Социалистический миф о труде

 Каким должен быть труд при социализме, и почему этот образ труда привел к краху советского государства.

Советская эпоха изменила нашу страну. Перестроенными оказались самые различные планы бытия. Что-то, безусловно, стало прорывом в лучшее, а иных изменений лучше бы и не было. 

Национальное сознание также претерпело серьёзные деформации. Мы порою считаем себя наследниками традиционной русской культуры, а это не так. Между нами сегодняшними и архетипом человека традиции лежит период исторической реализации социалистических отношений, за который сменилось несколько поколений, и это не могло не сказаться на привычках мышления. 

Опять-таки, сдвиги в нашем менталитете многообразны и разнонаправленны. Мы и приобрели, и утратили. Любая общая оценка тут будет необоснованным упрощением. Поэтому имеет смысл говорить о частностях. Например, рассмотрим такой аспект, как отношение к труду. 

Труд в мире традиции: нелёгкая добродетель

В мире русской традиции восприятие труда имеет два семантических контура. С одной стороны, труд воспринимается как добродетель. Всякий человек должен трудиться. Тот, кто избегает труда, заслуживает осуждения. С другой стороны, труд — это тягость. Что хочет сказать популярная пословица "без труда не вытащишь и рыбку из пруда"? Не то ли, что будет нелегко? Ожидание необходимости усилия естественно и законно; отсутствие напряжения, наоборот, сомнительно и заставляет подозревать, что тут что-то не так.

Оба аспекта восприятия труда восходят к единому корню. Труд является добродетелью именно потому, что он тяжёл и при этом неизбежен. Для достижения любого результата необходимо преодоление сопротивления косного мира. Говоря современным языком, созидание требует выведения энтропии за пределы системы. На это уходят силы. И если ты не затрачиваешь сил на получение потребного тебе, значит, свои силы на это тратит кто-то другой, а ты просто пользуешься готовым. Жить за счёт других означает быть паразитом. Это — этическое преступление, нечто недопустимое среди нормальных людей. Апостол Павел предостерегает: "кто не хочет трудиться, тот и не ешь" (2 Фес. 3:10). А поскольку есть всё же надо, то следует и трудиться. "Трудящийся достоин пропитания" (Матф.10:10). Достоин же тот, чьи поступки заслуживают награды, тот, кто действует правильным образом. Трудиться — это правильно. 

Связь правильности и одновременной тяжести труда имеет глубокое онтологическое основание. Она возникла не потому, что просто так сложились параметры нашей Вселенной. Трудовая повинность вменена человеку Богом. Она — следствие грехопадения. Бог сказал человеку: "в поте лица твоего будешь есть хлеб" (Быт. 3:19). Это одновременно и наказание, и заповедь. Труд должен быть тяжёлым. Если мы устаём,  значит, принимаем вменённое нам наказание, соблюдаем заповедь и верны Богу. Желание получить потребное для жизни, не очень выкладываясь, а ещё лучше — играючи, — это попытка уклониться от предписанного, наладить получение благ, так сказать, с чёрного хода. 

В лёгкой жизни есть нечто незаконное. В традиционной культуре слишком удачливый человек всегда был на подозрении. За то, что всё само идёт в руки, когда-нибудь придётся расплачиваться, и чем больше удача, тем выше должна оказаться цена. С другой стороны, то, что легко досталось, легко утрачивается. В отсутствие подлинного права, которое даёт труд, связь приобретаемого с владельцем получается случайной и поверхностной. Немудрено, что её так просто оборвать. Потеря, конечно, неприятна, но горем она не станет, поскольку и истинной радости легко приобретённое не приносит, тогда как результат настоящего труда вызывает ощущение глубокого удовлетворения, очень похожее на чувство выполненного долга. И это тоже понятно: мы радуемся исполнению заповеди. 

