Национальная идея

Анализ потребности в национальной идее как путь к её обретению.

В пространстве публичности активно обсуждаются вопросы “существует ли национальная идея России?”, “нужна ли России национальная идея?”, “какой ей быть?”. В дискуссию включены журналисты, философы, научное сообщество. В какой-то момент власть в лице Президента Российской Федерации сформулировала что-то вроде государственного заказа на национальную идею. Но дискурс о национальной идее актуален не только для лиц, обладающих государственным или научным статусом. Множество самых различных людей задумывается и спорит между собой о том, что есть Россия, какова её историческая судьба сегодня и завтра. Вопрос о национальной идее, таким образом, имеет сложную иерархическую структуру. Он распадается на несовпадающие, но близкие по смыслу формулировки на уровне личности, общества (нации), государства (см. Приложение ).

На уровне личности вопрос о национальной идее превращается в вопрос о социальной идентификации. Человек, осознавая себя членом некоего сообщества, не может не думать о том, что это сообщество из себя представляет. Каждый из нас спрашивает себя “кто я?”, “зачем я?” И если в качестве ответа на первый вопрос мы привлекаем национальный идентификатор, то ответ на второй мы ищем в национальной идее.

На уровне общества спомощью национальной идеи решатся проблема автолокализации. Что создаёт общество (нацию), что отличает его от других? Как определить, кто свой, кто чужой?

Государство нуждается в национальной идее как в источнике дополнительной легитимации существующей системы государственной власти. Подданные объединены юрисдикцией государственных институтов, но это формальная, внешняя сторона. В отсутствии внутренней мотивации к единству этот внешний фактор может оказаться недостаточным для поддержания жизнеспособности государства. Национальная идея способна дать граждана м качественное наполнение формальных государственных структур и через это обеспечить идеологический консенсус власти и нации.

Легко заметить, что на всех уровнях открытый вопрос о национальной идее означает неудовлетворённую потребность. При этом потребность в национальной идее относится к числу самых фундаментальных, как для личности, так и для русской нации и российского государства.

Поиск национальной идеи уже осуществлялся в нашей истории. В дореволюционной России дискуссия о национальной идее также была довольно острой. В свершившейся революции и крахе Российской Империи можно увидеть последствие того, что национальная идея в то время так и не была найдена. Отсюда можно сделать два вывода. Первый: дискуссия о национальной идее возникает тогда, когда национальная идея утрачивается. Это, безусловно, означает, что нация находится в кризисном состоянии. И второй: если в этот кризисный момент национальную идею не удаётся обрести, то нацию и Российское государство ожидают катастрофические потрясения.

Сегодня мы не имеем национальной идеи, о чём свидетельствуют множественные и бесплодные дискуссии по этому поводу. И если мы не нащупаем национальную идею в ближайшее время, нас ждёт катастрофа, - вероятно, прежде всего, распад России.

Между тем, вопрос о национальной идее выглядит как типично русский вопрос. Для многих из окружающих нас наций проблемы национальной идеи, казалось бы, не существует. С этим следует разобраться.

Когда человек пытается идентифицировать себя через национальную принадлежность, он , прежде всего, делает это с помощью языка. И обычно языкового маркера оказывается вполне достаточно. Само слово “язык” не случайно довольно часто означает “народ”. Тот язык, на котором я говорю, вернее, тот язык, который я называю «родным», делает меня человеком той национальности, которая разговаривает на этом языке. Но иногда этот механизм не срабатывает.

Множество носителей русского языка не тождественно русской нации. Русский язык шире: многие народы России говорят на русском языке, что не мешает им при этом идентифицировать себя в качестве нерусской национальности. В некотором смысле русский язык и уже: русская эмиграция (особенно дети эмигрантов), отождествляя себя с русской нацией, на русском языке не говорит.

Также имеет значение и тот факт, что русский народ географически не локализован. Русские не имеют чётко ограниченных зон компактного проживания, где бы язык свидетельствовал о принадлежности к национальности. Русский человек всегда живёт в окружении представителей других народов, которые тоже говорят по-русски. В результате, русский язык не рассматривается русскими в качестве приоритетного признака своей национальной принадлежности. Психологически легко допустима ситуация, когда носитель русского языка перестаёт ощущать себя частью единой русской нации и начинает себя идентифицировать с локализированной местной общностью. В этом плане показательны, например, попытки казаков утвердить себя в качестве отдельного от русских народа.

Таким образом, для русских угроза развала нации и государства (об этом имеет смысл говорить, поскольку русский народ является государственнообразующим народом России) актуальна в значительно большей степени, чем для большинства наций. И это побуждает нас искать дополнительный фактор национального единства, которым и должна стать национальная идея.

Подобная мотивация, вызывающая сам вопрос о национальной идее, в тоже время способствует формированию неправильных ожиданий. Создаётся впечатление, что главной в национальной идее является её способность объединить всё существующее ныне национальное сообщество. Национальная идея должна охватить всех, найти отголосок в каждом русском сердце. В результате мы пытаемся найти некий общий множитель, вынеся за скобки всё то, что нас разделяет. Но такого множителя не находится. Мы слишком разные. Тогда наш взгляд обращается в прошлое, и мы пытаемся уже в нём найти объединяющее основание. Но и в прошлом русский народ состоял из совершенно разных экономических, политических, культурных и мировоззренческих кластеров. Осознав это, мы пытаемся сконструировать национальную идею искусственно, сопрягая мировоззренчески чужеродные элементы. И сегодня на роль национальной идеи чаще всего предлагаются такие гибриды, конструкции сложные и заведомо нежизнеспособные.

Наша неудовлетворённость подобными искусственными конструкциями - сама по себе примечательный феномен. Мы осознаём, что эффективная идеология должна быть избавлена от внутренних противоречий и выражаться в энергичных и чётких формулировках. Правильная, работоспособная национальная идея не может оказаться лишь результатом научного или философского осмысления. Она должна мотивировать на определённое поведение людей, самых разных по образовательному и культурному уровню. Национальная идея должна вдохновлять. И как только мы принимаем это в качестве базового принципа, всё сразу встаёт на свои места. Национальная идея не должна опираться на выявленную общность в русском народе, она должна эту общность создавать. Национальная идея не может апеллировать к прошлому, она призвана формировать будущее. По своей сути национальная идея – это мировоззренческая программа, которая позволяет народу ответить на вопросы «кто мы на земле?» и «зачем мы?».

Основываясь на этом понимании можно выделить основные требования, которые следует предъявить национальной идее.

Во-первых, идея, претендующая на звание национальной, должна иметь мобилизационный потенциал.В ней нужно видеть источник социальной энергии, побуждающей человека к действию. В результате её воздействия в обществе должен наблюдаться всплеск социальной активности. Если при соприкосновении идеи с массами социального действия не возникает, идею следует признать мёртворождённой.

Во-вторых, национальная идея призвана дать каждому человеку обоснование его социальной функции, какое бы положение в обществе он ни занимал. Из национальной идеи каждый из нас должен в идеале извлечь смысл своего социального бытия.Личные смыслы бытия формируются в результате религиозного выбора, но смысл общественной деятельности целиком находится в сфере влияния национальной идеи. Это касается не только отдельных людей, но и их объединений – сообществ и организаций. Государство – как самый верхний уровень общественной объединённости – также способно обрести с помощью национальной идеи чётко артикулированный смысл своего существования на обозримую историческую перспективу. Идея, не способная породить иерархию социальных служений, не может считаться полноценной национальной идеей.

В-третьих, национальная идея должна сформировать новую национальную элиту. Что такое элита? Это люди, являющиеся проводниками идеи, каждый на своём месте. Политическая элита реализует национальную идею в государственном управлении. Интеллектуальная элита – в духовной сфере. Бизнес-элита – в экономической. По элите можно судить о мировоззренческой программе, исповедуемой обществом. Совсем недавно на месте основной мировоззренческой программы в России оказались деньги. В результате слома социалистической системы деньги перестали быть чисто экономической категорией и стали базовым принципом, формирующим нашу социальную и духовную среду. Возникла элита, которая исповедовала принцип наживы как высший мировоззренческий принцип.

Однако сегодня мы можем сказать, что деньги всё же не прошли испытания в качестве национальной идеи. В обществе наблюдается определённая духовная усталость от необходимости сосредотачиваться исключительно на личном обогащении. Нация не находит в этом высокого смысла. Вопрос о национальной идее был поднят как раз тогда, когда ореол наживы несколько потускнел. Нам снова потребовалось найти идею, это означало, что какую-то идею мы только что потеряли…

Но элита не может возникнуть на пустом месте. Для успеха национальной идеи необходимо, чтобы в обществе уже существовали люди, готовые взять на себя функцию проводников этой идеи, функцию социально активного элемента. Эти люди должны или уже обладать необходимыми ресурсами или иметь решимость добиться контроля над ресурсами в короткие сроки. Без замещения элит даже хорошая национальная идея окажется бесполезной, поскольку не сможет перестроить социальную практику на новый лад.

В-четвёртых, правильная национальная идея должна иметь интеграционный потенциал. Множество идей способно привести к новым расколам, нарастанию конфликтов и напряженности в обществе. Ошибка в выборе национальной идеи может ускорить национальную катастрофу. Поэтому правильным выбором будет тот, в результате которого снизится количество конфликтов и противостояний внутри нации. В идеале правильная национальная идея способна увлечь и привлечь даже окружающие народы.

