Школьники и компьютерные игры с "экранным насилием"

От конкретного исследования  популярности компьютерных игр у подростков, пользующихся услугами компьютерных салонов, автор переходит к анализу проблемы экранного насилия и его воздействия на подростковую аудиторию.

Лет пятнадцать назад российские школьники часами проводили время в так называемых видеосалонах, где запоем смотрели недоступные прежде западные боевики. Пиратские видеопленки были ужасного качества. Аппаратура - немногим лучше. Но видеомагнитофоны были в большом дефиците, и далеко не каждая семья могла себе позволить себе такую роскошь. Времена изменились, теперь видеомагнитофоны есть практически в каждой российской семье. Да и по различным телевизионным каналам  с утра до вечера демонстрируются десятки зарубежных триллеров, детективов и фильмов ужасов. И сегодня российские школьники из малообеспеченных семей часами просиживают в залах, где за относительно небольшую плату можно поиграть в интерактивные компьютерные игры. Бесспорно, популярность компьютерных залов - явление столь же временное, что и бум видеосалонов. Как только в обычной российской семье персональный компьютер займет свое место рядом с телевизором и видеомагнитофоном, подростки будут играть в компьютерные игры у себя дома. Но пока - они составляют основную массу посетителей компьютерных залов и Интернет-клубов.

Итак, российские учащиеся - самые активные посетители залов компьютерных игр. Но в какие игры они играют? И какие из них им нравятся больше других? Чтобы ответить на эти вопросы, нами было проведено дополнительное социологическое исследование.

Во-первых,  был сделан контент-анализ 87 компьютерных игр, находящихся в городских  центрах компьютерных игр (города Таганрога).

Результаты анализа показали:

1)практически все компьютерные игры, доступные посетителям компьютерных    залов (а в основном - это подростки, молодежь до 18 лет), представляли    собой интерактивное действие на криминальные, военные, фантастические и    спортивные (например, автогонки) темы;

2)только 17,24% (15 из 87) компьютерных игр не содержали никаких сцен насилия.    Как правило, это  были игры на спортивную тему;

3)55,17% (48 из 87)  компьютерных игр включали в себя интерактивные сцены    разнообразных убийств («Doom», «Young Blood», «Final Doom» и др.);

4)39,08% (34 из 87) компьютерных игр основывались на интерактивных сценах    драк (разной степени жестокости): «Kensei», «Hercules» и др.;

5)35,63% (31 из 87) компьютерных игр изображали интерактивные сцены катастроф    («X-COM», «Resident Evil» и др.);

6)в целом 82,75% (72 из 87) компьютерных игр обязательно содержали хотя бы    один из видов экранного насилия (убийства, драки, катастрофы). При этом во    многих из проанализированных игр насилие было представлено сразу в нескольких видах - то есть с совмещением (в разных комбинациях) драк,  убийств, пыток, катастроф и т.п.

7)в репертуаре компьютерных залов преобладали относительно простые    игры, так называемые "стрелялки". Игры более сложные - так называемые "стратегии" и "квесты" (интерактивный поиск выхода из некой ситуации)    оказались явно на обочине.

Во-вторых, было проведено анкетирование 76 посетителей компьютерных залов Таганрога - школьников в возрасте от  7 до  17 лет.  Анкетирование подтвердило наше предварительное наблюдение: подавляющее большинство посетителей компьютерных залов - подростки мужского пола (73 человека). Количество школьниц, играющих в компьютерные игры в платных залах, оказалось всего 3,94% (3 человека). Хотя, забегая вперед, отмечу, что компьютерно-игровые предпочтения этих девочек в целом ничем не отличались от предпочтений мальчиков.

В таблице 1 представлено распределение школьников, увлеченных компьютерными играми, по возрастам.

Таблица 1. Возрастной диапазон школьников, посещающих  залы компьютерных игр

Анализ таблицы 1 показывает, что  залы компьютерных игр в основном посещают подростки мужского пола в возрасте от  12 до 15 лет. Мальчики младшего школьного возраста (от 7 до 9 лет), находящиеся, как правило, под большим родительским контролем, составляют  меньшинство (от 1 до 5 процентов). Не слишком много и посетителей игровых залов старше 16 лет. У них, по-видимому, уже не находится достаточного количества свободного времени для такого рода развлечений (к примеру, часть молодежи старше 18 лет служит в армии, другая часть - учится в высших учебных заведениях, работает и т.д.).

Анализ  результатов анкетирования выявил, что практически все посетители компьютерных залов неоднократно играли в игры, содержащие сцены насилия. Что не удивительно, так как  контент-анализ игр показал, что  количество компьютерных игр, включающих те или иные разновидности насилия, в целом составляет почти 83%.

Бесспорно, можно обратиться к той или иной игре случайно. Она вполне может не понравиться юному «пользователю», например, именно по причине избытка сцен насилия. Вот почему я попытался выяснить, какие компьютерные игры являются наиболее популярными среди школьников. В результате были получены следующие данные, отраженные в таблице 2.

Таблица 2.  Тематика интерактивных игр, привлекающая школьников - посетителей компьютерных залов

Анализ таблицы 2 показывает, что во всех возрастных группах школьников количество любимых компьютерных игр, содержащих интерактивные сцены насилия, превышает количество «безопасных» (преимущественно спортивных) компьютерных игр. Причем предпочтение компьютерных игр с убийствами, драками и прочими элементами насилия («Doom», «Final Doom», «Resident Evil», «Mortal Combat») в максимальной степени свойственно школьникам в возрасте от 11 до 14 лет. В этом возрасте количество предпочитаемых игр с элементами насилия в среднем более чем вдвое превышает количество «мирных» игр. Однако и средняя цифра предпочтений, приходящаяся на всю группу школьников из 76 человек, не слишком отличается от этой.

Бесспорно, проблема влияния компьютерных игр, содержащих сцены насилия, на формирование сознания подростков не может рассматриваться однозначно. Играть в компьютерные игры с элементами насилия и совершать насилие в жизни - разные вещи. Однако несомненно, что интерактивное включение в процесс насилия вызывает неизбежное привыкание к нему, притупление чувства сострадания, сопереживания и т.д. Ведь в виртуальном мире ничего не стоит выстрелить в человека из пистолета или автомата, взорвать его гранатой, разрезать электропилой, разнести на части бомбой и т.д.

Что же делать? Опять требовать запретов и закрытий? Что ж, путь знакомый, но, как показала практика, неэффективный.  Выход из ситуации видится не только в продвижении на компьютерный рынок  познавательных и увлекательных игр с минимальным присутствием насилия, но в активизации движения медиаобразования.  Школьные педагоги должны, наконец, научиться использовать богатые возможности экранных искусств, Интернета, компьютерной анимации, интерактивной игры для развития творческих способностей детей, их критического мышления, эстетического восприятия и вкуса.

Кроме того, на мой взгляд, в России опять-таки необходимо строгое соблюдение возрастных рейтингов для продажи, проката (и использования в специальных залах) компьютерных игр, чтобы дети младше 10-12 лет не имели доступа к играм, содержащим откровенные сцены насилия и т.п.

Проблема влияния медианасилия на юную аудиторию изучается западными учеными уже около 50-60 лет. Например, Дж.Голдштайн (G.Goldstein) отмечает, что макроуровень теории, объясняющей привлекательные черты медианасилия, «фокусируется на изменчивом общественном мнении и определениях насилия и жестокости в медиа, а также на отношениях между образами насилия на экране и социальными институтами, такими как религия, политика, бизнес и военные структуры» [Goldstein, 1998a, p.224]. В то же время, на теоретическом микроуровне изучаются психологические отношения личности с медиатекстами.

Как уже отмечалось, множество исследований обнаруживают причинную связь между «развлекательным медианасилием» и детской агрессией. Оно может причинить детям вред, так как «неумеренное потребление аудиовизуальной информации, содержащей натуралистично поданные сцены насилия: 1)внушает, что насилие приемлемый путь решения социальных конфликтов; 2)делает их равнодушными с человеческим страданиям; 3)вызывает страх стать жертвой насилия; 4)служит причиной применения насилия в реальной жизни» [American Academy of Child and Adolescent Psychiatry, 2002, p.10; Wilson and others, 1998, p.16].

 Как верно отмечает, С.Р.Лэмсон (S.R.Lamson), «дети приучаются к мысли, что насилие в обществе - это нормально, боятся стать жертвой преступника и менее готовы к тому, чтобы помочь жертве преступления. Они растут более агрессивными и жестокими» [Lamson, 1995, p.25]. К похожим выводам приходит и Дж.M.Гедэйтус [G.M.Gedatus, 2000, p.17].

В этом смысле я полностью согласен с Дж.Кантор (J.Cantor): разнообразные медиа показывают детям огромное множество пугающих и вызывающих тревогу образов, большинство из которых они бы, вероятно, никогда не увидели в реальности за всю свою жизнь. И травма детей - это не всегда медленный, «накопительный» процесс. Даже один короткий просмотр  телевизионной программы (или ее фрагмента), фильма может надолго внушить ребенку (особенно в возрасте до 7-10 лет - А.Ф.) страх,  психологическое беспокойство, нервозность [Cantor, 2000, p.70]. 

Ученые выделяют несколько типов психологического воздействия медианасилия на аудиторию: эффекты агрессии, страха, равнодушия и «аппетита» [Slaby, 2002, pp.312-313]. Исследователи из Американской Академии детской и подростковой психиатрии пришли к тому же выводу: «воздействие развлекательного насилия на ребенка комплексно и разнообразно. Некоторые дети подвержены ему больше, чем другие» [American  Academy of Child and  Adolescent Psychiatry, 2002, p.11].  В этом смысле, бесспорно, что дети до 7-10 лет - наиболее подверженная данному влиянию аудитория. «Психологи единодушны в том, что до трех-четырех лет дети не могут отличить реальность от экрана. Для них телевидение - отражение мира, а он не выглядит дружелюбно. (...). Дети в среднем смотрят телевизор около четырех часов в день, а в городах эта цифра возрастает до одиннадцати часов в день. Что означает, что во многих случаях, телевидение  - и есть реальность» [Lamson, 1995, p.26]. И эта реальность представлена для детской аудитории как бесконечная череда драк, убийств и прочих актов насилия, что, несомненно, оказывает негативное влияние на психологическое состояние.

В результате длительных исследований Дж.Кэнтор (J.Cantor) детально классифицировала семь возможных причин притягательности сцен насилия для детской аудитории:

1) желание испытать волнение (дети смотрят насилие по телевидению, потому что оно возбуждает, усиливает эмоциональное волнение. Существуют доказательства того, что просмотр сцен с насилием или угрозы насилия значительно активизирует сопереживание, увеличивает скорость сердцебиения и давление у взрослых. Воздействие медианасилия на уровень детской взволнованности было отражено в исследованиях, во время которых измерялось сердцебиение и температура кожи. При этом, к примеру, просмотр фильмов ужасов определялся многими детьми, как «захватывающее зрелище»: «Я смотрю ужасы, потому что мне нравится пугаться» [Cantor, 1998, pp.96-98]. В нашем исследовании среди 450 школьников 13,11% отметили фактор волнения среди главных факторов контакта с насилием, еще 9,11% респондентов данного возраста указали на свою эмоциональную оживленность;

2) стремление виртуально испытать агрессию (эффект эмпатии):  детям нравится виртуально участвовать в агрессивных действиях. В одном из исследований  48% школьников ответили, что они всегда сочувствуют жертве, а 45% сказали, что они всегда сопереживают «плохому парню». Немного больше (59%) подчеркнули, что они всегда хотят быть «хорошими героями». Меньшинство (39%) призналось, что им нравится смотреть, как на экране люди дерутся, причиняют друг другу боль и т.п. Эти данные говорят о том, что увлечение медиатекстами, содержащими натуралистическое изображение сцен насилия, имеет прямое отношение к процессу получения удовольствия от созерцания подобных сцен, к  нередкой идентификации с агрессором, а не с положительным  персонажем или жертвой» [Cantor, 1998, pp.98-99]; по данным нашего исследования, чувство агрессивности в связи с просмотром экранного насилия испытывали 8,44%, а чувство ожесточения - 7,78% из 450 опрошенных школьников;

3) игнорирование ограничений (эффект «запретного плода): родители часто лимитируют доступ детей к жестоким телесценам, отчего такого рода эпизоды становятся для определенной части несовершеннолетних более желанными. По данным нашего опроса, такого рода респондентов было немного - 2%, но тем не менее - это 9 реальных школьников из 450-ти;

4) попытка увидеть насилие/агрессию, отражающие свой собственный опыт. В этом смысле агрессивные люди любят смотреть программы, показывающие характерное для них поведение. Медианасилие может не повышать агрессию, но те дети, которые уже агрессивны, любят наблюдать, как другие люди ведут себя агрессивно. Исследования показывают, что люди, которые в реальной жизни ведут себя агрессивно, останавливают свой выбор на более агрессивных программах [Cantor, 1998, pp.102-103]. Этот вывод подтверждается исследованиями К.А.Тарасова называемой «группы риска» [Тарасов, 2002, с.154-155];

5) изучение окружающего криминального мира (постижение роли насилия в обществе и районе обитания данной аудитории); «дети, для которых насилие является неотъемлемой частью окружающего их социального круга, больше интересуются насилием на экране. Есть несколько причин, по которым существует такой интерес: детям нравятся те развлекательные программы, которые близки к их жизни,  «созвучны» их жизненному опыту. Еще одна причина в том, что у детей «инструментальный» подход к просмотру теле/видео программ: они смотрят те из них, которые могут преподать важные уроки, касающихся их собственных проблем. Эти причины позволяют предположить, что дети, чей опыт связан с насилием в жизни, будут более привлечены медианасилием» [Cantor, 1998, p.104].

Подтверждая  этот тезис, Дж.Кэнтор (J.Cantor) приводит ряд мнений американских подростков: «Насилие на экране заставляет меня задуматься о событиях в моей собственной жизни», «Я могу научиться защищаться»  [Cantor, 1998, p.105]. Добавлю от себя, что мне не раз приходилось слышать нечто подобное и от российских школьников, чье окружение было в той или иной степени связано с проявлением насилия;

6) самоуспокоение (эффект предчувствия): контакт с медиатекстами, содержащими сцены насилия, иногда помогает людям отвлечься от собственных жизненных страхов и реальных проблем, так как, к примеру, типичный сюжет телесериалов заканчивается торжеством порядка и правосудия [Cantor, 1998, pр.105-106]. О рекреативном факторе, привлекающем их в медиатекстах, в нашем опросе заявил каждый десятый школьник.

Впрочем, тут возможна и противоположная реакция - «дети, которые  пугаются медианасилия, могут намеренно избегать подобных сцен, чтобы не испытывать негативные эмоции» [Cantor, 1998, p.106]. по данным нашего опроса, школьников, которых не привлекает насилие около половины (таблица 9, приложение 5), именно они ненавидят и боятся насилия в любом виде, не желают испытывать неприятные эмоции, связанные с видом крови, изуродованных насилием людей, именно они выходят из комнаты, выключают телевизор или переключают его на другую программу во время демонстрации там сцен экранного насилия (по данным нашего исследования, таких респондентов было в целом 73,77%);

7) гендерный эффект (роль насилия в гендерной составляющей социализации). Гендерные различия в экранных самих текстах была доказана в исследованиях Дж.Гербнера (G.Gerbner): «На каждые 10 мужских персонажей-преступников (в прайм-таймовых телепередачах) приходилось 11 жертв. А на каждые 10 женских персонажей, совершающих насилие, приходилось 16 женщин-жертв»  [Gerbner, 1988, p.17].  Бесспорно, по отношению к подобным медиатекстам в детской аудитории имеется гендерная разница в восприятии  сцен насилия. «Когда мальчики и девочки смотрят одну и ту же телепередачу, первые могут быть более подвержены «эффекту агрессии» и идентификации с типичным агрессивным мужским персонажем, тогда как девочки в большей степени испытывают страх, потому что идентифицируют себя с типичной женским персонажем-жертвой» [Slaby, 2002, p.316].

 Я абсолютно согласен с Дж.Кантор (J.Cantor): «мальчиков и мужчин можно чаще увидеть в процессе разрешения конфликта физической силой, (...), мальчики больше, чем девочки, интересуются сценами насилия на телеэкране» [Cantor, 1998, p.100]. Нами четко зафиксировано, что школьников мужского пола среди активных любителей экранного насилия  вдвое больше, чем женского. Среди опрошенных нами 450 учащихся от 7 до 17 лет 21,03% поклонников насилия на экране были мальчиками/юношами и только 12,44% - девочками/девушками. Эти выводы подтверждаются  и другими российскими исследователями [Собкин, Глухова, с.2; Тарасов, 2002, с.153-154].

