«Бегство» из истории: разрывы культурной памяти

В статье на материалах современных научных, популярных изданий по истории России акцентируется проблема утраты исторической памяти в современной культуре.

Проблема исторической памяти сегодня – напряженная в своей актуальности. Присутствие отношения к истории, восприятие последней в сознании современного субъекта культуры может быть рассмотрено во всеобщем, универсальном (мировом) и особенном, российском контекстах. Выделяя, в качестве предмета нашего размышления второй, хотя бы кратко выскажемся и о первом из них. Рассуждая о взаимосвязи трех измерений бытия человека – прошлого, настоящего и будущего, нельзя не отметить, что основание их непрерывности заключено в традиции. Соответственно, нарушения, перерывы во взаимоотношениях настоящего-прошлого-будущего связаны с отказом, отрицанием традиции, с той или иной мерой радикальности (что происходит, например, во времена революций).  

Историческое «беспамятство» наших дней, в частности, связано и с такой особенностью современного культурного пространства как цифровизация. Процесс цифровизации, объективный, естественный и, по всей вероятности, сам по себе, неизбежный и необратимый – следствие и результат глобальных изменений в развитии уровня технологических средств существования человеческого общества. Как и у любого феномена культуры, у него есть свои положительные и отрицательные характеристики, свойства. В своей логически абсолютной завершенности цифровизация, виртуальная реальность трансформируется в пустотность реального предметного бытия человека – и, соответственно, в возможности существования в деконструированной, фантомной реальности (вне исторических, и вообще каких либо реальных смыслов, культурных ценностей и норм). Модели такого «манкуртского» сознания, обезличенного пространства проектировались, демонстрировались в художественных образах, созданных в XX в. западными (О. Хаксли), российскими (Е. Замятин) авторами. Абсолютная завершенность цифрового «пути» предполагает отрицание историчности бытия человека. В данном случае нас интересует развернувшийся, беспрецедентный по масштабам, процесс фальсификации, «бегства из истории» (А. Н. Боханов), направленный против России, имеющий явный русофобский контекст. 

В современной культуре абсолютное заменяется относительным, критерием «пользы». В отношении методологии отказ от традиции, преемственности в культуре связывается с позитивизмом. Широко известно положение основателя позитивистской социологии в России Н. К. Михайловского, ставшее метафорой, – о том, что «человеческая личность шире истины» [цит. по: 1, с. 10]. Г. В. Флоровский охарактеризовал такую позицию как «одичание умственной совести» [см.: 1, с. 10]. С позиции позитивистского сознания игнорируются абсолютные, вселенские, Богосозидательные ориентиры в истории и современности общества, культуры [1, с. 12]. Концепция истории России не может быть создаваема вне историсофского подхода, ценностей православия. В таком контексте история не есть деяние человеческое. В ней открываются (могут быть открытыми) смыслы Творения, Творца [1].  

В истории восточно-христианской церковной письменности богословские аспекты творения, в частности, рассматривались в особого рода текстах, имевших хождение на Руси, – «Шестодневах» («Шестоднев» свт. Василия Великого, «Шестоднев» Иоанна Экзарха Болгарского), «Палее Толковой», «Шестодневах», написанных отечественными православными авторами (например, «Шестоднев» архиеп. Афанасия Холмогорского). Духовно-нравственные смыслы, измерения существования человека в них– исходные объяснительные богословские принципы сотворенного бытия. К православному историософскому тексту относится сочинение свт. Димитрия Ростовского «Келейный летописец» [13]. Цель «Келейного летописца» определялась его автором как возможность «…понять и осознать действия Божии в сотворении и бытии мира», общую картину миробытия [11, с. 4]. Миробытие человечества начинается с грехопадения. Грех, зло – тот рубикон, который однажды перешло человечество, оказавшись за границей добра и зла. В то же время, согрешив, Адам и Ева сохраняют веру в Бога. Возможности, контуры будущности потомков праотцев раскрываются в понимании «образа» и «подобия» в христианстве. Грехопадение представляет собой богословскую модель утраты, отрицания Смысла Сотворенного Бытия. 

