Урок практической географии

Реален ли образ России, создаваемый журналистскими очерками? Анализ книги Владимира Севриновского «Люди на карте. Россия: от края до крайности» (Издательство «Бослен», 2019). 

В издательстве «Бослен» в 2019 году вышла книга Владимира Севриновского  «Люди на карте. Россия: от края до крайности». Автор – журналист, фотограф, продюсер документального кино. Объездил всю Россию, побывал во всех субъектах Российской Федерации. При этом ему приходилось месить снег и грязь, посещать самые глухие углы – как же без этого, ведь по городскому асфальту ходят толпы, хочешь найти что-нибудь новое, примечательное, интересное  –  надо залезать в глушь.  И страна раскрылась перед ним – огромная, разнообразная, загадочная и понятная (или уже понятая). 

В авторском предисловии Владимир Севриновский пишет, что его книга – о любви (к своей стране). И это действительно так. Это чувство пропитывает страницы книги – любовь к дикой природе, к заповедным местам, необъятным просторам, к привычной для таких мест вольнице и свободе, обычаям и поверьям, к  животным и людям. Людям, правда, в меньшей степени, поскольку человек способен не только восхищать или ужасать, он чаще бывает мелок и жалок, и любить такого гораздо сложнее. 

Автор делится с нами своей любовью и как бы передаёт эстафету. Мы тоже должны научиться любить. По крайней мере, читатель неизбежно сравнивает своё восприятие страны с тем, что представлено в книге. При этом у автора есть серьёзное преимущество: он не только хорошо владеет словом и может интересно рассказывать, он ещё и многое видел, много где побывал. А средний читатель обычно достаточно жёстко локализован. Наши перемещения географически ограничены: тот регион, где мы живём, плюс те места, куда мы ездим в отпуск (а это, как правило, какое-нибудь побережье или Европа). И на те части России, куда не ступала наша нога, мы вынуждены смотреть чужими глазами. Например, глазами Владимира Севриновского.

Хотелось бы ему или нет, но он выступает в роли своего рода учителя географии. Впрочем, Владимир, несомненно, осознаёт эту свою роль, она ему даже нравится. Книга, о которой мы говорим, – не просто сборник очерков, проиллюстрированных авторскими фотографиями.  В ней предлагается некая концептуальная модель представления о России. Севриновский делит Россию на пять зон (и соответственным образом группирует очерки): Центр, Запад, Юг, Восток и Север.  Интрига состоит в том, что его зоны не соответствуют привычному нам разделению на регионы (или даже разрушают его).  Например, Центр – это вовсе не там, где находится столица, это – географический центр российской территории, и книга начинается с Тывы.

Понятно, что Тывой проще заинтересовать читателя. Но подобная провокация (перенести центр туда, где он должен был находиться, если бы история подчинялась географии) уходит своими корнями в глубину авторской философии: по правде сказать, автор совсем не любит государство.  Поэтому ему мила картина, когда государство как бы снято со страны, тогда людей можно полностью вписать в пейзаж: они становятся частью окружающей их реальности, не выходящей за рамки местной специфики. 

Любить страну, но не любить государство – достаточно распространённая конфигурация ментальности среди части российской интеллигенции, к которой, видимо, принадлежит и Владимир Севриновский. Но Владимир при этом пытается преподать нам урок географии (не теоретической, а практической – делясь своими воспоминаниями и непосредственными  впечатлениями), и вот вопрос – насколько адекватно его изложение материала? Иными словами, насколько та Россия, о которой рассказывает Севриновский, действительно Россия?

Каждый из нас живёт среди собственных представлений. Мы все немного мифологизируем окружающий нас мир. Этот привкус личной мифологии Севриновского присутствует в книге и придаёт ей дополнительный шарм. Понимая это, автор подкармливает читателя подобными эпизодами.

Мифы, местные предания, особенные, нестандартные люди – это как раз то, что интересно. За этим журналисты ныряют в глубинку, а читатели – в книгу. И на страницах очерков Севриновского то и дело попадаются такие персонажи – сколько только одних шаманов! С любовью выписываются портреты тех, кто выходит на встречу с дикой первозданностью или иной суровой реальностью в одиночку, без опоры на социум, цивилизацию, отказывается от комфорта, ищет и находит себя в единении с природой. Или в погружении в аутентичную культуру. Давление цивилизации на природу и обычаи живущих рядом с природой народов вызывает у Севриновского чувство сожаления. Меняется ландшафт, исчезают обычаи, утрачивается разнообразие – это плохо. А если какие-то обычаи (пускай относящиеся к другой, давно ушедшей реальности) восстанавливаются –  это хорошо. 