Социализм: мечта о лёгком труде 

Социалистическое  мировоззрение по своей природе атеистично. Для него мерилом, целью и смысловым горизонтом является человек. Если признать, что Бог существует, а также что Он благ и любит людей, придётся прийти к выводу, что мир устроен таким образом, чтобы обеспечить духовную пользу каждому человеку. Но осознание духовной пользы требует веры, которая полагает, что земная жизнь не исчерпывает нашего бытия. Если же ограничить своё понимание мира только тем, что составляет земную жизнь, то сложно не заметить, что человеческое существование исполнено боли и страданий. Чуткие души сострадательны, они стремятся разделить страдание, взяв на себя часть груза, выпавшего на долю другого; но человек, не обладающий верой, неизбежно приходит к мысли, что путь сострадания — не самый эффективный: ведь от перераспределения страданий их не становится меньше. И у него возникает идея уменьшить общий объём страданий, для чего следует найти и устранить их причину. 

Причиной страдания является грех. Грех есть повреждение души, а душа человеческая —монада, не имеющая окон (1). Это область нашего абсолютного суверенитета. Никто не может залезть к нам в душу и изменить её против нашей воли. Никто не может справиться за человека с его грехом. Поэтому грех — это неудобная категория для того, кто решил избавить мир от страданий. Социалисты предпочитают говорить не о грехе, а о плохом воспитании, дурном влиянии общества и т.д., переводя причину страданий изнутри человека в интерперсональное пространство, приписывая её неправильной организации общества. Всё становится понятно и относительно просто: необходимо переустроить общество правильным образом, и если страдания не исчезнут совсем, то их станет значительно меньше.  

Социалисты считают, что мир надо изменить в интересах человека, понимая под таковыми лишь те, что касаются земного плана бытия, и упускают из виду тот факт, что мир и так существует в интересах человека — все обстоятельства нашей жизни посылаются Богом или используются Им для нашего спасения. Но социалистам кажется, что они могут достичь лучшего результата, получив более совершенного человека на фоне уменьшения общего объёма страданий. Можно ли надеяться перейти минное поле, если ты не знаешь, где именно закопаны мины? Социалисты решили, что им достаточно знания рельефа — достаточно управлять социальной реальностью, а что там, в земле, что происходит в духовном мире — значения не имеет. И они уверенно обещают, что справятся. 

Разговор о социализме обычно начинается с распределения. Самый громкий и притягательный социалистический  призыв — устранить социальную несправедливость — относится к распределению. Но прежде чем определять, сколько кому достанется благ, их необходимо произвести. Распределение неизбежно отсылает нас к производству. Несправедливость экономической системы заключается в том, что трудящийся, остающийся без сил к концу рабочего дня, получает меньше, чем собственник капитала, который весь день может пребывать в расслаблении. Соответственно, исправление социального перекоса должно состоять не только в увеличении доходов трудящихся, но и в уменьшении тяжести труда. 

Если социализм — общество, построенное в интересах человека труда, то труд неизбежно попадает в центр внимания. Его необходимо изменить так, чтобы он стал лёгким и интересным. Труд должен доставлять радость, а не только доход. 

Это ожидание изменения характера труда — не просто один из пунктов в обширном перечне того, что можно было бы улучшить. Оно находится в самом сердце социалистических убеждений. Социалист рисует себе мир, в котором его потребление вырастет, а интенсивность труда уменьшится. Именно эта комбинация имеется в виду, когда говорят о снижении уровня эксплуатации. Предполагается, что возможно общество, в котором значительный объём благ, находящийся в распоряжении каждого, сочетается с щадящими условиями труда. В идеале труд должен стать факультативным: человек должен сам выбирать, как и сколько он будет трудиться. Мечта о коммунизме рисует именно такой образ труда. 

Диалектика труда и нравственности 

Как мы уже сказали, человек мира традиции исходил из другой картины. В ней тот, кто ищет лёгкого труда, на самом деле ищет способ уйти от необходимости трудиться. В действительности возможны лишь два состояния: лёгкая жизнь за чужой счёт и трудовая, а потому нелёгкая жизнь. Стремясь сделать свой труд лёгким, ты лишь перекладываешь тяжесть на чужие плечи. 