Однако здесь весьма сильны индивидуальные различия - «не каждому мальчику или мужчине нравится изображение насилия, и не каждая женщина испытывает к нему отвращение» [Goldstein, 1998a, p.214] .

Помимо классификации Дж.Кэнтор существует также классификация причин привлекательности медианасилия для аудитории, разработанная в процессе многолетних исследований Дж.Голдштайном (J.Goldstein):

1) Субъектные характеристики. Наибольший интерес к теме насилия  проявляют: мужчины; индивиды: в большей степени, чем обычно, склонные к агрессивности; чьи потребности в возбуждении и острых ощущениях можно определить в диапазоне от умеренной до высокой; находящиеся в поиске своего социального «Я», или способа подружиться со сверстниками; склонные к  «запретному плоду»; желающие увидеть восстановленную справедливость; способные сохранить эмоциональную дистанцию, для того, чтобы визуальные образы не вызывали слишком большое волнение.

2) Использование сцен, содержащих насилие: для управления настроением; для регуляции  волнения и возбуждения; для возможности выражения эмоций;

3) Характеристики изображения насилия, которые повышают их привлекательность: нереальность (музыка, монтаж, декорации);  преувеличенность или искаженность, фантастический жанр;  предсказуемый результат; справедливый финал.

4)Контекст. Сцены насилия (например, военная или криминальная тематика) более привлекательны в безопасной, знакомой обстановке [Goldstein, 1998a, p.223].

Кроме того, существует мнение, что сцены насилия/агрессии в медиатекстах «психологически готовят человека к напряженным эмоциональным ситуациям;  позволяют проявить в символической форме свою физическую активность и способность действовать в кризисных ситуациях, осуществлять психическую саморегуляцию в момент замешательства» [Петрусь, 2000].

Сравнивая причины привлекательности сцен медианасилия для аудитории, отмеченные Дж.Кэнтор (J.Cantor) и Дж.Голдштайном (J.Goldstein), можно обнаружить немало сходства (желание испытать волнение/возбуждение, сопереживание, страх, предчувствие счастливой развязки, эффект «запретного плода» и т.д.). При этом «более распространенными и часто недооцененными являются две из них - страх и равнодушие к сценам насилия» [Kunkel, Wilson, and others, 1998, pp.155-156]. Мой исследовательский опыт [Fedorov, 2000; Федоров, 2001] также показал, что большинство из этих причин очень часто проявляются в детской аудитории. Чувство страха по отношению к экранному насилию свойственно в целом 15,33% аудитории учащихся. Однако у 7-8-летних оно гораздо выше - 20,00%. В своих чувствах равнодушия, безразличия, вызванного сценами медианасилия,   признался каждый десятый из прошенных учащихся.

Ученые из исследовательской группы «National Television Violence Study»  пришли к выводу, что «большинство медиапродукции, содержащей насилие, представляет собой значительные риск нанесения вреда для многих зрителей, особенно для детей. Однако некоторые типы изображения насилия могут представлять гораздо большую угрозу негативного воздействия на психику, чем другие» [Kunkel, D., Wilson, B.J. and others, 1998, p.150].  Больше того, ученые Л.Эрон и Р.Хюсмэн, следили за телевизионными пристрастиями группы детей в течение 22-х лет. «Они обнаружили, что просмотр насилия по телевидению - фактор, по которому можно спрогнозировать жестокое или агрессивное поведение в дальнейшей жизни, и он превосходит даже такие общепринятые факторы, как поведение родителей, бедность или расовая принадлежность» [Cannon, 1995, p.19].

Я разделяю точку зрения Дж.Голдштайна: «На привлекательность насилия влияет не только конкретная ситуация, в которой находится аудитория, но и общество в целом. Интерес к изображению насилия меняется со временем. Можно проследить исторические сдвиги, когда показ насилия считается допустимым, или чрезмерным» [Goldstein, 1998a, p.221].

В тоже время ученые отмечают некоторые разночтения в подходах к проблеме медианасилия у психологов, политиков, учителей и родителей, так как сетуя на насилие в области индустрии развлечений, они забывают спросить, почему вообще существует огромный рынок литературы, фильмов, мультфильмов, компьютерных/видеоигр, игрушек и спортивных игр с тематикой насилия? Политики и остальные, кто обсуждает тему медианасилия, фокусируют внимание только на продукции, игнорируя ее восприятие публикой. Психологи тоже игнорируют привлекательность насилия в развлекательной сфере, уделяя основное внимание его воздействию» [Goldstein, 1998b, p.1].

