формализованной форме мышления и поведения. Сознание все большего числа людей, особенно  получающих  компьютеризованное  образование и рефлекторно отражающих этот уровень культурологов,    захвачено тенденциями становления полностью техногенного  мира  и  под аккомпанемент разговоров о благах безудержного новационного прогресса мы теряем собственно человеческую сущность.

Таким образом,  роль культурологи  в образовании амбивалентна. Привлекая внимание к культуре, она одновременно заменяет  ее   своего рода   «кустарной технологией». Тем самым  как бы  готовя  почву для распространения социальной и гуманитарной технологий, которые начинают вытеснять  духовную жизнь и саму культуру  как ее  институциональное выражение. Возникла очевидная тенденция подмены культуры культурологией, которая становится своего рода "ослабленным раствором" культуры, промежуточным этапом на пути ее вытеснения Техносом, когда отношения между людьми регулируются не ценностями, а функциями и из них изгоняются эстетические, да и не только эстетические, а  вообще – чувства.

Для продолжения жизни человечества надо честно признать трагичность эпохи, в которую оно вступает, возникновение  антагонизма между культурой и техникой и отстаивать те ее сферы, что  должны существовать спонтанно.  Надо бороться с редукцией жизни к разуму, разума к исчислениям. Культура – продукт слова, а не цифры. Для некоторых форм социума и поведения человека процесс рационализации идентичен процессу их уничтожения. Любовь, дружба, эстетика и вдохновение, вообще чувства, воспитание детей и семейные отношения, когда их ставят на "технологическую  основу" – умирают. Значит,  для нашего выживания главное уметь различать, что подлежит культуре, а что принадлежит технологиям, хотя бы и называющим себя «гуманитарными» и иметь волю поддерживать те области, которые нуждаются в помощи и защите. Этим, прежде всего,  и должна заниматься  культурология. Экология живой  культуры, приобщение к традиции   –  главная задача и  смысл ее  существования  в образовании. Представляется, что только такая  трактовка культурологии  полезна человеку и отвечает  задачам  сохранения его идентичности   как Homo genus (созданного Богом или природного, родового, исторического)  –  тех, чье сознание еще   не захвачено   идеологией мутантов трансгуманизма  и кто  хочет оставаться  человеком.      

          Кутырев  Владимир Александрович,  доктор философских наук, профессор  Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского