Дом и дети в русской лингвокультуре |
В статье рассматриваются примеры воплощения сращенных символов дома и детей. Изучению подвергаются мифопоэтические воззрения русского народа на детство и место детей в доме. Статья посвящена рассмотрению символики двух ключевых
концептов русской лингвокультуры: доми дети. Символика в русском языковом
сознании связывает неразрывно эти два концепта. Концепт дом в разных аспектах рассматривался в работах У.А. Басовой, Г.
Гачева, М.В. Пименовой, О.В. Тиуновой и других исследователей [2; 10]. Термин концепт,
прочно утвердившийся в современной лингвистике, носит в большей степени
лингвокультурологический и коммуникативный характер. Д.С. Лихачёв в статье
«Концептосфера русского языка» определяет концепт как результат соединения
словарного значения слова с личным и народным опытом человека. Концепты,
считает Д.С. Лихачёв, возникают в сознании как отклик на языковой опыт в целом
[9, c. 3-9]. Концепты, по мнению Н.Д. Арутюновой, возникают в «…результате
взаимодействия таких факторов, как национальная традиция и фольклор, религия и
идеология, жизненный опыт и образы искусства, ощущения и системы ценностей» [1,
c. 10]. В статье рабочим является следующее определение
основного термина: концепт – это
«означенный в языке национальный образ, идея, символ. Концепт имеет сложную
структуру представления, реализуемую различными языковыми средствами.
Концептуальное значение выражается в закреплённой и свободной формах сочетаний
соответствующих языковых единиц. Информация о познаваемом объекте (фрагменте
мира) может быть получена различными способами восприятия (при помощи зрения,
слуха, обоняния, осязания и т.д.). Информация о познаваемом объекте (фрагменте
мира) может выражаться в виде вторичной категоризации, что составляет обычно
бóльшую часть структуры концепта. Концепт отражает категориальные и ценностные
характеристики знаний о некоторых фрагментах мира» [10, c. 6]. Структуру концепта в лингвистических исследованиях
представляют в виде поля (А. Вежбицкая), компонентов (С.Г. Воркачев, В.И.
Карасик, Г.Г. Слышкин), совокупности слоев (В.А. Маслова), уровней (Ю.С.
Степанов). В данной статьей принимается мнение, что «в структуре концепта
заключаются признаки, функционально значимые для соответствующей культуры» [10,
c. 6]. Структура концепта формируется мотивирующими, образными, понятийными,
категориальными и другими признаками [Там же]. В структуры большинства концептов входят символические
признаки. Символические признаки, по
словам М.В. Пименовой, выражают «сложные мифологические, религиозные или иные
культурные понятия, закрепленные за словом – репрезентантом концепта. Понятие
есть часть концепта; понятийные признаки входят в структуру концепта. Процессы
концептуализации и категоризации тесно взаимосвязаны и взаимопереплетены между
собой. Эти процессы помогают нам вычленить некий объект – реально или
виртуально существующий – из общего фона подобных объектов, наделить его общими
с другими и присущими только ему одному признаками» [10, с. 17].
«Символическими называются такие признаки, которые восходят к существующему или
утраченному мифу и могут восприниматься в виде метафоры, аллегории или
культурного знака» [10, c. 431]. Профессор В.И. Карасик противопоставляет три типа
культурных концептов: этнокультурные,
социокультурные и индивидуальныеконцепты. Концепты дом и дети относятся к разрядам этнокультурных
и социальных [4, c. 118]. Рассмотрим символику дома и детей в доме в русской
лингвокультуре. Дом считается местом постоянного проживания, дети –
символ продолжения рода, молодая часть семьи. Все характеристики указанных
концептов выражают особенности ментальности русского народа. «Ментальность –
это миросозерцание в категориях и формах родного языка, соединяющее
интеллектуальные, духовные и волевые качества национального характера в
типичных его проявлениях. Язык воплощает и национальный характер, и
национальную идею, и национальные идеалы, которые в законченном их виде могут
быть представлены в традиционных символах данной культуры» [6, c. 14-15]. Род,
семья, обжитое пространство – важные отправные пункты для создания когнитивных
признаков изучаемых концептов. Ассоциативно-образную основу народной концептуализации
мира, являющейся способом ее освоения, формируют архетипы. Архетипы, как
первичные эмоциональные образы, живущие в нашем языковом сознании, создают
языковую картину мира. Языковая картина мира, продукт распредмечивания
действительности, суть иерархически ценностно выстроенная вербализованная
понятийная система, базирующаяся на человеческих представлениях о мире [8, c.
