Бабы ещё нарожают?

Так ли ужасна фраза "бабы ещё нарожают", как то, что она не приложима к современной эпохе?

Фраза «бабы ещё нарожают» сегодня считается русофобской. Откуда она взялась, не установлено. Данные слова приписываются различным историческим персонажам – от Меньшикова или графа Шереметева до Г.К. Жукова. Зато чётко понятен контекст: это – реакция военноначальника на высокий уровень потерь среди живой силы (солдат) – возможных или уже реальных. Говорят, раньше фраза звучала несколько иначе: «солдат бабы ещё нарожают, а вот лошадей где взять?».

Является ли эта фраза, скажем так, литературным вымыслом? Или кто-то из высокопоставленных лиц её всё-таки когда-то действительно произнёс? На самом деле, не важно. Данная фраза яростно опровергается, потому что выглядит органичной. Легко представить себе, как эти слова срываются с губ полководца, мыслящего с помощью квадратиков, обозначающих части на карте, а не в разрезе человеческих судеб. И если фразу сложил кто-то из пишущей братии, всё равно он уловил и выразил некоторое возможное настроение. В нашем восприятии уже есть готовые образы, на которые так хорошо ложатся такие слова.

Однако дело не только в образах. Не только в готовности приписать тому или иному лицу пренебрежение жизнями простых людей (солдат). Либерал охотно нацепит это высказывание как чёрную метку на китель Жукова или Сталина. Русский патриот с удовольствием обнаружит что-то похожее среди реплик, приписываемых Наполеону. Но органика фразы «бабы ещё нарожают» гораздо глубже. Она восходит к определенной жизненной философии, которая являлась частью мировоззрения традиционного общества.

Не заботиться о жизнях солдат – дурно. Но если заботиться исключительно о сохранении солдатских жизней, надо сразу же прекращать кампанию и сдаваться врагу. Если фразой про баб командир пытается оправдать собственное головотяпство, она предосудительна. Однако эти слова, грубо звучащие для современного уха, выражают мысль, весьма важную для человеческого сообщества. Они нам говорят, что социум способен к регенерации. Общество восстанавливается. После нас придут другие люди, они заполнят то социальное пространство, которое сегодня заполняем мы. И если мы дорожим своим обществом, своей страной, народом, цивилизацией, мы можем отдать жизнь, отстаивая эти ценности. Наша персональное бытие закончится, но у нас будет продолжение. Понятие «мы» не оборвётся с нашей смертью. Бабы ещё нарожают. 

Так было.

Считается, что мировые войны показали, что убыль населения в конфликте может быть настолько серьёзной, что это становится фактором, угрожающим продолжению социального бытия. У нас высказывалась мысль, что в Великую Отечественную погибли лучшие, именно поэтому советская система со временем деградировала – вплоть до распада страны. Мы понесли невосполнимые потери. Миллионы жертв. Историки могут спорить, сколько именно миллионов. Но, безусловно, много. Война была кровавой и страшной.

И всё же – сколько нас осталось в 1945? А ведь в истории бывало и такое, что нашествие врагов уносило большинство народа, и тоже – самых лучших. Некоторые народы так и исчезли, накрытые волной завоевателей. А другие – находили в себе силы и восстанавливались.

Что это означает? Всего две вещи. Первая: необходимо сохранение культурной матрицы. У каждого народа есть своя культура, свой образ жизни. Вера. Ценности. Духовные семена могут уцелеть в очень немногих людях. Но если эти люди смогут сохранить их неповреждёнными, а потом передать другим, то социальное бытие продолжится. Вторая составляющая не менее важна, это – восполнение численности населения. Должны рождаться дети, которым предстоит унаследовать культуру погибших отцов. Говоря простонародным, грубым языком позапрошлого века: бабы должны рожать.

И вот с этими двумя вещами сейчас – не так, как раньше.

Состоялась эмансипация женщин. Семантическая система современной женщины отличается от традиционной. Одно время немецкое выражение «Kinder, Küche, Kirche» было повсеместно известно – и именно потому, что женщины всего мира боролись против запертости в этих трёх «К». Что ж, «дети, кухня, церковь» теперь в прошлом. Умение готовить больше не является ценностью, детей ныне заводят, как другие – ещё более эмансипированные – заводят собак. О церкви же вспоминать вообще особо не принято.  

Конечно, изменились не только женщины, но и мужчины. Эмансипация позволила переложить ответственность за судьбы женщин на них самих, и многим мужчинам это понравилось. Предоставив женщинам самостоятельно обустраивать свою жизнь, мужчины приобрели больше возможностей заботиться о себе. Что, в конечном счёте, послужило причиной утраты их мужественности.

