Текущий момент

Какой момент истории мы сейчас переживаем? Чем он грозит обществу и Церкви?

Наверное, сегодня каждый чувствует, что жизнь прервала своё ординарное течение. Происходит нечто, выходящее за рамки былого исторического опыта. Мир меняется, и когда нам говорят, что он уже не будет прежним, в это веришь, хотя всё внутри стонет и сопротивляется такому выводу. 

Но что именно с нами случилось? Как правильно обозначить тот момент, который нам в настоящее время приходится переживать? Мне кажется, что суть происходящего можно определить как фазовый переход к цифровому обществу.

Под фазовым переходом обычно понимается резкое изменение свойств системы, в результате чего она переходит в иное состояние. Примерно это мы сейчас и наблюдаем. Результатом идущих изменений должно стать возникновения общества нового типа, принципиальная новизна которого заключается не столько том, что выстраивается цифровая среда, всё больше затягивающая в себя человека, столько в том, что сама социальность теперь реализуется через цифровые технологии. «Цифра» отныне — не внешний инструмент, не средство, привлекаемое для работы, развлечения, обучения или познания, она превратилась в неотторжимую социальную ткань, обеспечивающую само существование общества. 

Ускорение событий, которое сегодня столь ощутимо, вызвано тем, что замещение традиционной социальной ткани на цифровую достигло, так сказать, центральной нервной системы — системы управления. Прямо на наших глазах управление социумом перестраивается с опосредованных методов, когда проводником принятых решений являются люди, на непосредственные, цифровые, предполагающие, что ничто человеческое уже не может повлиять на достигаемый результат. Как, управляя машиной, мы, перещёлкнув тумблер или нажав на кнопку, сразу же получаем нужное действие, точно так же с помощью новых технологий можно добиваться автоматического изменения поведения людей. Возможности человека определяются его правом доступа, которое регулируется через QR-код. 

Система QR-кодов экономит массу управленческой энергии. Если она будет повсеместно внедрена, отпадёт необходимость обосновывать решения и специально мотивировать людей к их исполнению. Каждому можно будет персонально настроить параметры социальной активности — что-то разрешить, что-то отключить, и в любой момент поменять эти настройки. Контроль тоже предельно упростится. Наконец-то люди превратятся в идеальный объект управления, станут лишь функциональной насадкой на том конце провода, по которому будет бежать электронный сигнал.

Развитие цифровых систем являлось необходимой предпосылкой для перехода к цифровому обществу, но само по себе оно не вызвало бы фазовый переход. Кроме технологических ограничений, существовали ещё и этические. Превращение человека в автоматическую деталь должно было стать этически возможным.Для этого требовался серьёзный повод. Необходимо было найти такой этический императив, категоричность которого превзошла бы неприемлемость лишения человека права на самостоятельную жизнь. И такой императив нашёлся: общество приняло мысль, что само продолжение жизни важнее всех личных прав.

В этом году у нас памятная дата — 200 лет со дня рождения Фёдора Михайловича Достоевского. Как всегда в таких случаях, обращаются к наследию юбиляра, ищут в нём то, что наиболее созвучно нашему сердцу. И вот на информационных панелях в московском метро замелькала цитата: «Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни». И подписано «Ф.М. Достоевский». На самом деле именно вот этой фразы у Достоевского нет. Если заглянуть в «Братья Карамазовы», то там есть такой диалог: 

«…Я хочу в Европу съездить, Алеша, отсюда и поеду; и ведь я знаю, что поеду лишь на кладбище, но на самое, на самое дорогое кладбище, вот что! Дорогие там лежат покойники, каждый  камень над ними гласит о такой горячей минувшей жизни, о такой страстной вере в свой подвиг, в свою истину, в свою борьбу и в  свою  науку, что я, знаю заранее, паду на землю и буду целовать эти камни и плакать над ними, — в  то же время убежденный всем сердцем моим, что все это  давно  уже  кладбище  и никак не более. И не от отчаяния буду плакать, а лишь просто потому, что буду счастлив пролитыми слезами моими. Собственным умилением упьюсь. Клейкие весенние листочки, голубое небо люблю я, вот что! Тут не ум, не логика, тут нутром, тут чревом любишь, первые свои молодые силы любишь... Понимаешь ты что-нибудь в моей ахинее, Алешка, аль нет? — засмеялся вдруг Иван.

— Слишком понимаю, Иван: нутром и чревом хочется любить, — прекрасно ты это сказал, и рад я ужасно за то, что тебе так жить хочется, — воскликнул Алеша. — Я думаю, что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить.

— Жизнь полюбить больше, чем смысл ее?

— Непременно так, полюбить прежде логики, как ты говоришь, непременно, чтобы прежде логики, и тогда только я и смысл пойму. Вот что мне давно уже мерещится. Половина твоего дела сделана, Иван, и приобретена: ты жить любишь. Теперь надо постараться тебе о второй твоей половине, и ты спасен.

— Уж ты и спасаешь, да я и не погибал может быть! А в чем она вторая твоя половина? 

— В том, что надо воскресить твоих мертвецов, которые может быть никогда и не умирали».