23]. Концепты культуры включают в себя понятийную и образную составляющие (см.:
[5, c. 30-35]). Апогеем развития понятийных и образных признаков являются
признаки символические. Детство в современной
лингвокультуре стереотипно воспринимается как беззаботность и состояние счастья
(Нежный человек, полубольной от хронического недоедания, изнуренный упорными
поисками прочной истины, он не знал никаких радостей, кроме чтения книг, и
когда ему казалось, что он примирил противоречия двух сильных умов,
его милые, темные глаза детски счастливо улыбались. Горький. Мои университеты). Такое состояние связано с
постоянными открытиями в окружающем мире (Как
мало в этой жизни надо Нам, детям, –
и тебе и мне. Ведь сердце радоваться
радо И самой малой новизне. Блок. Ты помнишь? В нашей бухте сонной…). Детские годы – это
целая эпоха в жизни человека. Каждый из нас вспоминает эту пору как одну из
самых счастливых (Я сам не рад
болтливости своей, Но детских лет люблю
воспоминанье. Пушкин. Сон). Эпитеты детства: далёкое, ранее (- Где-то – за
пределами действительного и когда-то в
раннем детстве, я испытал некий сильный взрыв души, сладостный трепет
ощущения – вернее предчувствие – гармонии, пережил радость, светлейшую солнца
на утре, на восходе его. Горький. О
первой любви). Семья тогда становится настоящей семьёй, когда в ней
рождаются дети (Вот долдоним: дети – счастье, дети – радость, дети – свет в окошке! Астафьев.
Царь-рыба). Понимание и уверенность друг в друге – важные основы семьи (Тогда супруг жене был верен, Сестру любил
всем сердцем брат, Родитель в детях был уверен, И ближний ближнему
был рад. Долгорукий. В последнем
вкусе человек). Дети малые – устойчивое выражение,
символизирующее в русской лингвокультуре наивность, инфантильность, игривость,
баловство, несерьезность. Малым детям спускается с рук то, что не позволяется
делать взрослым (Хорошо бы всю жизнь
сидеть здесь на скамье и сквозь стволы берез смотреть, как внизу под горой
клочьями бродит вечерний туман, как далеко-далеко над лесом черным облаком,
похожим на вуаль, летят на ночлег грачи, как два послушника – один верхом на
пегой лошади, другой пешком – гонят лошадей на ночное и, обрадовавшись свободе,
шалят, как малые дети; их молодые
голоса звонко раздаются в неподвижном воздухе, и можно разобрать каждое слово. Чехов.
Княгиня). Русский дом – его составные части, локусы в доме
относятся к архаическому слою когнитивных признаков исследуемых концептов. Под
«архаичными понятийными понимаются
признаки концептов, зафиксированные в исторических и историко-этимологических
словарях конкретных языков, но не отмеченные в словарях современных языков, а
также признаки, диктуемые языковым материалом, но не зафиксированные в словарях
соответствующих периодов. Архаичные признаки выражают наивные, обыденные
представления народа на мир, которые не утрачены языком, но уже не осознаются
носителями современного языка. Архаичные признаки возможны только у тех
концептов, история репрезентантов которых достаточно древняя» [10, c. 358]. К
архаичным признакам дома можно отнести восприятие мира – как внешнего, так и
внутреннего – как обжитого пространства (Грустя
и радуясь звезде, спадающей тебе на брови, Ты сердце выпеснил избе, Но в сердце дома не построил. Есенин.
Теперь любовь моя не та…). Русская
лингвокультура патриархальна. Для детей дом, где они выросли – отчий (И вновь вернусь я в отчий дом,
Чужою радостью утешусь… Есенин. Устал я жить в родном краю…), родительский (Всякий и подумал, что ты рада родительский
дом оставить. Чехов. Перед свадьбой). Утрата родителей приводила к
утрате отчего дома (Святая ночь на
небосклон взошла, И день отрадный, день любезный, как золотой покров, она
свила, Покров, накинутый над бездной. И, как виденье, внешний мир ушел… И
человек, как сирота бездомный, Стоит
теперь и немощен и гол, Лицом к лицу пред пропастию темной. Тютчев. Святая
ночь на небосклон взошла…). Дом называют кровом. Кров и кровь – однокоренные слова. Дети, как молодая поросль, вырастают под
родительским кровом. Такая вегетативная метафора до сих пор актуальна для
русского языка. Дети под
родительским кровом символизируют уют в доме, семейные узы – привязанность (А потом я слышу, как хозяйские дети, брат и сестра, моют ноги в тазу. И
это опять означает что-то большее, чем боязнь испачкать постель, может быть,
означает извечное возвращение детей под родительский
кров… А потом я слышу, как они возятся на кушетке, дерутся, и я чувствую в
самой этой щенячьей возне какую-то необходимость, тайный уют, словно это им так
нужно – рвануться в разные стороны, чтобы больней и слаще почувствовать потом
общую привязь родства. Искандер.
Путь из варяг в греки). Родительский кров символизирует и достаток, и сытость,
и покой, и укрытие (Но всякому, читавшему
повести в журнале «Семья и школа», хорошо известно, что выдающимся людям
приходилось в молодости упорно бороться с родителями за право отдаться своему
призванию, часто им даже приходилось покидать родительский кров и голодать.
Вересаев. Воспоминания). Дети, которым не
удалось достичь поставленных целей в жизни, возвращаются под отчий кров. И
такое возвращение напоминает библейскую притчу о блудном сыне (Первая притча говорит о непослушном сыне.