Когда мужчины думают лишь о себе, а женщины соревнуются с мужчинами, дети отходят на второй план, а порою выглядят обузой. Поэтому неудивительно, что рождаемость падает. Когда вокруг так мало детей, фраза «бабы ещё нарожают», кажется откровенным издевательством. В условиях депопуляции так думать больше нельзя.

Не менее значимо и изменение ценностей. За множеством эгоистов общество теперь практически неразличимо. Надличностные, интерперсональные ценности ещё сохраняются, но всё же теперь это – ценности второго порядка. Ценность того, что касается самого человека, гораздо выше. Поэтому в современную голову мысль о том, что за благополучие общества иногда надо расплачиваться собственной жизнью, просто не помещается. Какой смысл в благополучии, если ты в нём никак не участвуешь?  Мы прикладываем «бабы ещё нарожают» к себе, и это подстёгивает наше возмущение. Допустим, меня больше нет, и что мне с того, что кто-то там родится (или не родится).  Я – личность. Я ценен сам по себе. Меня надо беречь. Власть должна считать человекосбережение своей главной задачей.

И мы ставим власть в очень сложное, на самом деле, положение. Будущее требует затрат и усилий. И это – чисто человеческие усилия (к машинам данное слово неприменимо). Люди трудятся, изматываются, растрачивают себя, изнашивают свой организм, заболевают, гибнут. И через это созидается будущее. Которое позволит существовать новым поколениям. А если стараться не напрягать людей, не ставить их в такие условия, когда они чем-то рискуют, то никакого созидания не будет. Принципиальное и последовательное человекосбережение приводит к утрате будущего и, как следствие, к деградации общества.

Вот власть и не знает, как быть. С одной стороны, очевидно, что для будущего нужны дети. Поэтому надо стимулировать рождаемость. Но рождение детей – это больно и трудно. Беременность не случайно так называется, это действительно ношение бремени. Роды – мучительны и опасны. А далее необходимо выкормить и вырастить ребёнка. Это требует немалых жертв не только со стороны матери, но уже и отца. А мотивация современного человека – пожить для себя.

Получается, что власть, как бы, думает о будущем, а сам человек – нет. Но власть – это лишь проекция общества. И если общество состоит из людей, ориентированных на самосбережение, то рано или поздно оно навяжет власти соответствующую схему мышления.

И вот случился коронавирус. Появился непосредственный повод испугаться за собственную жизнь. И нас благословили: пугайтесь. Разбегайтесь и прячьтесь. По мнению многих власть поступила совершенно правильно, ведь она исходит из сбережения жизни каждого из ныне живущих. Фактически это означает, что центр внимания власти переместился из будущего в настоящее. Власть наконец-то согласилась с тем, что ценности изменились.

Это, конечно, намеренно наивное изложение.  То, что ценности изменились, на власти сказалось давно. Более того, многие, обладающие финансовой и политической властью люди давно работали над изменением ценностей. Эгоистический человек, думающий лишь о своём существовании, и экономически, и политически более удобен. Переключить все общества Земли на обслуживание интересов именно такого человека мешало существование значительной массы людей, имеющих традиционные взгляды. А коронавирус дал прекрасную возможность заткнуть рот всем несогласным.

Теперь самосохранение индивидов официально объявлено главной общей (общечеловеческой) ценностью.

Между тем, установка на персональное выживание снижает шансы на выживание общества. Наше общее будущее съёживается, как шагреневая кожа. Общество теряет то самое «мы», ради которого можно и нужно переступать через себя. И, как следствие подобного сдвига, можно ожидать дальнейшего падения рождаемости.

Социальное дистанцирование, предписанное новой, посткоронавирусной нормой – это не просто расстояние между людьми. Это – отсутствие возможности быть вместе. Маска на лице – не просто средство индивидуальной защиты, это – потеря значительной части визуальной коммуникации, а также потеря доверия. Степень коллективности поступков и решений снизится. Желание что-то делать сообща упадёт. Уменьшится число тех, кто соберётся начать совместную жизнь, т.е. можно ожидать уменьшения числа браков и общего числа семей. Уже обсуждается возможность ношения маски дома – ведь пришедший с улицы человек может быть носителем заразы. Человеческая близость, интимная, да и вообще любая, будет становиться всё большей редкостью.

Будущее отменяется. Да, мы сможем ещё пожить – некоторые из нас, может быть, умерли бы раньше. Но мы уже не несём в себе те семена, которые в прежние эпохи позволяли народам восставать из пепла войны. Прежняя культура и прежние смыслы на нас пресеклись.