«Было очень много дискуссий по поводу связи между медианасилием и детским агрессивным поведением. Исследования подтвердили, что постоянный, частый просмотр эстетизированного и «обыденного» насилия, влияет на отношение к нему детей, на их эмоциональное ожесточение, и иногда - и на их собственные агрессивные поступки. (..) Ожесточение, равнодушие к человеческим страданиям, которые вызывают у детей медиа, - это медленный, скрытый процесс, и большинство несовершеннолетних, чьи родители активно занимаются их воспитанием, не становятся агрессивными» [Cantor, 2000, p.69].

Итак, исходя из вышеизложенного,  основные причины притягательности медиатекстов, содержащих сцены насилия, у аудитории, можно обобщить следующим образом: развлечение, рекреация, компенсация, желание испытать волнение/страх; стремление виртуально испытать агрессию (эффект эмпатии); отождествление с агрессивным персонажем или персонажем-жертвой (эффект идентификации) игнорирование ограничений (эффект «запретного плода); попытка увидеть насилие/агрессию, отражающие свой собственный опыт; изучение окружающего криминального мира (постижение роли насилия в обществе и в районе обитания данной аудитории); эффект самоуспокоения, т.е. эффект предчувствия счастливого финала и осознания того, что «весь этот кошмар происходит не со мной»; гендерный эффект и т.д.).

Основные теории «медиаэффектов» описывают следующие механизмы воздействия аудиовизуальных произведений, содержащих сцены  насилия:

-манипулирование чувством страха (например, стимулирование чувства страха перед агрессией и насилием);

-обучение аудитории насильственным/агрессивным действиям с их последующем совершением в реальной жизни (насилие как допустимый способ решения любых проблем);

-стимуляция, возбуждение агрессивных, подражательных инстинктов аудитории, ее аппетита по отношению к сценам насилия (особенно по отношении к аудитории с нарушенной психикой);

-«прививка» аудитории чувства равнодушия, безразличности к жертвам насилия, снижение порога чувствительности по отношению к проявлению насилия в реальной жизни;

-«катарсический», виртуальный и безопасный для окружающих выход агрессивных эмоций, не приводящих к негативным последствиям в реальной жизни.

                На основании анализа результатов проведенного нами исследования и изученных нами трудов отечественных и зарубежных ученых была разработана следующая типология восприятия экранного насилия несовершеннолетней аудиторией:

•1)       активное, целенаправленное позитивное восприятие экранного насилия на уровне отождествления со средой, фабулой и/или с   жестокими/агрессивными персонажами медиатекста;

•2)       пассивное (без четко выраженного отношения) восприятие экранного насилия на уровне частичного отождествления со средой, фабулой и/или жестокими/агрессивными персонажами медиатекста;

•3)       активное, целенаправленное негативное восприятие экранного насилия на уровне отождествления со средой, фабулой и/или жертвами жестоких/агрессивных персонажей медиатекста;

•4)       активное, целенаправленное негативное восприятие экранного насилия на уровне противостояния позиции/действиям жестоких/агрессивных персонажей медиатекста и/или позиции создателей медиатекста.

   Кстати, социологические исследования в целом показали, что несмотря на общественные разногласия по поводу воздействия медианасилия, развлекательная продукция, не содержащая сцен насилия (кино/телекомедии, «мирные» игрушки и компьютерные/видеоигры и т.п.), намного более популярна, чем аналогичная продукция с тематикой насилия. Кроме того, медианасилием развлекается  меньшинство аудитории [Goldstein, 1998].  Доказательством тому служит, то что только  17% из опрошенных нами учащихся - активные потребители и любители «доз» экранного насилия (см. таблицу 9, приложение 5). В то же время свыше половины опрошенных весьма отрицательно реагируют на такого рода экранные произведения, как правило, испытывая депрессивные эмоции. Особенно это касается младшего возраста.

Итак, активных поклонников медианасилия меньшинство даже среди несовершеннолетних. Но как быть с  этим меньшинством? Неужели оставить все как есть?

