Интуиции культуры в отечественной философии: контексты богословия |
В традиции отечественной духовности богословие и философия интегрируют базисные мировоззренческие смыслы культуры, девальвация которых в образовании обусловливает потери и утраты ценностного его содержания. В предельных, кризисных ситуациях в культуре и обществе, в социально-гуманитарном дискурсе проявляется обращенность к ценностно-смысловым контекстам богословских категорий, в более широком, философско-культурологическом значении. В современной культуре России актуально выстраивание общенаучного, гуманитарного дискурса по проблеме взаимоотношений, взаимодействия духовного и светского образований. Духовное образование за последние десятилетия стало реальностью, значимым феноменом в общекультурном, духовно-культурном пространстве нашего Отечества. В то же время в светском образовании остаются разрывность, лакуны; духовно-мировоззренческой напряженностью отличается вопрос о возможностях, перспективах содержательного диалога светской и духовной, религиозной составляющих культуры. Последнее предполагает уяснение некоторых исходных, базовых концептов отечественной духовной культуры, которые могут приняты, как основания плодотворного, в указанном выше направлении, собеседования для всех субъектов культуры. Предметом рассмотрения в статье является подход к отечественной философии и богословию (образующих российскую духовность), в ракурсе взаимности; выделение категорий в отечественной философии и богословии, выражающих духовно-ценностную, смысловую центрированность отечественной духовно-интеллектуальной традиции. Подход такого рода предполагает, что категории богословия используются в философии культуры в более широком контексте, выходящим за рамки теологии. Подчеркнем, что речь не идет о неприятии, более того, непризнании, границ богословия и философии. В совокупности определений культуры, наряду с ее пониманием как ценности, выделим прежде всего аспект созидания, воплощенности [16]. В понятии «интуиция» нами удерживаются смыслы опытности, непосредственность созерцания [18], переживания реальности, включенность субъекта в бытие культуры. Становление отечественной философии культуры связывается с осмыслением культурного пути России в контексте значения реформ Петра I, в теории «всемирного умопросвячения» В. Н. Татищева [7]. Задолго прежде того, в ракурсе философии культуры могут быть рассмотрены идеи «Слова о Законе и благодати» митр. Илариона, философско-богословское наследие Древней Руси в целом. Оригинальным вариантом целостного видения человека и всего сотворенного мира является «Летопись миробытия» свт. Димитрия Ростовского [8]. Философско-культурологическом измерение присутствует в отечественной философии XIVIII – первой половины XIX в., что образует отдельную тему для изучения [1; 26]. Формирование и становление отечественной философии культуры во второй половине XIX в. совпало со временем развития позитивизма в западноевропейском гуманитарном знании [32]. Концепция позитивизма характеризовалась двойственностью в мировоззренческом отношении (сочетая ориентацию на идеал научности с проектированием нравственной метафизики, новой религии человечества). Особое место в отечественной философии культуры отводится традиции религиозной философии, фактору православия, славянофильскому направлению [там же, с. 11]. В истории отечественной философии, в аспекте соотносительности к православию, трудно переоценить значение духовно-нравственной метафизики В. С. Соловьева. В частности, в «Чтениях о Богочеловечестве», «Духовных основах жизни» в качестве двух состояний (соответственно, истинного и неистинного) человечества им называются Благодать и Закон [27; 28]. Достижение истинного состояния единства человечества, писал В. Соловьев, состояния, невозможного в царстве природного, доступно в царстве Благодати, «…т. е. на основании нравственного начала как безусловного или божественного» [28, с. 40]. Существенные аспекты религиозно-философские основания понимания культуры раскрыты в философско-богословском творчестве о. П. Флоренского [35–39]. Религиозно-философская концепция П. А. Флоренского воспринимается как презентант понимания культуры в богословии (см., например, в диссертационных исследованиях Е. Ю. Борисова, А. Е. Громовой, О. М. Седых). В качестве исходного основания религиозносимволической концепции культуры П. Ф. Флоренским рассматривается культ [38, с. 75; см. об этом: 15, с. 48–61]. Симвология П. А. Флоренского включается в индивидуальный контекст русского символизма, структурносемиотического подхода, развиваемого западными философами и культурологами XX в. Богословие о. Павла Флоренского, в связи с разработанной им философско-религиозной теории символа называют «богословием воплощения» [6, с. 59]. Философский подход к культуре, раскрытие ее духовно-мировоз- зренческой целостности приобрели особое звучание в эмиграции. Русская культура отождествляется «…прежде всего с православной культурой, ее духовно-нравственными константами. Отечественные философы – эмигранты полагали, что преодоление кризисных явлений культуры возможно только на пути возрождения и поддержки духовных основ культуры, находящих опору в личной духовности человека и формах его творческой реализации» [24, с. 15]. В конце XX – начале XXI в. отечественными учеными разрабатываются варианты философии культуры, в которых роль и значение духовноценностного основания приоритетна. В отечественном гуманитарном знании представлены концепции отечественной философии культуры в контексте символизма [3]. В современном проекте соотносительности философского, научного, богословского измерений, обсуждается вопрос о присутствии концептов теологии в секулярном дискурсе [45–48]. В текстах философов (в том числе и не однозначно положительно ориентированных в отношении религии), категории теологии принимают статус концепта метафоры. Философские понятия о метафизических конструкциях миробытия могут расширять пределы своего значения до концепта – метафоры [30, c. 11], что свидетельствует о происходящем в данном случае сдвиге границы рациональности [12, c. 74]. В концепте, в значительно большей степени, выражено конкретно-образное содержание [2, с. 11]. Полагаем, что линия концептно-метафорической сопряженности между философией и богословием может быть усмотрена, в особенности, в экзистенциальном измерении [см., например: 8; 10]. Обращение в философских концепциях к богословским терминам (в том числе и в метафорических смыслах), может выходить за рамки феномена светского богословия [см., например, фундаментальное исследование светского богословия, 41]; затрагивая более широкий ряд философов, по существу, вне ограничений каким-либо определенным (например, однозначно религиозным) направлением. Приведем далее некоторые конкретные примеры использования, «вхождения» богословских категорий в дискурс философии культуры. Так, для отечественных философов значимо принятие в концептуальнометафорический дискурс богословской категории «Троица» [см. более подробно: 20; 21]. Обратим внимание также на концепт «греха», «грехопадения», используемого как в современной, так и в «доперестроечной» отечественной философии. В отечественной религиозной философии понимание грехопадения раскрывалось в единстве символических, философскоисторических смыслов [10]. В таком случае исходная полнота бытия для человека предполагала посюсторонность рая, творчество, гармонию, как радость и блаженство, – благодать [там же, с. 13]. Проблематизация различных аспектов греха актуальна в современной филологии, языкознании (например, в диссертационных исследованиях, публикациях И. С. Брилевой, М. Н. Бушаковой, М. Каспиной, Л. Ф. Килиной, А. Ю. Кияница, Ю. В. Кореневой, Е. Е. Лях, О. А. Масу- ровой, Л. В. Поповой, В. В. Сайгина, О. В. Сахаровой, Е. В. Трубеевой). Проблематика греха изучается в контекстах философии культуры современности (публикации В. А. Бачинина, С. В. Ермакова, Е. С. Гришиной, Н. Н. Исаченко, А. Шпакова, О. С. Соиной, В. Ш. Сабирова). В отечественной гуманитаристике проводится сравнение понимания греха в христианстве и светской этике [см.: 25]; в иных, по отношению к христианству, религиозных традициях [9]; исследуются гносеологические аспекты греха [42]. В современном обществе, отмечает Н. Н. Исаченко, происходит замена понятия греха «…многообразием человеческого поведения, что предполагает право каждого человека совершать поступки, которые он считает необходимыми для него», рационализм «…вытеснил в современном человеке потребность в покаянии даже перед самим собой» [13, с. 64]. В современности реальностью является не осознание греха, а развитая практика оправдания последнего, утрата ответственности [29, с. 21]. Соответственно, в духовной