Рассмотрим далее проблематику прерывности, разрывов культурной памяти, на примере некоторых современных православных историософских текстов. В книге диакона Георгия Малкова история Православия в России раскрыта в контексте созидания государственности, формирования, становления и укрепления национального самосознания [4]. История Русской Церкви, пишет о. Георгий, «…неотделима от истории Российского государства и его народа. Глубокий религиозно-духовный смысл исторического бытия многострадальной, но великой Российской державы как православного государства – есть факт бесспорный и, по сути, жизненно определяющий. Ибо без Православия, без христианской веры и сложившейся на ее основе культуры – самой России как таковой просто бы не существовало» [4, с. 9]. Вызовы для культурной идентичности России отец Георгий связывает с западничеством, когда «…русские начинают все явственней становиться из полуевропейцев европейцами, а некоторые из них даже стремятся стать европейцами именно «западными»!» [4, с. 322]. Со второй половины XIX в. в России возрастает религиозное равнодушие, атеизм, в «бесчеловечной» форме; под знаком борьбы с последними «…и проходит отныне все ее (России, примечание наше) историческое бытие» [4, с. 367]. Революционно-атеистическая катастрофа свершилась в России в XX в. [4, с. 411]. В современном отношении к истории России, заключает отец Георгий, очевиден кризис сакральности.  

В числе многих других вопросов, фальсификация, ситуация «бегства из истории» обсуждалась на конференции «Научный православный взгляд на ложные исторические учения» (15–16 октября 2010 г., Москва) [14]. Так, принявший участие в конференции о. Димитрий Смирнов (отошедший ко Господу в 2020 г.), обратил внимание на возможность «разновекторности» фальсификации: «Попытка фальсификации присутствует в разных лагерях нашего общества – и среди либералов, и среди патриотов. Каждый думает, что соврать можно, что угодно. Лишь бы это на пользу» [14, с. 27]. О прерывании связи времен, экзистенциальной опустошенности, нравственной атомизации общества высказывались на конференции представители научной общественности, доктора исторических наук, деятели культуры. Массовое искусство, в котором отсутствует национальная идентификация, выступает, как отмечалось на конференции, стратегическим ресурсом цифровизации, глобализации [14, с. 122–123]. Пересмотр истории (новая концепция Второй мировой войны, очернение истории России) участниками конференции был определен как вызов «…не отечественной исторической науке, а Отечеству» [14, с. 130]. 

В объяснении историко-культурной прерывности по- прежнему пророчески звучат известные слова из «Бесов» Ф. М. Достоевского «Кто проклянет свое прошлое, тот уже наш». Русская история, по мнению упоминавшегося выше известного российского историка А. Н. Боханова, «…относится к числу наиболее оболганных явлений в истории человечества» [14, с. 32]. В качестве причин деформации восприятия русского прошлого проф. Бохановым рассматривается русофобия (обратим внимание, не только внешняя, но и внутренняя, «изнутри» России). «Внешняя» русофобия исторически (как и сегодня) стала кодом восприятия Руси и русских на западе [14, с. 40]. 

Соответственно, к трем признакам русскости А. Н. Боханов относил Православие, национальную русскую память, любовь к родному языку [14, с. 33]. Превратно понятая этничность оказывается превращенной формой русскости. Без Православия и вне Православия «…отыскать смысл в Русской истории невозможно, без него она превращается лишь в скучный каталог мировоззренческих представлений об истории определенных лиц и групп, лишенных возможности и способности воспринимать Бытие Божие как объективную реальность. Ведь Русская культура вся – духоносна, а потому и животворна» [14, с. 34]. 

С периода Реформации ценности мира Богочеловеческого уступили человекобожескому. Человеческий разум и наука «…сделались социальными фетишами, «…на несколько веков парализовавшими потребность и необходимость изыскивать объяснения и истолкования человеческой судьбы и судьбы человеческого сообщества за пределами овеществленного мира, вне узких рамок «человеческого разумения» [14, с. 37]. Находясь в этих рамках, человек пребывает в статусе биологической особи, вне духовно-нравственных ориентиров, в формате производства продуктов и услуг, объема потребления [14, с. 37]. 

