Влияние 2020 года на судьбы мира и культуру

Анализ выполнен по запросу ресурса Кавказский геополитический клуб

Из того, что произошло в 2020 году, можно выделить три вектора — событиями это не назовёшь, это цепочки событий, — которые в совокупности изменили картину реальности. Облик человеческой цивилизации «поплыл»; прямо на наших глазах происходит глобальная перестройка, захватывающая политический, экономический, культурный и семантический контуры. Сразу и не скажешь, являются ли эти перемены полноценным срезом реальности или они — только тени, отбрасываемые какими-то более фундаментальными, глубинными процессами, не выходящими в сферу публичности.

Вот эта триада. Первый вектор — пандемия.

Цепочка событий очевидно начинается за горизонтом 2020 года. Когда-то (называли ноябрь 2019, но может быть и ранее) где-то (видимо, в Китае) был «нулевой» пациент, заболевший ковидом (впрочем, допускается вариант, что «нулевых пациентов» было несколько). В этой же цепочке стоит событие, дата которого хорошо известна. Это игра «Событие 201», прошедшая 18 октября 2019 г. в Центре безопасности в области здравоохранения при Университете Джонса Хопкинса (США). 

Сценарий этой игры составляла пандемия коронавируса, перешедшего с летучих мышей на людей. В игре отправной точкой были фермы Бразилии, откуда вирус воздушным путём вывозился в другие страны. В игре выделяли Португалию, Соединённые Штаты и Китай. Статус «События 201» в общей картине не очень понятен. Конспирологическая интерпретация подаёт игру как некую модельную обкатку пандемии COVID-19. Кроме Университета Джонса Хопкинса, в инициаторах «События 201» числятся Всемирный экономический форум и Фонд Билла и Мелинды Гейтс, что, наверное, подстёгивает настороженность. 

Во всяком случае, влияние модельной игры на отработку реальной ситуации исключать нельзя. По игре пандемия прекращалась только после создания вакцины или после того, как переболело 80-90% населения планеты. Вакцину в игре удавалось сделать только через год. За 18 месяцев свирепствования вируса от него умерло 65 миллионов человек (для сравнения в реальности умершими от ковида считаются 1,8 миллионов человек — это цифра за 12 месяцев). Очевидно, что поначалу ковид считали более опасным, чем он был на самом деле. Ожидали более высокой смертности. Сразу же началась гонка по созданию вакцины, которую удалось создать в рекордные сроки, пожертвовав при этом принятыми процедурами проверки безопасности. В нормальных условиях вакцинацию такими препаратами никто бы не разрешил. Повсюду в мире правительства пошли на беспрецедентную практику локдаунов. До этого ни при каких условиях социально-экономическая жизнь столь жестко не замораживалась. Подобные реакции вполне могли следовать из разбора итогов «События 201».

Фонд Билла и Мелинды Гейтс активно выделял деньги различным производителям вакцин. Всемирный экономический форум также всплыл в последующей цепочке событий. Его основатель и бессменный руководитель Клаус Шваб выступил с весьма примечательным докладом, вылившимся потом в книгу «COVID-19: Великая перезагрузка» (вышла в июле 2020). В этой книге он заявил, что пандемию надо использовать для переформатирования человечества. По словам Шваба, человечество больше никогда не будет прежним. Угроза смерти от инфекции (не от ковида, так от следующих, ещё более опасных) заставит людей доверять экспертам и отказаться от ряда персональных свобод. Взамен люди получат более справедливый мир, в котором бедным будет выделяться определенная доля благ. В экономическом плане будут господствовать международные корпорации, в политическом — надмировые структуры, деньги исчезнут, всё будет контролироваться цифровым образом. Произойдёт Четвёртая промышленная революция, в результате которой любой физический или биологический объект получит цифровую составляющую. Наличие цифрового паспорта станет необходимым условием бытия. Цифровизация человека начнётся с определения его медицинского статуса — состояния его здоровья, наличия иммунных тел (сделанных прививок) и т.д. 