Подобное отношение чем-то перекликается с веганством (хотя автор – явно не веган, ест мясо и даже не чурался пить кровь). Веганская философия призывает человека не вмешиваться в жизнь животных, не приближать их, не использовать, предоставить их самим себе (см. по ссылке). У Севриновского такое же отношение к этносам. Ещё одна возникающая аналогия: барин, приехавший на лето в своё имение из города, проезжающий в коляске мимо красиво раскинувшихся полей и переживающий пасторальное настроение, тогда как жизнь поселянина полна изнурительного труда, и поэтому мы видим, что при первой возможности люди едут из деревни в город, а из провинции – в столицу.  Владимир тоже – сегодня приехал, завтра уедет. Это взгляд со стороны, «из коляски», что, несомненно, влияет на расстановку акцентов.

Картинка, которая возникает в объективе фотоаппарата (в центре журналистского внимания), не имеет ничего общего с повседневностью. Это – кадры, выхваченные из жизни, но никак не сама жизнь. Понять по ним, как устроена жизнь, что она из себя представляет, что в ней действительно важно, а что нет, нельзя. В этом есть свой парадокс: можно быть наблюдателем многих жизней, собрать большую коллекцию фотографий (впечатлений), но настоящее понимание достигается только через погружение, поэтому, чтобы понять, надо прожить, а прожить ты можешь только свою жизнь. В любом очерке присутствует аберрация наблюдателя.

При этом журналиста интересует, как правило, особенное. А особенное – всегда отклонение от нормы. Про отклонение легко найти, что сказать, а пойди попробуй опиши то, что в порядке вещей. Оно не бросается в глаза; живя этим изо дня в день, можно не обращать на него никакого внимания, подобно тому, как мы не замечаем, что дышим воздухом или говорим прозой. Если ориентироваться только на особенное, картинка, которую ты получишь, будет искажена. 

Наш народ это давно понял и потому сложил поговорку «за деревьями не видно леса».  Чтобы увидеть свой объект наблюдения, надо уйти от деталей, отойти на шаг, и тогда проступят общие закономерности, сложится облик целого. Вот этой попытки обобщения у Владимира Севриновского и нет. Причем намеренно. Он сознательно детализирует Россию (усиливает внимание на разнообразии) и в итоге теряет её. Что такое Россия, он не говорит.

Действительно, что объединяет все эти территории – азиатский Центр, европейский Запад, горячий Юг, такой восточный Восток, суровый Север?  Если бы в каждом уголке этой обширной части Земли все народы жили по своим обычаям и внутри своей исторической культуры, то не было бы никакого повода подводить под одно понятие столь разные общности. Что делает Россию Россией?

Ответ понятен. Россия – это, прежде всего, государство, сложившееся и распространившееся в ходе исторического процесса, стержнем которого выступил русский народ. Ключами к пониманию России являются: а) история развития государственности, включая имперский и советский периоды; б) экспансия русского народа, с присущими ему чертами национального характера, ценностями и культурой; в) распространение Православия как важнейшей части русской национальной культуры. Владимиру, как человеку, склонному к абсолютизации личностного суверенитета (в гражданском, культурном и духовном планах), все эти ключи не нравятся, и он старается обойтись без них. Поэтому в его книге шаманов гораздо больше, чем священников, чиновники выглядят, скорее, как раздражающий фактор, или, по крайней мере, сугубо внешний, не имеющий отношения к настоящей жизни, а история приветствуются малая, этнографическая, а общероссийская, наднациональная опускается или предстаёт в негативных тонах.  В итоге урок практический географии проваливается, понимания России не складывается, предмета любви (родины, отечества) не возникает. Да и у самого автора любовь остаётся на уровне чувственности (очарования внешним), а не одухотворяется. Он готов «глядеть, затаив дыхание, на окские туманы, окунаться в живую воду на Алтае и слушать, слушать, слушать, как она (Россия) разговаривает с тобой тысячью голосов». Это, конечно, приятно, но за что из этого можно отдать свою жизнь (а ведь только способностью к жертве и проверяется настоящая любовь)?