Сын этот покинул своего отца, долго скитался и все же вернулся домой под родительский кров. Нечего и говорить о
ваших товарищах, которые и вовсе не искушены в жизненных невзгодах и оставили
тайно дом свой, – нечего и говорить, что плохо придется им на их гибельном
пути. И еще раз убеждаю вас: если кто знает, где они, пусть напишет им, дабы не
убоялись они вернуться, пока есть время, под родительский кров. И помните, в
притче, когда вернулся блудный сын,
то отец по доброте своей не стал попрекать его, а одел в лучшие одежды и велел
зарезать упитанного тельца, как для праздника. Так и родители этих двух
заблудшихся юношей простят им все и примут их с распростертыми объятиями.
Гайдар. Школа). Присутствие детей в доме озаряет его светом радости.
Если в доме остаются одни старики, дом темнеет, из него уходит внутренний свет.
Такими же символами описывается болезнь ([Председатель:] Дома У нас печальны – юность любит радость. Пушкин.
Пир во время чумы). Дети – это и будущее семьи, и её надежды (ср.: Гадает старость сквозь очки У гробовой своей
доски, Всё потеряв невозвратимо; И всё равно: надежда им Лжет детским
лепетом своим. Пушкин. Евгений Онегин). В городском доме появляется особое пространство в
доме: детская. Такого пространства в
сельском доме у русских не было. Детей в ХХ веке стало рождаться меньше. В
России после двух мировых войн каждый человек становится ценным. У М.И.
Цветаевой в стихотворении «Детская» встречаем: Наша встреча была – в полумраке беседа Полувзрослого с полудетьми.
Хлопья снега за окнами, песни метели...Мы из детской уйти не хотели, Вместо сказки не жаждали бреда... Если
можешь – пойми! У взрослых детская вызывает слёзы умиления и воспоминания
([Любовь Андреевна (радостно, сквозь слезы):] Детская! Чехов.
Вишнёвый сад). Таким образом, символика дома и детей в доме заключает
в себе следующие лингвокультурные смыслы: 1. Дети – неотъемлемый и важный
атрибут семьи. 2. Дети – свет и радость в доме. 3. Родительский кров – это и надёжное
укрытие для детей, и символ достатка и сытости. 4. Городской дом отличает от
сельского дома наличие детской: дети в городской культуре получают собственное
огороженное пространство в родительском доме, тогда как в сельском доме детям
отводится для игр и занятий двор. Литература1. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. – М.: Языки русской культуры, 1999. – 896 c. 2. Басова У.А., Тиунова О.В. Символы и фольклорная картина мира: аист на крыше и аист с младенцем // Вестник Пятигорского государственного университета. – 2018, № 2. – С. 131-133. 3. Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. – М.: «Прогресс»– «Культура», 1995. – 480 с. Колесов В.В Концепт культуры: образ – понятие – символ // Вестник Санкт- Петербургского университета. – Сер. 2. – 1992. – № 3. – С. 30-35. 4. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – Волгоград, 2002. – 390 с. 5. Колесов В.В. Концепт культуры: образ – понятие – символ // Вестник СПбГУ. – Сер.2. – Вып. 3. – 1992, №16. – С. 30-40. 6. Колесов В.В. Ментальные характеристики русского слова в языке и в философской интуиции // Язык и этнический менталитет. – Петрозаводск: ПГУ, 1995. – С.13-24. 7. Красавский Н.А. Русская и немецкая концептосферы // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики: Сб. науч. тр. – Волгоград, 1994. – С. 53-60. 8. Красавский Н.А. Динамика эмоциональных концептов в немецкой и русской лингвокультурах: автореф. дис. ... канд. филол. наук. – 2001. – 38 с. 9. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия Российской Академии наук. Сер. лит. и яз. – М., 1993. – Т. 52, № 1. – С. 3-9. 10. Пименова М.В. Концепт сердце: образ, понятие, символ. – Кемерово: КемГУ, 2007. – 500 с. (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 9). 11. Тиунова О.В., Пименова М.В. Мифопоэтическое восприятие народа: дом и его обитатели в русской лингвокультуре // Миф в истории, политике, культуре [Электронный ресурс]: Сборник материалов II Международной научной междисциплинарной конференции (июнь 2018 года, г. Севастополь) / Под ред. О.А. Габриеляна, А.В. Ставицкого, В.В. Хапаева, С.В. Юрченко. – Севастополь: Филиал МГУ им. М.В. Ломоносова в г. Севастополе, 2018. – 600 с. – С. 165-171.
Об авторе: Тиунова Ольга Вячеславовна, профессор кафедры иностранных языков. Военная академия материально-технического обеспечения имени генерала армии А. В. Хрулёва.
Публиковалось: О.В, Тиунова Символизм концептов дом и дети в русской лингвокультуре // Язык как зеркало культуры: сборник научных статей к юбилею доктора филологических наук, профессора М.В. Пименовой. – Санкт-Петербург: СПбГЭУ, 2019. Стр. 157-163
| ||
Наверх |