Всё, чем грозили нам конспирологии, у Шваба проговаривается открыто. Пандемия позволила сделать этот план преобразования мира публичным. И мы видим, как он активно реализуется. Одна из последних новостей в этом ряду — создание 8 декабря 2020 года под эгидой римского папы Франциска Совета по инклюзивному капитализму с Ватиканом.

Инклюзивный капитализм не имеет четкого определения, но по своей сути представляет из себя экономику крупных высокодоходных корпораций, направляющих значительные средства на поддержание уровня жизни беднейших слоёв. Эту систему можно интерпретировать как экономический феодализм. В классическом феодализме власть предшествовала экономике; вассал подчинялся сеньору вне зависимости от уровня своего достатка. Потом деньги стали залогом свободы; человек, имеющий капитал, сделался независимым. И вот теперь простые люди попадают под цифровой контроль, их поведение будет прозрачным и управляемым, за это они получат некоторый уровень благ, необходимый для жизни, а власть будут иметь крупные корпорации, оперирующие цифровыми сервисами. Политика и экономика окончательно сливаются воедино.

Второй вектор — это приоритетное право меньшинств.

Всё началось с борьбы за права большинства. Первоначальная картинка выглядела так: бесправное большинство и небольшое количество людей, обладающих правами. Когда первый этап борьбы завершился и большинство получило свои права, оказалось, что есть меньшинства, по-прежнему лишённые тех или иных прав. Неважно, к какому множеству принадлежит человек — к большинству или к меньшинству, он должен обладать неким базовым набором прав, поскольку другое — несправедливо. Там, где большинство имеет преимущества, их следует ограничить — так, чтобы в итоге люди из большинства и меньшинства шли на равных. Такова теория.

На практике оказалось, что концепция коррекции преимуществ в пользу меньшинств делает меньшинство весьма выгодной позицией. Меньшинство получает, и получает за счёт большинства. К тому же, принцип выделения меньшинств безотносительно к их природе весьма сомнителен. Меньшинства бывают разные: возникшие как в силу обстоятельств, так и в результате собственного выбора людей, который может быть просто порочным. Пойдя этим путём, общество закономерно пришло сначала к развитию паразитизма и пороков, а теперь мы наблюдаем попытки установить диктатуру меньшинств.

Ключевым событием этого вектора в 2020 году стала смерть жителя Миннеаполиса Джорджа Флойда, погибшего 25 мая при задержании полицией. Флойд был преступным элементом, но при этом — чернокожим, поэтому из него был вылеплен образ героя, а полиция (и все силы правопорядка в целом) объявлены преступниками. Белые люди по всему миру стали преклонять колени перед чёрными — в знак признания собственной исторической неправоты.  А меньшинства стали валить статуи персонажей «белой» истории.

Волна беспорядков, прокатившаяся летом по Соединённым Штатам, через какое-то время сошла на нет, но происшедшая деформация культурного кода никуда не делась. Меньшинства ещё более закрепили свой приоритет, проявляющийся теперь уже в любых областях – в экономике, где они должны быть представлены в управляющих органах; в образовании, где к представителям меньшинств преподаватели обязаны быть более снисходительными, в науке, в культуре (тут в качестве примера можно привести изменения правил «Оскара» (опубликованы 8 сентября 2020 г.) — с 2024 года фильмы, в создании которых нет представителей меньшинств, не могут быть номинированы на эту премию).

Третий вектор — развал американской избирательной системы. Легитимность избранного в 2020 году президента Соединённых Штатов равна нулю. Никогда прежде внутри США не использовались технологии массовых подтасовок. Никогда прежде один из кандидатов не встречал такого сопротивления чуть ли не всех средств массовой информации и сетевых компаний, с каким встретился Трамп, а ведь он был действующим президентом. Его «гасили», прибегая к методам и лексике, выходящим не только за пределы обычной предвыборной полемики, но и за рамки приличий.

Казалось бы, американские выборы — это сюжет, целиком и полностью укладывающийся в 2020 год. Но на самом деле они — лишь ключевое звено в цепочке событий, связанной с борьбой глобалистских сил за мировое господство. Победа Трампа в 2016 году была реакцией консервативных сил, которые неожиданно выбили у глобалистов из рук основное орудие, с помощью которого они навязывали свою волю миру — государство США. Поэтому тем потребовалось во что бы то ни стало вернуть себе полный контроль над этой страной.