культуре отсутствует актуальное осмысление первообразов греха [там же]. В эпохи переходности необходимым становится развитие девиантологической рефлексии [4]. В рамках секуляризма, подчеркивает В. А. Бачинин, «…почти не производился и не приумножался духовный опыт, связанный с трансцендентной реальностью, с абсолютными смыслами и ценностями бытия» [там же, с. 19]. Невозможны размышления о девиациях современности всецело посредством категорий секулярного сознания, без принятия в рассмотрение опыта интеллектуальных традиций богословских определений сущего и должного. Присутствие библейского интертекста в девиантологическом интертексте свидетельствует о наличии в последнем глубинной библейско-христианской памяти [там же, с. 22]. Метафизика антитезы «Закона и Благодати» развернута в сочинении «Этика преображенного Эроса» Б. П. Вышеславцева [11]. Христианская этика, христианская аксиология, писал Б. П. Вышеславцев, «…вырастает и раскрывается не иначе как в противопоставлении закона – и царства Божия, закона – и благодати, закона – и Духа, закона – и веры, закона– и любви, закона – и свободного творчества» [там же, с. 25]. Христианская этика как этика благодати «…не есть этика отрешения, а есть этика сублимации. …Сублимация, возвышаясь над природой, природу не уничтожает, но восполняет, преображает и усовершает...» [там же, с. 50]. Дуализм общественной жизни, как духовно-культурная диалектика «Благодати» и «Закона», «Церкви» и «Мира» раскрыт С. Л. Франком. В третьей главе «Духовных основ общества» С. Л. Франк специально рассматривает взаимодействие приведенных выше категорий [40, с. 80–103]. С. Л. Франк определяет абсолютную, божественную сверхчеловеческую реальность (в ее практическом действии на жизнь человека) как Благодать (живую сущностную нравственность) [там же, с. 83]. Учением о Благодати, превосходящей Закон, впервые была открыта подлинная, сущностная основа нравственной жизни. Сущностная нравственная жизнь не отменяет Закон, а восполняет его (в силу двойственности человеческого существа, одновременно принадлежащего двум, духовному и материальному, мирам). Таким образом определена духовно-нравственная перспектива для человека, общества, до «…чаемого полного преображения и обожения человека и мира…» [там же, с. 84]. Особая смысловая-ценностная направленность нашей философии, на наш взгляд, отражена в восприятии отечественными мыслителями богословской категории Воплощения. Понимание Воплощения в христианстве раскрывается В. С. Соловьевым в «Чтении одиннадцатом и двенадцатом» («Чтения о Богочеловечестве») [28, с. 184–202]. Воплощение, как реальное соединение Бога с человечеством невозможно ни с точки зрения деизма, ни пантеизма. Русская философия, писал Н. О. Лосский, «…в лице В. Соловьева и его последователей придает особое значение концепции конкретно существующих идеальных принципов (Логос, София, Адам Кадмон, душа всякого индивидуума) и их воплощению» [18, с. 165].«Основным понятием христианской метафизики, – замечает Н. О. Лосский, – является понятие воплощения» [там же, с. 276]. В иных контекстах осмысливается Воплощение Н. А. Бердяевым, воспринимавшим негативно понимание объективации Духа в предметновещественном смысле. «Творчество, – писал Бердяев, – есть не объективация, а транс-субъективация. Объективное должно быть заменено транссубъективным» [5, с. 278–279]. Положение об икономии, действии Святого Духа в мире, за пределами Церкви, обосновывается Г. П. Федотовым [33, с. 232]. К манифестациям Св. Духа в культуре Г. П. Федотов относит творчество и свободу. Христианское вдохновение, полагает Федотов, имеет более широкую сферу действия в культуре (за пределами Церкви). Федотов говорит об уровнях, ступенях боговдохновенного человеческого творчества [34, с. 16]. «Встреча» философии и богословия в отечественной духовной культуре, включение в «ткань» философской концепции богословских категорий (в статусе концептов-метафор), обусловливают более общий вопрос о взаимоотнесенности философии и богословия [см. о понимании творчества и культуры в восточно-христианской патристике: 44]. Один из вариантов ответа на него– «широкий» подход, не предполагающий резких между ними границ. Концепции отечественной философии, основанные на принципе единства, целостности характерны для В. В. Зеньковского, Г. П. Флоровского, Н. О. Лосского [41, с. 11]. При всех несовпадениях