Эта картина не просто описывала историческую реальность, она имела глубокое нравственное основание. Смысл труда — не только быть наказанием за грехопадение, труд помогает бороться с грехом. Тяжёлый труд, в чём бы он ни состоял, не оставляет места греху. Снижение трудового напряжения высвобождает ресурсы: у человека остаётся больше сил и времени, которые он в силу падшести естества ставит греху на службу. Человек труда более нравственен не потому, что он имеет какую-то особую природу, а потому что труд лишает его возможности грешить в полную силу. Поэтому трудящийся человек более благонадёжен, а пребывающий в праздности подозрителен. Если человек борется с грехом, он должен нудить себя к труду: самостоятельно впрягаться в работу, брать на себя больше обязанностей, искать более тяжёлый труд. Тяготение к праздности, наоборот, является маркером глубокого нравственного повреждения. 

Но разве при социализме не сохраняется этот же характер оценок? Трудящийся — правомочный член общества, тунеядец — подозрительный элемент. Тунеядство в СССР преследовалось по закону. 

В атеистическом государстве грех не мог быть назван грехом, вместо греха советская власть оперировала понятием социально опасного поведения. А подобное поведение следовало купировать с помощью государственной машины, используя приёмы внешнего принуждения. Труд перестал быть лекарством, он превратился в обязанность. 

Осознающий свою болезнь человек мотивирован лечиться. Эффективность лечения во многом зависит от его самодисциплины — он должен следовать предписаниям врача, не манкировать ими. Тот, кто знает о грехе праздности, будет сопротивляться ему с помощью труда. Если болезни нет, а есть обязанность, картина видится иной: сделал дело — гуляй смело. Добросовестное выполнение обязанностей даёт право на заслуженный отдых. Социализм легализовал праздность под видом законного отдыха. 

Человеку необходим отдых, чтобы восстановить свои силы — и физические, и душевные. Люди — разные, ситуации — разные, поэтому и время на восстановление каждому нужно своё. Социализм ожидаемо уравнял всех в праве на отдых, но проблема даже не в этом. Человек осознал, что у него есть время, в течение которого он имеет полное право не трудиться — независимо от того, требуется ли ему ещё восстанавливать силы или уже нет. 

Миф о труде в истории социализма 

Качество социального устройства теперь оценивается по двум параметрам: какова пропорция между временем труда и временем отдыха (чем больше время отдыха — то есть чем раньше пенсия, чем длиннее отпуска, короче рабочая неделя — тем лучше) и какова интенсивность труда в рабочее время (чем меньше, тем лучше). От социализма сегодня ждут, прежде всего, облегчения жизни. Меньше напряжения, больше праздности, а если и труд — то более интересный, занимательный, похожий на игру, стирающий грань между работой и развлечением, — вот что составляет ядро социалистических ожиданий. 

Формирование социалистической доктрины изменило человека и его отношение к труду. Существование социалистических государств, пытавшихся организовать жизнь в соответствии с социалистической теорией, закрепило это изменение, и теперь оно воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Между тем, в его основании лежит порок и сопутствующее ему отвержение Божией заповеди — трудиться в поте лица. 

Бунт против Бога не только является духовным преступлением, он ещё и непродуктивен. Почему развалился СССР и весь социалистический лагерь? Потому что не выдержал потребительской конкуренции с Западом. 

СССР стал жертвой теоретического парадокса. Социализм обещал людям хорошую жизнь. Следовательно, жизнь в условиях социализма должна быть лучше по бытовым параметрам, чем жизнь в капиталистическом обществе. И если брать отдельные аспекты, то так оно и было. В частности, эксплуатация в позднем СССР (2) была гораздо ниже капиталистической. К людям старались относиться по-человечески, не слишком напрягая работой. Но у этого преимущества имелась и оборотная сторона: производительность труда в СССР была ниже, чем на Западе. И если сначала советской экономике удавалось активно сокращать этот разрыв, — прежде всего, за счёт преимуществ планового управления, — то начиная с конца 1960-х темпы роста производительности труда стали снижаться, а в 80-е годы сокращение разрыва в производительности труда между СССР и взятыми за эталон США прекратилось, застыв на значении 55%. При этом именно начало 80-х годов было наиболее комфортно для советского труженика. 