В данной точке сходятся все три вектора. Пандемия позволила протолкнуть голосование по почте (удобно для подтасовок). Беспорядки, вызванные смертью Флойда, дали возможность накалить атмосферу и мобилизовать сторонников. Наконец, контроль над СМИ и манипуляции с голосами решили дело. Трамп проиграл. По крайней мере, это так выглядит. Цель достигнута, а если в результате эпоха доминирования США закончится, то — нестрашно. Настало время переходить к господству наднациональных структур.

Таким образом, в центре 2020 года находились Соединённые Штаты. Именно в них решалась судьба мира. России это давало передышку. Как же мы ей воспользовались?

Запущена перестройка политической системы, которая призвана лишить позицию президента абсолютного доминирования. Усилит ли это наше государство или ослабит, сказать пока нельзя. Понятно, что Путин таким образом готовит цивилизованное завершение своего правления. Но дадут ли России спокойно заниматься переделкой внутренней архитектуры? Скорее всего, нет. После возвращения глобалистами контроля над США, прицел их внимания будет, по всей видимости, переведён на Россию.

Осенью 2021 года нас ждут выборы в Думу. Это прекрасный повод для того, чтобы начать раскачивать ситуацию по белорусскому сценарию. Таким образом, протесты по итогам белорусских выборов можно считать подготовкой к «майдану» в России.

Определённым образом власть к этому готовится. Принят ряд законов, предусматривающих: запрет на иностранное и анонимное финансирование протестных акций, запрет журналистам одновременно участвовать в акциях и освещать их; «очередь на пикет» признаётся публичным мероприятием; расширено понятие иноагентов и введена ответственность за уклонение от регистрации в качестве таковых; Роскомнадзор сможет блокировать сайты за дискриминацию и цензуру российских СМИ; соцсети должны самостоятельно находить и удалять противоправную информацию.

Этот ряд мер должен, во-первых, исключить враждебный перехват публичного пространства, а во-вторых, заранее лишить легитимности любую деструктивную уличную активность. То, что происходило в США, у нас не пройдёт — и потому, что наши власти сделали выводы из американской ситуации, и потому, что у нас общество в целом более консервативно, а власть — более монолитна и авторитарна. По крайней мере, так выглядит картинка, которую мы все считываем.

Допустим, у нас никто не вставал на колено перед меньшинствами. У нас нет норм, по которым меньшинства должны быть представлены в тех или иных структурах. Разве это не говорит о нашем здоровом консерватизме?

Можно было бы гордиться нашей страной как крепостью традиции, противостоящей гнилому ветру постмодернистской современности, если бы не пандемия. Пандемия показала, что мы встроены в глобальную систему как один элемент из общего ряда. Мы легко приняли общие правила игры. Вместо того, чтобы опираться на мнение отечественных ученых и собственные исследования, мы следовали рекомендациям ВОЗ и повторяли политические решения других стран. Наша традиционность была вынесена за скобки, — оказывается, она не идёт в расчёт, когда речь заходит о серьёзных вопросах, и храмы можно закрыть даже на Пасху. Богословие подстраивается под санитарию: дезинфекция лжицы после каждого причастника вводится как эпидемиологически оправданная норма. Три четверти года мы живём с этой новой нормой, и есть вероятность, что будем жить и впредь.

Ещё один сюрприз, преподнесённый пандемией, — это самоустранение центральной власти. Конечно, ситуация по заболеванию от региона к региону отличается, и действия властей должны как-то соотноситься с местной спецификой, но по факту местная администрация получила карт-бланш. На местах допускались любые меры, коррекция из центра отсутствовала напрочь. Законны ли эти меры, никого не интересовало. Конституционный суд просто не принимал жалобы от физических лиц, а единственное рассмотренное дело — запрос Протвинского суда — показывает, что с точки зрения высшего судебного органа вполне приемлемо, если закон, разрешающий нарушать конституционные права граждан, вводится уже post factum. Достаточно лишь сослаться, что вводимые ограничения оправданы стремлением сохранить жизнь людей и их здоровье.