с православным богословием, часто актуально-адекватны типологизации вариантов сопряженности православия и отечественной философии у Н. А. Бердяева (например, положение о религиозной взволнованности отечественной философии; используемые, в православной соотнесенности, но не в соответствии с официальным богословием, самим философом категории Воплощения, спасения, эсхатологии, понятой как Преображение) [22; 23]. Религиозная философия в России отлична от теологии на Западе, оставаясь, по выражению Н. А. Бердяева, «очень русским продуктом» [цит. по: 17, с. 3]. В то же время, «широкая» трактовка соотнесенности философии и богословия встречает критическое отношение [31, с. 258]. Необходимо корректное разграничение богословского и философского подходов [41, с. 9] , в частности, имеется в виду соотношение theologia divina и filosophia christiana. Вместе с тем filosophia christiana сохраняет известную неоднозначность, неопределенность (в силу общности «цельности знания», как гносеологического принципа христианской философии и богословия) [там же, с. 10]. В отечественной философии выделяются два варианта для развертывания систем религиозной философии, – внедрение догматических принципов в философию и, напротив, введение философских принципов в богословие [43, с. 358–359]. Во втором случае, по мнению богословов, происходит расплывчатость и путаница (например, в теориях «религиозного ренессанса» начала XX в. Классический текст (требующий специального рассмотрения) о различных контекстах, гранях идеационной сопряженности философии и богословия в традиции отечественной духовности – параграф из труда историка Церкви А. В. Карташева «Халкидонская проблема в понимании русских мыслителей» [14, с. 355–363]. Обратим внимание на то обстоятельство, что известный историк Церкви подчеркивал, что история русской и богословской «…работы на эту халкидонскую тему может быть благодарным предметом обширного специального исследования» [там же, с. 355]. И далее: «Какие гениальные русские люди, какие крупные имена, какие яркие и оригинальные личности русской культуры стоят вехами на пути разработки великой тайны Богочеловечества, христологии в ее новейшем понимании и переживании! Сколько дерзновенных наскоков на Халкидонский догмат в его модернистских интерпретациях! И какое явное бессилие вопрошающих дать собственный удовлетворительный ответ на свой же вопрос!» [там же]. Полагаем, к характерным для отечественных философов ценностносмысловым пунктам в постановке проблем культуры (в равной степени свойственных разных духовно-мировоззренческих направлений), относятся воплощенность, осуществленность, реализация в ней творческих духовных и материальных способностей человека; преобразующее воздействие всех, выше названных условий, на культуру. В традиции отечественной философии культуры имеет место рецепция духовно-ценностного акцента таких категорий православного богословия, как Воплощение и Преображение. Категории православия обнаруживаются, в качестве концептов-метафор, в разработках не только преимущественно религиозной философии. Как правило, первые используются отечественными мыслителями с целью преодоления определенных проблем в философском объяснении культуры, общества, человека. В истории отечественной богословской мысли [19], в текстах современных богословов, поднимается, в особой форме, идея культурной самобытности нашего Отечества, воспринимаются проблемы духовной жизни российского общества; в частности, воплощение в последней высоких духовно-нравственных идеалов, единения России на основе духовнотворческих принципов построения русской культуры. Список литературы1. Артемьева,
Т. В. История метафизики в России XVIII в. / Т. В. Артемьева. –
Санкт-Петербург, 1996. – 320 с. 2. Асоян, Ю.
А. Практика исследования концептов: от «категорий культуры» к «концептосфере» и
«семантике понятий» / Ю. А. Асоян // Культурология. – 2008. – № 1 (44). – С.
5–26. 3. Асоян, Ю.
Открытие идеи культуры (Опыт русской культурологии сер. XIX – нач. XX вв.) / Ю. А. Асоян,
А. Малафеев. – Москва : ОГИ, 2000. – 344с. 4. Бачинин, В.
А. Теология и антропология девиантности / В. А. Бачинин // Человек. – 2013. – №
6. – С. 18–30. 5. Бердяев, Н.
А. Дух и реальность / Н. А. Бердяев. – Москва: АСТ, Харьков: Фолио, 2003. – 688
с. 6. Валентини,
Н. Павел Флоренский / Н. Валентини. – Москва: ББИ, 2015. – 203 с. 7. Визгин, В.