В книге доктора исторических наук А. В. Щипкова «Дискурс ортодоксии» (выход которой в начале 2021 г. был предварен интервью с автором в «Журнале Московской Патриархии», представлением книги в Российском Православном университете св. Иоанна Богословия) [18] также обращается внимание на необходимость, внимательное изучение русофобии как исторического явления; восстановления «…стертой русской идентичности», четкого формулирования роли русского языка, «…русской культуры и русского православия в этом процессе» [18, с. 56]. При этом, к условиям укрепления русской идентичности профессором А. В. Щипковым отнесен синтез, «… взаимный перевод разных кодов, составляющих единое знаковое пространство русской традиции. В частности, советских ценностей (код социальной справедливости) и христианских ценностей в православном изложении (евангельский код)» [18, с. 35–36]. Критический фактор, способствующий культурной диссоциации – в информационной блокаде внутри России (выделено нами) [18, с. 57]. «Лишь кардинально изменив информационную повестку в СМИ, а также содержание школьного и вузовского образования, можно защитить национальное достоинство и сохранить общество» [18, с. 57–58]. Данное положение, абсолютное в своей необходимости и очевидности, скорее всего (к горькому сожалению), остается невыполнимым. Для его осуществления требуется определенная, последовательная культурная политика, актуализация процесса восстановления русской субъектности [см. об этом: 18, с. 57]. Полагаем, важно также суждение А. В. Щипкова о деструктивных функциях иронии, как всеобъемлющего феномена, обнимающего и проникающего во все сферы современного культурного бытия. В иронии нет миссионерского эффекта, 

«…поскольку она разделяет людей»; ирония имеет «…конкретную цель – девальвацию ценностей» [18, с. 126]. В происходящей утрате сакрального отношения к истории (обратим внимание, не имеет значения – светской или церковной), бессмысленная в своей беспредельности ирония становится эффективным инструментом, вместе с массовой культурой, обращения субъекта культуры во внеисторического, пребывающего вне пространства и времени.  

Завершим краткий обзор актуального «нарратива исторического беспамятства» трудом известного украинского историка, П. П. Толочко. Вышедшая в 2020 г. его книга так и называется «От Руси до Украины. Пути исторической памяти» (в России она вышла в издании Дома русского зарубежья им. А. Солженицына) [17]. Уважаемый в научном сообществе, ученый с мировым именем, размышляет о чудовищном эксперименте с исторической памятью, происходящем на протяжении последних десятилетий, на Украине. «Концентрация внимания исключительно на негативной реальности, – пишет он, – нередко и выдуманной, порождает ту форму памяти, которую Ф. Ницше определил как ресентимент (фр. злопамятность, злоба). Мировоззренчески она отражает идеологию рабов, противопоставляющих себя как единственно благочестивых людей, погрязшему в пороках миру. Злопамятность не приемлет диалога, не допускает никакого разномыслия в объяснении прошлого. Согласно философу, это, по существу, «радикальнейшее из всех объявлений войны» [17, с. 12]. Полагаем, что данный феномен опять же соотносим с той «беспредельной» иронией, о которой уже шла речь выше. В процессе стерилизации исторической памяти активная, субъектная роль принадлежит государственной идеологии (выделено нами). Историческое сообщество, в составе которого и учительский корпус средней и высшей школы (выделено нами), «…стремится соответствовать общему идейному климату в государстве», умудряясь при этом «…несколько раз поменять свои взгляды» [17, с. 11]. Безнравственное отношение к прошлому, искоренение и деформация исторической памяти на Украине «…стали официальной государственной политикой. Неспособность к созиданию компенсируется неуемным стремлением к разрушению» [17, с. 196]. 

Священным, замечает П. П. Толочко, должно быть отношение к Великой Отечественной войне, унесшей, среди всех жертв, 6 млн. жителей Украины [17, с. 196]. Совершенно неожиданно именно в этом фрагменте текста историка встречаем глубинное (по сути, философское) объяснение современной, беспрецедентной (с полным отсутствием совести), внешней по отношению к России, фальсификации истории. «Объяснение – запоздалый реванш Европы за поражение. Ведь надо честно признать, что на Советский Союз обрушилась не одна Германия, но, практически, вся Европа» [17, с. 196]. Трагически звучит вывод автора о будущности общества, в котором такая фальсификация (под эгидой государства) состоялась. «Многим кажется, что правда устоит перед вымыслом. К сожалению, уверенности в этом нет. На ложных исторических посылах в Украине вырастает уже второе поколение. Другой правды о войне, чем той, которую им дали в школе и вузе, они не знают. И негде ее узнать, поскольку вся учебная историческая литература скроена по единому идеологическому лекалу» [17, с. 198]. 

Напряженность размышлений о современном историческом беспамятстве, в свою очередь, ставит вопрос об адекватных ситуации социально-культурных практиках; проблеме формирования, укрепления и сохранения исторического сознания. Историческое сознание, в условиях прерывности традиции, самостийного деконструирования реальности субъектом культуры, остро нуждается в последнем. Основа социально-культурного проектирования в данном направлении – вся культура в целом, в частности – система образования и просвещения. Оставляя в стороне вопрос о школьных учебниках по истории (как требующий отдельного рассмотрения), кратко выскажемся о ситуации на «рынке» тех дополнительных к учебным изданий, которые используются, находятся в обращении у педагогов, родителей и учащихся (и, хотя бы частично, могут стать альтернативой тотального отрицания исторического Смысла). 