Право на жизнь и сохранение здоровья действительно — одно из главных. Но, наверное, всё-таки каждый решает для себя сам, что для него важнее. Вполне возможно, что для кого-то что-то (например, верность Богу) важнее жизни. Между тем, в действиях ответственных за здоровье институтов всё больше проступает желание обязать людей заботиться о своём здоровье и жизни в первую очередь. Нам говорят, что всё остальное может быть принесено в жертву. А тех, кто не согласен, могут и принуждать.

Особенно много говорится о том, что наши действия должны быть безопасны для здоровья других. Таково главное обоснование введённых новых правил поведения. Однако, как показала история с запросом Протвинского суда, никто не будет всерьёз разбираться с тем, насколько меры адекватны угрозе. Достаточно простой декларации, что нечто делается во имя сохранения жизней. Желающие могут в интернете дискутировать о пользе или вреде ношения масок и перчаток, но официально места для дискуссии нет: власть распорядилась, и все должны исполнять. А почему власть так распорядилась? Скорее всего, есть какие-то рекомендации международных структур. А введение цифровых пропусков или QR-кодов для посещения тех или иных объектов вообще выглядит отработкой управленческих технологий, напрямую не связанных с проблемой передачи инфекции. Ведь с точки зрения предотвращения инфицирования важно, не сколько пропусков выдано, а сколько людей в данный момент находится в конкретной точке.

Вообще, складывается ощущение, что реальная цель запретов — приучение жить по команде. Поэтому их осмысленность большого значения не имеет. Человек в респираторе приравнивается к человеку в маске. При этом все знают, что важно отфильтровывать выдыхаемый вирус (на носителе инфекции). Маска на здоровом человеке защищает в гораздо меньшей степени. А респираторы работают по принципу фильтрации на вдохе и свободного выдоха. Но это не имеет значения, важно, чтобы человек просто что-либо надел на лицо по указке сверху. И то, что перчатки невозможно снять, не пересадив вирус них на кожу, тоже никого не интересует. Получается, что важен образ действий, а не результат. Самый яркий пример — это весенний запрет на прогулки на природе. Людей заперли в домах, лишив возможности как следует подышать кислородом и солнечных лучей, дающих нам витамин D, столь необходимый для поддержания иммунитета. Совершенно абсурдное установление, но власти требовали его соблюдения, нимало не сомневаясь. 

Проговариваемые слова о важности жизни и здоровья сопровождаются действиями, лишёнными внятного смысла. В результате доверие к власти падает. За время пандемии власть прямо-таки отучила людей верить и тому, что она говорит, и тому, что делает.

Поэтому нет никакой уверенности, что картинка нашей готовности к осеннему испытанию выборами адекватно передаёт ситуацию. Как нет уверенности и в том, что Россия является оплотом традиции и консерватизма.

Получается, что мы представляем собой двухуровневую структуру. На экономико-политическом уровне мы — вполне себе суверенный субъект. Мы боремся за газовый рынок, отстаиваем национальные экономические интересы. На нас накладывают санкции, мы отвечаем тем же. В привычной для Запада картине мира мы выполняем роль врага — Россия для людей Запада виновата то в том, то в этом. С нами хотят разговаривать с позиций силы. У наших границ проводятся манёвры, у наших берегов появляются военные корабли. В свою очередь, чтобы охладить их пыл, мы демонстрируем новейшие системы вооружения, проводим запуски ракет. Вся эта фактура показывает, что мы — независимая и политически значимая держава.

Но есть и другой уровень, на котором мы интегрированы в глобальную культуру. Реакция на угрозу инфекции — это не собственно медицина, это проявление сложившейся системы ценностей и следствие расстановки приоритетов. Это культура. Когда в Москве, чуть ли не в её центре, строится квартал небоскрёбов, вне всякой связи с национальными архитектурными традициями, но зато в общем тренде застройки пафосных и дорогих городов — это знак принадлежности к современной мировой культуре. Об этом же кричат вывески на латинице, объявления на английском языке в московском метро, где уже как практически год не встречаются иностранцы.