П. Лица и сюжеты русской мысли / В. П. Визгин. – Москва: Развитие
фундаментальных лингвистических исследований, 2016. – 360 с. 8. Визгин, В.
П. На пути к другому: От школы подозрения к философии доверия / В. П. Визгин. – Москва:
Языки славянской культуры, 2004. – 800 с. 9. Волобуев,
А. В. О концепции греха в исламе / А. В. Волобуев // Вестник МГУКИ. – 2011. – №
2(40). – С. 18–21. 10. Вышеславцев, Б. П. Миф о грехопадении / Б. П.
Вышеславцев //Путь. – 1932. – №34. – С. 3–18. 11. Вышеславцев, Б. П. Этика преображенного Эроса / Б. П.
Вышеславцев. – Москва: Республика, 1994. – 368 с. 12. Димитрий Ростовский, свт. Летопись, повествующая о
деяниях от начала миробытия до Рождества Христова. – Москва: Правило веры,
2011. –720 с. 13. Исаченко, Н. Н. Концепт греха в современном обществе /
Н. Н. Исаченко // Грамота. – 2014. – № 7 (45). – С. 63–65. 14. Карташев, А. В. Вселенские соборы / А. В. Карташев. –
Москва: ЭКСМО, 2006. – 671 с. 15. Катасонов, В. Н. Христианство. Культура. Наука / В. Н.
Катасонов. – Москва: Изд-во ПСТГУ, 2004. – 480 с. 16. Культура как целостное явление. – Ленинград: ЛГИК,
1983. – 152 с. 17. Лазарев, В. В. Идея целостности в русской религиозной
философии (сер. XIX – нач. XX в.) / В. В. Лазарев. – Москва: ИФРАН, 2012. – 224
с. 18. Лосский, Н. О. История русской философии / Н. О.
Лосский. – Москва: Академический Проект; Трикста, 2011. – 551с. 19. Морозова, И. Н. Идеал «цельного знания» в
отечественной религиозной философии и православной мысли на рубеже XIX – XX вв.
(В. С. Соловьев и прот. А. М. Иванцов-Платонов) / И. Н. Морозова // Русский
логос: горизонты осмысления. – Санкт-Петербург. В 2 т. Т. 1. – Санкт-Петербург:
Интерсоцис, Изд-во РСХГА, 2017. – С. 309–312. 20. Морозова, И. Н. Категория «Троица»: о некоторых
богословско-философских смыслах целостности, единства / И. Н. Морозова //
Кирилло-мефодиевская традиция в культуре России: укрепление духовного единства.
– Челябинск, 2016. – С. 67–74. 21. Морозова, И. Н. Россия: образы-концепты духовного
единства (на материале отечественной религиозной философии) / И. Н. Морозова //
Образ России в русской религиозной мысли. – Нижний Новгород: Нижегор. гос. пед.
ун-т им. К. Минина, 2016. – С. 250–256. 22. Н. А. Бердяев о русской философии. Ч. 1. – Свердловск:
Изд-во Урал. ун-та, 1991. – 288 с. 23. Н. А. Бердяев о русской философии. Ч. 2. – Свердловск:
Изд-во Урал. Ун-та, 1991. – 240 с. 24. Прохоренко, А. В. Очерки по истории и философии
культуры русского зарубежья / А. В. Прохоренко. – Санкт-Петербург: Европ. Дом,
2010. – 174 с. 25. Резвая, Ю. Ю. Понятие о грехе в трудах Тихона
Задонского и светской этике / Ю. Ю. Резвая // Ученые записки Орловского госуд.
ун-та. Сер. гуманитар. и соц. науки, 2013. – №1. –С. 153–156. 26. Русская религиозная антропология: в 2 т. сост. Н. К.
Гаврюшин. – Москва: Моск. филос. фонд; Моск.
духов. академия, 1997. 27. Соловьев, В. С. Духовные основы жизни / В. С.