Параллельно с трудовым комфортом нарастал дефицит товаров массового спроса. Тогда как на Западе подобных товаров было в избытке, и они отличались лучшим качеством. Советский человек смотрел на это и думал, что на жизнь на Западе лучше. То, что за обилие товарного предложения надо расплачиваться, неся ярмо более жёсткой эксплуатации и бесчеловечного давления конкурентной среды, тогда засматривающимся на Запад советским гражданам в голову не приходило. 

Но корень проблемы даже не в этом. Труд сам по себе не является фактором богатства. Труд создаёт блага, отсюда человек легко приходит к мысли, что тот, кто хорошо трудится, должен богатеть. А это не так. В падшем мире добросовестность не может быть самым коротким и даже просто верным путём к богатству. К большему богатству и более быстро приходят те, чьи действия используют свойства падшей человеческой природы. Эти действия могут быть вполне законными, как, например, законна реклама, убеждающая тебя купить дорогой товар. Однако в результате получается, что больше получит тот, кто краше солжёт. 

Русский человек чувствовал правду, когда говорил, что "от работы не будешь богат, а будешь горбат" или — более высоким слогом — "от трудов праведных не наживёшь палат каменных". Труд дан человеку не для обогащения или достижения лучшей жизни, а как избавление от праздности. Сравнивая свой достаток с чужим богатством, трудящийся всегда будет чувствовать себя бедным, поскольку путём труда нельзя достигнуть уровня жизни, который обеспечивает следование логике падшего мира. 

Капитализм, будучи строем, основанным на падшести человеческой натуры, всегда даст образчики богатства, недостижимого для человека труда. Витрина капиталистического магазина заведомо обречена быть ярче и привлекательнее социалистического торгового предприятия. Власти СССР пытались как-то объяснить это своим гражданам: мол, роскошь на Западе может купить всякий, но мало у кого для этого хватит денег. Однако подобные объяснения плохо работают, поскольку человеку свойственно себя переоценивать. Люди полагали, что будь у них больше свободы для манёвра, они бы нашли способ увеличить свои доходы. Самовлюблённый и эгоистический человек думает так: возможно кто-нибудь и проиграет, но я-то должен обязательно выиграть. К сожалению, мы все в свою меру эгоистичны и слишком увлечены собой. Как там у Пушкина:  "Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!" 

Впрочем, увеличить свои доходы действительно может чуть ли не каждый. Но для этого необходимо отказаться от претензии на честный труд. Убеждение, что можно сохранить приоритет нравственности, стремясь обрести хорошую жизнь, является мифом. Мифологична также и вера, что возможно правильное общество, которое избавит каждого из своих членов от ощущения бедности и тяжести труда, сделав последний не только хорошо оплачиваемым, но и творческим, интересным, доставляющим, прежде всего, удовольствие, а не усталость. Современный человек  хочет именно такого общества, называя свои желания чаянием социализма и тем самым делая социализм невозможным. Советский Союз перестал существовать, потому что не смог соответствовать всё более требовательному ожиданию своих граждан. И теперь любую попытку реализовать всеобщее богатство и комфортный труд ждёт гарантированный крах. 

Можно накормить голодного, дать человеку кров над головой и одежду. Но сделать всех богатыми не получится. Бедность и богатство — чисто субъективные категории. Тот, кто потакает падшести человеческой натуры, всегда будет богаче того, кто живёт честным трудом. И исключить появление таких людей невозможно. Также невозможно избавить человечество от скучного, тяжёлого и изматывающего труда. С развитием техники физического труда стало меньше, но он никогда не исчезнет полностью. А труд, который не принято называть физическим, также способен быть рутинным и вычерпывать наши силы практически без остатка. 

Собственно говоря, так и должно быть. Мы должны признать, что тяготы жизни — это норма, а лёгкая жизнь с высоким уровнем потребления — патология. И только на основании можно построить что-то жизнеспособное — государство, которое будет иметь будущее, и общество, которое сможет реально помогать своим членам. Миф же только затуманивает сознание.

_______________________________ 

1) О душе как монаде - см. А. Карпов Личная мифология. Душа как монада

2) Об эксплуатации при социализме - см. А. Карпов Проблемы экономики социализма: эксплуатация