На заседании Совета по развитию гражданского общества и правам человека, которое проходило 10 декабря, журналистка Марина Ахмедова обратила внимание Президента на то, что эфире телеканалов отсутствуют какие бы то ни было нравственные ограничители. Отвечая, Президент признался, что его тоже иногда «оторопь берёт» от того, что там показывают. Однако вводить какое-нибудь жёсткое государственное регулирование отказался. Почему? Потому что такие ограничения не соответствуют общемировому пониманию свободы слова. Можно законодательно запретить ложь и клевету, но нельзя запретить публичную безнравственность. Культура должна быть предельно открытой областью.

Мы можем бороться за рынки для отечественной вакцины от коронавируса, — это экономическая сфера. И тут мы суверенны. Но мы переводим на дистанционное обучение школы и вузы, потому что это — образование, то есть сфера культуры. Здесь мы должны соответствовать мировому тренду, хотя, очевидно, что дистанционные формы коммуникации снижают образовательный уровень нации. Вред накапливается, но мы это терпим, поскольку такова новая культурная норма.

Мы как бы перепрыгиваем в новый мир, в новую реальность, не теряя своей экономико-политической субъектности. Но прыгаем в общем ряду, вместе со всеми. Варианта «не прыгать» как бы не предусмотрено.

Какой уровень главный? Очевидно, что руководство страны считает, что экономико-политический. Культура не создаёт ВВП, не обеспечивает обороноспособности. Но уже давно известно, что серьёзные структуры взламываются изнутри. Когда крепостные стены неприступны, подкупают кого-то из защитников.

Мы входим в мир, в котором право на участие в общей игре (на «большую политику») покупается в обмен на культурную идентичность. Россия может попытаться быть лучше Запада — это допустимая конкуренция, но она не может быть сущностно иной. Никто не позволит нам построить систему альтернативных ценностей, выстроить жизнь по своим собственным (например, православным) правилам поведения. Подобные цели и не ставятся. Если мы сегодня и отличаемся по ценностям от Запада, то не потому, что мы что-то такое строим, а лишь в силу того, что этот ценностный багаж нами пока ещё полностью не растрачен. Наше культурное ядро порядком размыто, но ещё не до конца. Однако, чем глубже мы уйдём в «новую» (постковидную) реальность, тем меньше останется.

2020-й оказался годом грустных открытий. Оказалось, что степень нашего культурного износа весьма высока. Когда-то Мао Цзэдун сравнил китайский народ с чистым листом, на котором можно нарисовать любой иероглиф. Для тех, кто хочет создать свою версию будущего, это отсутствие изначальной прорисовки крайне удобно. И складывается ощущение, что наш народ уже близок к достижению той степени пластичности, которая позволяет вылепить из него любую форму, нужную глобальным архитекторам.

Впрочем, есть более оптимистичная версия: мы просто привыкли (ещё с советских времён) жить в условиях двойных стандартов. Когда с нас что-то требуют, мы делаем вид, что принимаем навязываемую модель, и предъявляем некие знаки, символизирующие правильное поведение. Но этими необходимыми внешними признаками дело и ограничивается. Внутренне мы модель отвергаем и сохраняем собственные убеждения.

Такое глухое сопротивление позволяет на какое-то время уберечь наши ценности от повреждения. Но если ситуация затянется, деформация ценностей всё равно сделается неизбежной. Например, вопрос стоит так: сколько лет с нас должны требовать ношение маски, чтобы одевать маску, выходя в какое-либо публичное пространство, стало привычкой? Не стоит сомневаться: нас продержат в маске столько, сколько потребуется.

Существующие сегодня структуры помочь нам уберечь прежние ценности не в состоянии. То, что 2020-й год уже у нас отгрыз, — потеряно. Важно предотвратить дальнейшую деформацию. Надо сохранять те элементы традиционной культуры, которые у нас ещё есть. А главное, надо хотя бы помнить, какой должна быть правильная культура, истинные отношения между людьми. Возможно, всё сводится в формулу: хранить веру. Будем хранить веру неповреждённой — останемся православными христианами и не превратимся в переформатированных людей нового мира.

На сайте Кавказгеоклуба>>>