Соловьев. – Брюссель: Жизнь с Богом, 1982. – 144 с. 28. Соловьев, В. С. Чтения о Богочеловечестве; Стихи;
Стихотворения и поэмы; «Из трех разговоров»:
Краткая повесть об Антихристе / В. С. Соловьев. – СанктПетербург: Худож. лит.,
1994. 29. Сохань, И. П. Счастье и грех / И. П. Сохань. –
Санкт-Петербург: Алетейя, 2014. – 320 с. 30. Столяров, А. А. Свобода воли как проблема европейского
морального сознания. Очерки истории: от Гомера до Лютера / А. А. Столяров. –
Москва: Греколатинский кабинет Ю. А. Шичалина, 1999. – 208 с. 31. Сухов, А.
Д. Материалистическая традиция в русской философии / А. Д. Сухов. – Москва,
2005. – 260 с. 32. Трофимова, Р. П. История русской культурологии / Р. П.
Трофимова. – Москва: Акад. Проект: Трикста, 2013. – 608 с. 33. Федотов, Г. П. Собрание сочинений: в 12 т. Т. 2:
Статьи 1920‒30-х гг. из журналов «Путь», «Православная мысль» и «Вестник РСХД»
/ Г. П. Федотов; сост., примеч. С. С. Бычков. ‒ Москва: Мартис, 1998.‒380 с. 34. Федотов, Г. П. О Св. Духе в природе и в культуре / Г.
П. Федотов // Путь. – 1932. – № 35. – С. 2–19. 35. Флоренский, П. А. Записка о православии / П. А.
Флоренский // Символ. – 1989. – № 21. – С. 91–98. 36. Флоренский, П. А. Записка о христианстве и культуре /
П. А. Флоренский // Соч.: в 4 т. Т. 2. – С. 547–559. 37. Флоренский, П. А. Собрание сочинений. Философия культа
(Опыт православной теодицеи) / свящ. П. А. Флоренский. – Москва: Мысль, 2004. –
686 с. 38. Флоренский, П. А. Собрание сочинений. Философия культа
(Опыт православной антроподицеи) / свящ. П. А. Флоренский; сост. игумен
Андроник (Трубачев); ред. игумен Андроник (Трубачев). – Москва: Мысль, 2004. –
686 с. 39. Флоренский, П. А. Христианство и культура / П. ФА.
лоренский. – Харьков; Москва: Фолио : АСТ, 2001. – 663 с. 40. Франк, С. Л. Духовные основы общества / С. Л. Франк. –
Москва: Республика, 1992. –511 с. 41. Хондзинский, П. «Церковь не есть академия»: Русское
внеакадемическое богословие XIX в. / прот. П. Хондзинский. – Москва: Изд-во
ПСТГУ, 2016. – 480 с. 42. Шабалин, И. В. Гносеологический потенциал греха / И.
В. Шабалин // Вестник ЧелГУ. – 2009. – № 42 (180). – Философия. Социология.
Культурология. Вып. 15. – С. 26–30. 43. Шапошников, Л. Е. Персоналистические центры русской
религиозной философии XIX –XX вв. / Л. Е. Шапошников. – Нижний Новгород, 2015.
– 390 с. 44. Шустров, А. Г. Понимание творчества и культуры в
восточнохристианской патристике: автореф. дис. д-ра культурологии / А. Г.
Шустров. – Москва, 2011. – 39 с. 45. Habermas J.
Religion and Rationality. Essays on Reason, God, and Modernity. UK, Polity
Press, 2002. 176 p. 46. Rorty R.
Philosophy and social hope. Penguin books. New York. 1999. 288 p. 47. Schluchter
W. The future of religion/W. Schluchter / Culture and Society. Contemporary
debates. Ed. by J.C. Alexander, S. Seidman. –Cambridge University Press, 1990. – P. 249–261 48. Shults F. LeRon. Theology after Birth of God: Atheist Conseptions in Cognition and Culture. USA: Palgrave Macmillan. – 2014. – 256 p.
Об авторе:
Публиковалось: Восемнадцатый Славянский научный собор «Урал. Православие. Культура». Мир славянской письменности и культуры в православии, социогуманитарном познании : материалы междунар. науч.-практ. конф. / сост. И. Н. Морозова; Челяб. гос. ин-т культуры. – Челябинск : ЧГИК, 2020 Стр. 30-39 | |
16.07.2020 г. | |
Наверх |