На мой взгляд, невозможно ответить на этот вопрос  утвердительно на фоне того, как медианасилие все сильнее проникает  в российское общество, где на практике не существует ни эффективной системы  возрастных рейтингов для просмотра и продажи аудиовиузальной продукции, ни системы контроля по отношению к демонстрации сцен насилия на экране; и где, вопреки всем усилиям отдельных педагогов-энтузиастов, остается  слабо развитым движение медиаобразования в школах, колледжах и университетах, в учреждениях дополнительного образования и досуговой деятельности.

Примечания

•·          American Academy of Child and Adolescent Psychiatry (2002). Media Violence Harms Children. In: Torr, J.D. (Ed.). Is Media Violence a Problem? San Diego, CA: Greenhaven Press, pp.10-11.

•·          Basta, S.S. (2000). Culture, Conflict, and Children: Transmission of Violence to Children. Lauham - N.Y. - Oxford: University Press of America. 256 p.

•·          Bok, S. (1994). TV Violence, Children, and the Press. Discussion Paper D-16. Harvard University, pp.201-224.

•·          Cannon, C. (1995). Media Violence Increases Violence in Society. In: Wekesser, C. (Ed.). Violence in the Media. San Diego, CA: Greenhaven Press, pp. 17-24.

•·          Cantor, J. (1998). Children's Attraction to Violent Television Programming. In:  Goldstein, J. (Ed.). Why We Watch: The Attractions of Violent Entertainment. N.Y., Oxford University Press, pp.88-115.

•·          Cantor, J. (2000). Mommy, I'm Scared: Protecting Children from Frightening Mass Media. In: Media Violence Alert. Zionsville, IN: Dream Catcher Press, Inc., pp.69-85.

•·          Dodrill, R. (1993). Violence, Values & the Media. Sacramento, CA: Foundation for Change, 156 p.

•·          Edgar, K.J. (2000). Everything You Need to Know About Media Violence. N.Y.: The Rosen Publ. Group, 64 p.

•·          Fedorov, A. (2000). Russian Teenagers and Violence on the Screen: Social Influence of Screen Violence for the Russian Young People. International Research Forum on Children and Media, N 9, p.5.

•·          Fedorov, A. (2000). Violence in Russian Films and Programmes. International Clearinghouse on Children and Violence on the Screen (UNESCO), N 2, p.5.

•·          Freedman, J. (1999). Studies Have Not Established a Link Between Media Violence and Violence. In:  Media Violence: Opposing Viewpoints. San Diego, CA: Greenhaven Press, pp.49-53.

•·          Gedatus, G.M. (2000). Violence in the Media. Mankato, Minnesota: Life Matters, 64 p.

•·          Gerbner, G. (1988). Violence and Terror in the Mass Media. Paris: UNESCO, 46 p.

•·          Gerbner, G. (2001). Communities Should Have More Control over the Content of Mass Media. In: Torr, J.D. (Ed.). Violence in the Media. San Diego, CA: Greenhaven Press,  pp.129-137.

•·          Goldstein, J. (1998a). Introduction. In:  Goldstein, J. (Ed.). Why We Watch: The Attractions of Violent Entertainment. N.Y., Oxford University Press, pp.1-6.

•·          Goldstein, J. (1998b). Why We Watch. In:  Goldstein, J. (Ed.). Why We Watch: The Attractions of Violent Entertainment. N.Y., Oxford University Press, pp.212-226.

•·          Hamilton, J.T. (1998) Media Violence and Public Policy. In:  Hamilton, J.T. (Ed.). Television Violence and Public Policy. Michigan: The University of Michigan Press, pp.1-12.

•·          Hamilton, J.T. Violence on Television Is a Serious Problem (2002). In: Torr, J.D. (Ed.). Is Media Violence a Problem? San Diego, CA: Greenhaven Press, pp.18-21.

•·          Kipping, P. (2001). Teaching Media Literacy Can Help Address the Problem of Media Violence. In: Torr, J.D. (Ed.). Violence in the Media. San Diego, CA: Greenhaven Press,  pp.126-128.

•·          Kunkel, D., Wilson, D.J. and others. (1998). Content Analysis of Entertainment Television: Implication for  Public Policy. In  Hamilton, J.T. (Ed.). Television Violence and Public Policy. Michigan: The University of Michigan Press, pp.149-162.