В перспективе популярного сегодня способа презентирования истории как шоу, привлечение к теме исторической памяти реализуется посредством современных аудиовизуальных, событийных (сценарных) практик. К материалам, дополняющим основную, школьную программу по истории, могут быть отнесены анимационные проекты на историческую, фольклорную тематику (например, мультфильмы «Князь Владимир», «Пересвет и Ослябя», разного уровня и качества анимации «богатырского цикла»). К успешным современным примерам визуализации истории отнесем анимационную программу для школьного возраста «Повесть временных лет» (детский образовательный проект «Радость моя»). Значительная составляющая в популярных изданиях для детей принадлежит «богатырской» теме (разнообразные книжки-наклейки, раскраски, книги с головоломками, тестами, квестами, игры в компьюторной, иных формах). В разработке «богатырской» темы встречаем и больше всего эзотерики. 

Историческая память удерживается в преданиях, мифах, летописях, актовых документах, различных артефактах, памятниках архитектуры и искусства, академических исследованиях [17, с. 11]. «Разумеется, – замечает П. П. Толочко, – ожидать от былинного эпоса такой конкретности и выразительности ощущения Родины, какое содержится в произведениях мудрых книжников, не приходится. И тем не менее, общий пафос былин, в которых действуют русские богатыри: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович, Микула Селянинович и другие защитники Русской земли, вполне созвучен летописному и литературному» [17, с. 25]. В этом смысле идея Родины в русской эпической поэзии соответствует исторической письменности и литературе [там же]. В данном случае, по выражению Ф. И. Буслаева, русский народный эпос и является неписанной традиционной летописью [там же]. 

Возвращаясь к «бумажному» варианту популярных изданий по интересующей нас теме сохранения исторической памяти, отметим некоторые, на наш взгляд, удачные, качественные издания для дошкольного возраста (например, «Былины», в серии «Библиотека детского сада») [2], школьников (школьный путеводитель «Византия»; методическая разработка «Богатыри земли русской. Защитники Отечества в мировой культуре. Педагогический проект для детей 4–5 классов») [3; 6], современные переиздания известных, популярных авторов XIX в. (например, «История России в рассказах для детей» А. О. Ишимовой; А.Н. Майкова «Рассказы из русской истории (для детей и взрослых») [9; 12]. К необычному решению задачи популяризации истории России можно отнести книги популярного детского писателя Д. А. Емца в жанре фэнтези (например, «Древняя Русь. История в рассказах для школьников») [5], где о событиях далекого прошлого, Древней Руси рассказывается в увлекательной, но далекой от эзотерики форме (книги писателя выходят и в православных издательствах).  