Приходится давать длинную цитату, чтобы показать, как автор раскручивает свою мысль, выражая её через наложение взглядов столь разных характеров, как у Ивана и Алёши. Любой смысл в жизни возникает лишь после того, как ты полюбишь саму жизнь, поймёшь, что она — ценность, а не мусор какой-нибудь, дар человеку от Бога, которым надо правильно распорядиться. Сердце должно открыться раньше, чем включится холодная логика рацио. Вот о чём цитата, а её порезали, составив фразочку, которая, по сути, отрицает любые смыслы, кроме простого продления бытия.

«Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни» — в этом вся философия текущего момента. Этика, построенная на такой философии, при первой же угрозе для жизни позволяет отказаться от любых ценностей, так как они считаются вторичными.

И вот мы видим, как страх перед смертью, возведённый в высшую добродетель, даёт благословение на установление системы цифрового управления. Введение QR-кодов получает сильную этическую поддержку, позволяющую преодолеть моральные возражения.

Без пандемии фазового перехода не было бы, но ошибочно связывать возникающее общество исключительно с санитарной мотивацией. Это лишь побудительный мотив или повод — пришедшийся кстати до такой степени, что начинаешь задумываться, действительно ли он случаен. Однако новая система настолько удобна для тех, кто получает возможность жать на кнопки, что они будут её поддерживать уже независимо от внешних обстоятельств.

Если говорить о новизне формирующегося социального устройства, стоит разобраться, за счёт чего эта новизна обеспечивается, или, другими словами, что отрицает новое общество. Приходится признать, что фазовый переход осуществляется за счёт отбрасывания христианства. 

В истории человечества уже был период, когда люди рассматривались инструментально, выполняя роль функционального периферического устройства. Это эпоха рабства. Аристотель писал: «раб есть часть господина, как бы некоторая, отдельно от него существующая, одушевленная часть его тела». Древнеримский экономист Марк Теренций Варрон классифицировал: «существуют три вида орудий: которые не говорят — рабочие живот­ные, бессловесные — телеги и которые говорят — рабы». 

Христианство привнесло в мир представление о фундаментальном, исходном равенстве людей. Это стало частью благой вести: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал 3:28). Во Христе устраняются все различия.  Все люди — братья, каждый, кому ты можешь помочь — твой ближний. И когда христианство распространилось по миру, рабство не устояло и истаяло.

Мы сегодня могли бы дополнить перечень, заданный апостолом Павлом, сказав, что там, где христианство, где Православная Церковь, там, где все и во всём Христос, «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного» (Кол 3:11), ни вакцинированного, ни невакцинированного, ни «ваксера», ни «антиваксера». Когда Господь призывает благотворить ненавидящим и молиться за обижающих, «да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф 5:45), сложно представить, чтобы Он потом сказал: «только различайте тех, у которых есть QR-код, от тех, у которых его нет».

Вся эта социальная механика, когда по какому-то принципу одни люди объявляются достойными получения благ, а другие подвергаются депривации, не совместима с христианским учением, и то, что она утверждается как новая норма, свидетельствует, что мир переступил через своё прошлое христианство. Это знак смены эпох. Мы уже давно говорим об ослаблении веры и утрате христианских ценностей, но только сейчас сделан финальный шаг. С введением системы QR-кодов начинается эпоха откровенно антихристианского мира.

И нашей Православной Церкви придётся всё же как-то реагировать на внедрение QR-сегрегации. Отмолчаться, как будто ничего особенного не происходит, не получится.  Не дадут. Рано или поздно начнётся принуждение к принятию общей системы. Первая пристрелка уже началась. Так, 9 ноября на брифинге, который проводил заместитель главы Свердловской области Павел Креков, его спросили, «планируется ли отнести к зонам COVID-free православные и католические храмы, мечети, синагогу»? Словечко COVID-free в современном новоязе (чуть ли не прямо по Оруэллу) используется для обозначения закрытых зон, куда можно попасть только по QR-коду. Чиновник ответил, что у нас религиозные организации отделены от государства. «Это то решение, которое должно приниматься руководством наших конфессий. Мы рекомендуем это сделать, а то, что касается конкретных выводов — это уже зона ответственности всех наших конфессий», — сказал он. Пока так, на уровне рекомендаций. Можно ожидать, что давление будет возрастать. От Церкви неизбежно станут требовать «более ответственного» поведения, особенно когда всё вокруг будет переведено на QR-регуляцию.

На самом деле уже отказ пускать в общественный транспорт без QR-кодов является косвенным запретом на посещение храмов — ведь туда как-то надо добраться, не у всех храм в шаговой доступности, а у многих нет личного автотранспорта. Но это ущемление прав верующих — первая ласточка. Антихристианская сущность новой эпохи не позволит мириться с существованием параллельного мира, в котором любят всех и все находятся в единстве, независимо от персонального статуса. Церковь попытаются сломать. 

То, что Церковь пока молчит, добавляет реформаторам реальности прыти. Противник выглядит слабым. Возможно, ещё не пришло осознание того, что, в отличие от вакцинации, QR-маркировка относится не к области персонального выбора, а является вызовом основам христианства. Впустить QR-сегрегацию в Церковь означало бы отступить от Христа.

Но Господь наш — Камень преткновения. Строители нового мира Его отвергли, отбросили вон, но вполне возможно, что они ещё споткнутся. Если Церковь не дрогнет и устоит под давлением, простой факт наличия публичного пространства, где QR-кодов нет и, более того, они немыслимы, обличит неправду происходящего. Ложь расползётся, как гнилая ткань, фазовый переход прервётся и социум останется человеческой общностью, не превратившись в социальный автомат.