•·          Lamson, S.R. (1995). Media Violence Has Increased the Murder Rate. In Wekesser, C. (Ed.). Violence in the Media. San Diego, CA: Greenhaven Press, pp.25-27.

•·          Leonard, J. The Negative Impact of Media Violence on Society is Exaggerated. In Wekesser, C. (Ed.). Violence in the Media. San Diego, CA: Greenhaven Press, pp.31-37.

•·          Potter, J. and others. (1998). Content Analysis of Entertainment Television: New Methodological Development. In  Hamilton, J.T. (Ed.). Television Violence and Public Policy. Michigan: The University of Michigan Press, pp.55-103.

•·          Potter, W.J. (1999). On Media Violence. Thousand Oaks, CA - London: Sage Publication, Inc., 304 pp.

•·          Potter, W.J. (2003). The 11 Myths of Media Violence. Thousand Oaks, CA: Sage Publication, Inc., 259 pp.

•·          Siano, B. (1995). Evidence Connecting Media Violence to Real Violence is Weak. In Wekesser, C. (Ed.). Violence in the Media. San Diego, CA: Greenhaven Press, pp.38-48.

•·          Slaby, R.G. (2002). Media Violence: Effects and Potential Remedies. Katzemann, C.S. (Ed.). Securing Our Children's Future. Washington D.C.: Brooking Institution Press,  pp. 305-337.

•·          Thoman, E. (1995). Media Literacy Education Can Effectively Combat Media Violence. In Wekesser, C. (Ed.). Violence in the Media. San Diego, CA: Greenhaven Press, pp.127-129.

•·          Wilson, B.J. and others. (1998). Content Analysis of Entertainment Television: The Importance of Context. In  Hamilton, J.T. (Ed.). Television Violence and Public Policy. Michigan: The University of Michigan Press, pp.13-53.

•·          Wilson, B.J., Smith, S.L. and others. (1998). Content Analysis of Entertainment Television: The 1994-95 Results. In  Hamilton, J.T. (Ed.). Television Violence and Public Policy. Michigan: The University of Michigan Press, pp.105-147.

•·          Брушлинская, Н. Насилие на телеэкране и в жизни//Российская Федерация сегодня. - 2002. - № 6. - С.54.

•·          Гаврилова И. Политическая социализация молодых//Свободная мысль. - 1996. - № 7. - С.20.

•·         Петрусь Г. Агрессия в компьютерных играх//http://www.computerra.ru/offline/2000/347/2605/

•·          Потяниник Б., Лозинський М. Патогенний текст. Львiв: Micioнep, 1996. - С.61-72.

•·          Сергеева Ж., Сидоров О. Свой среди чужих, чужой среди  своих//Кинопарк. - 1998. - № 7. - С.18.

•·          Собкин, В.С., Глухова, Т.В. Подросток у телеэкрана//Первое сентября. - 2001. - 15 дек. - С.2-3.

•·         Тарасов К.А. «Агрессивная кинодиета» ТВ и студенчество//Высшее образование в России. - 2002. - № 3. - С.66-76.

•·         Тарасов К.А. Глобализированное кино как школа насилия//Кино в мире и мир в кино/Отв.ред. Л.Будяк. - М.: Материк, 2003. - С.116-133.

•·         Тарасов К.А. Кинематограф насилия и его воздействие//Жабский М.И., Тарасов К.А., Фохт-Бабушкин Ю.У. Кино в современном обществе: Функции - воздействие - востребованность. - М.: Изд-во Министерства культуры РФ, НИИ киноискусства, 2000. - С. 256-351.

•·         Тарасов К.А. Насилие в кино: притяжение и отталкивание//Испытание конкуренцией/Ред. М.И.Жабский. - М.: Изд-во НИИ киноискусства, 1997. - С.74-97.

•·         Тарасов К.А. Насилие в фильме и предрасположенность юных зрителей к его моделированию в жизни//Кино: реалии и вызовы глобализации//Ред. М.И.Жабский. - М.: НИИ киноискусства, 2002. - С.122-164.

•·         Федоров А.В. Насилие на экране и российская молодежь//Вестник Российского гуманитарного научного фонда. - 2001. - № 1. - С. 131- 145.

Статья впервые была опубликована  ( в сокращенном варианте) в журнале "Педагогика", №6 за 2004 год, с. 45-49