Трудно отнести к определенному жанру (мифы, легенды, сказки) книгу «Славянские князья. Легенды и предания» [15]. Полагаем, более уместно здесь определение «вымысел». Так, во вступлении к ней говорится о том, что книга, посвящена «…самым давним страницам нашей истории – временам легендарных правителей, мудрых богов и бесстрашных героев. Многие из этих преданий возникли еще в те времена, когда письменности не было, и передавались из уст в уста. Часть легенд удалось собрать по крупицам (выделено нами), опираясь на древние свидетельства и устное народное творчество» [8]. К чести одного из интернет -магазинов, где можно заказать это издание, в числе отзывов размещена критическая рецензия. В ней говорится, что составитель, О. Е. Крючкова «…не является историком, этнографом, филологом, фольклористом. Она пишет клюквенные псевдоисторические романы и дешевые (в плане содержимого, конечно, ибо простакам это впаривают по высокой стоимости) книжечки на оккультные темы, темы магии и т. д.). Уже повод задуматься потенциальным покупателям. Но вся соль находится в содержании – это все та же клюква от Крючковой, не подкрепленная никакими историческими подлинными источниками. Часто Крючкова опирается на другого фрика от этнографии – Асова. Асов прославился как популяризатор «Велесовой книги» – подделки XX в. и сочинитель псевдонаучной фантастики на тему славянского язычества, а также, как автор подделок мифологии древних славян» [8]. Главную проблему в содержании книги автор рецензии видит в том, что представленные в ней «легенды» придуманы уже в XXI в., некомпетентными авторами, которые пытаются «…фальсифициоровать русскую историю и фольклор» [8]. Однако в перечне отзывов и такой (по всей видимости, как раз принадлежащий читателю, очарованному именно внешним оформлением): «Эта книга одна из жемчужин серии «Мифы и легенды народов мира». Иллюстрации В. М. Васнецова, Н. К. Рериха, А. А. Шишкина, В. А. Королькова, В. Н. Киреева, А. М. Мухи, М. А. Врубеля, К. А. Васильева, А. П. Рябушкина и др. Это не только собрание мифов и сказаний о славянских князьях, но и прекрасный художественный альбом. Книга великолепна!» [8]. Похожа на предыдущую книга «Славянские мифы и былины. Энциклопедия для малышей в сказках» [16]. В аннотации к ней говорится буквально следующее: «Немало сказок, тайн и легенд хранит наша земля. Хочешь узнать их все? Всё, что веками создавали наши предки славяне, откроется тебе в этих мифах. Тебя ждут удивительные истории о домовых, водяных, богатырях и красавицах» [8]. Заканчивается аннотация, казалось бы, очень важным выводом: «Мы должны знать нашу историю и наши корни. Ведь без прошлого не будет и будущего» [8]. Однако уже из перечня тематических подразделов – историй, размещенных в книге, становится очевидной ее направленность (Домовой, Кикимора, Банник, Леший, Белобог, Болотник, Луговик, Русалка, Овинник, Амбарник, Анчутка, Бабай, Мерцана, Сварог, Стрибог, Перун, Велес, Лада, Лель, Морена, Семаргл, Радегаст, Святобор, Лихорадка, Чур и др.). Печальнее всего то, что и эта книга (как и «Славянские князья») достаточно успешно покупается, вызывает интерес, положительную реакцию у малышей (приученных к такому формату подачи материала благодаря всевозможным мультяшным «фиксикам» и др.). 

В том же интернет-магазине «Лабиринт» совершенно свободно (без проблем, связанных со стоимостью пересылки) можно приобрести книги украинского издательства «Казка» (по-русски – «Сказка), например, «Князья Украины», в которой, например, задействована аббревиатура: «Русь-Украина» [10]. В обращении к читателям в ней находим правильные слова о значении истории, исторической памяти для настоящего: «Листая страницу за страницей, узнаешь много интересного о том, как жили и боролись за свободу наши предки – славяне, о мудрых и непобедимых князьях Руси-Украины, их выдающихся государственных и военных свершениях» [10, с. 3]. И далее, о значении Киева: «Киев для Руси-Украины – это город-символ. Здесь находилась резиденция великих князей, поднимались в небо непревзойденные храмы, рождались бессмертные книги, готовилось в далекие походы украинское (выделено нами) войско» [10, с. 3]. Вступление к книге завершается цитатой о единстве славянских народов: «Сквозь глубину столетий дошли до нас слова народной мудрости: «Держитесь, братья наши, племя за племя, род за род и стойте друг за друга на земле нашей, которая принадлежит нам и никому другому, потому как мы есть русичи…» (выделено нами) [10, с. 2]. Опуская подробности дискуссий о происхождении этнонима «Украина», сошлемся на фундаментальное исследование П. П. Толочко, в котором показано, что этноним «Украина», как название казацкой земли XVI – XVII вв., этимологически связан с термином «окраина». «Ничего здесь такого, что бросало бы тень не его содержательное значение, нет. Русское слово “страна” имеет точно такую же этимологию – происходит от географического понятия “сторона”» [17, с. 51]. Самое главное, что некорректно, в историческом, логическом отношениях, отнесение существования этнонима «Украина» к временам Древней Руси. 

В заключение размышлений о современной ситуации культурного беспамятства, «бегства» из истории, тотальной фальсификации истории (имеющих, в первую очередь, антироссийскую направленность), приведем слова митрополита Волокаламского Илариона о культуре, в которой мы сегодня живем. «Современный человек громко заявляет о важности свободы на всех возможных уровнях, но не может даже на час отложить любимый гаджет, находясь в сознательном плену различных сетей. Современный человек декларирует важность общения, но оно сводится к нахождению в виртуальном пространстве, а реальное общение со своими близкими часто вызывает страх» [7]. Речь не идет, о «бегстве», на сей раз, от мира, отказе от современных цифровых технологий. Напротив, последние могут (и должны) быть использованы для сохранения, охранения, культивирования исторической памяти (в противовес ее эзотеризации, мифологизации, политизации и стерилизации). Иначе (не хотелось бы сказать – уже) может быть поздно… 

Список литературы