Речь не идёт об общенациональном консенсусе. Как уже было сказано выше, найти общую идеологическую платформу для всей нации не представляется возможным. Всегда будут отвергнувшие идею и оставшиеся недовольными. Но их недовольство не должно быть значимым фактором. Национальная идея должна апеллировать к большинству, причём даже не к статистически наличному большинству, а к тем, кто воспримет идею и станет её активным сторонником. Если сторонники национальной идеи составят большинство среди социально активных людей, то можно считать, что национальная идея принята нацией в целом. В этом случае общество будет избавлено от лишних конфликтов.

Каков исторический горизонт возможного выбора? Из какого множества мировоззренческих программ нам приходится выбирать? Самыми известными на сегодня мировоззренческими программами, пожалуй, являются «миссия белого человека» (ещё её можно назвать «просвещением») и социальная справедливость.

В истории России можно выделить «просветительский» период, связанный с присоединением Сибири и Дальнего Востока и христианской проповедью на всей новообретённой территории. Однако на современном историческом этапе концепция просвещения отягчена европейской политической практикой и воспринимается как нечто чужеродное и даже вредное. Просветительская миссия Запада для нас связана, прежде всего, с пропагандой тотальной толерантности (включая, например, терпимость к гомосексуализму) и принудительным насаждением демократии. Поэтому в «миссии белого человека» мы видим угрозу для традиционных ценностей России и нашей национальной идентичности. К тому же на современном социальном субстрате просвещение означает противопоставление просветителей и просвещаемых, т.е. возникновение ещё одной конфликтной оси. Таким образом, в условиях сегодняшнего дня просвещение не способно стать русской национальной идеей.

Идея социальной справедливости также исторически скомпрометирована. Хотя она сохраняет привлекательность для русского национального сознания, преступные и извращённые формы этой идеи, имевшие место в XX-м веке, в том числе и в отечественной истории, заставляют относиться к ней скептически и настороженно. Имеет значение и то, что сегодня мы слишком далеки от реализации социальной справедливости системным образом. Принятие социальной справедливости в качестве национальной идеи потребует, если и не революции, то кардинальной перестройки всей общественной практики. В обществе отсутствуют даже зачатки элиты, соответствующей данной мировоззренческой программе. В случае избрания её в качестве национальной идеи мы гарантированно войдём в очередную полосу конфликтов и потрясений.

Религии также порождают мировоззренческие социальные программы. Догматы любой религии могут быть спроектированы на плоскость социального, и те требования, которые вследствие этого предъявляются обществу, можно считать базой для построения национальной религиозной идеи. Русской религиозной традицией является Православие, следовательно, допустимо говорить о возможной православной национальной идее. История способна предложить различные варианты конкретной формулировки такой идеи («Святая Русь», «Москва – Третий Рим» и т.п.).

Однако может ли современная Россия найти в Православии энергию социального действия? Православная Церковь сталкивается с тем, что освоение социального пространства часто приводит к профанации важнейших богословских понятий и православных ценностей. Слабым звеном, как всегда, оказываются люди. Практически нет тех, кто был бы способен воспринять полноту Православия и строить свою социальную активность в соответствии с ней, не поддаваясь искушениям момента. Иными словами, в обществе отсутствует православная элита. Немаловажно и то, что значительная часть русского народа имеет атеистические убеждения. Обращение к религиозной идеологии будет воспринято этой частью как покушение на свободу совести. Окружающие русский народ народы Ислама также могут увидеть в утверждении православной национальной идеи цивилизационный вызов и отреагировать эскалацией межконфессиональных и межнациональных конфликтов. Таким образом, хотя идеология на базе Православия духовно близка русскому народу и, в конечном счёте, способна наполнить социальную жизнь нации высоким смыслом, в реальности сегодняшнего дня она не может стать русской национальной идеей.

Не дерзая декларировать реализацию полноты Православия в социальной практике, мы всё же можем воспользоваться его духовной сокровищницей для построения национальной идеи, адекватной требованиям сегодняшнего дня. Жизнеспособной национальной идеей может стать идея нравственного возрождения, или иначе - идея построения общества, обеспечивающего примат нравственности над политической и экономической конъюнктурой. Борьба за построение такого общества может мотивировать людей на социальную активность и самоотдачу. Подобная национальная идея заключает в себе высокий энергетический потенциал социального служения. Эта идея способна наполнить смыслом социальную деятельность каждого человека, всех общественных объединений и дать новое понимание содержанию российской государственности. Она исторически приемлема и понятна русскому народу. Она понятна также и всем другим народам нашей многонациональной России.

(Доклад на Всероссийской научной конференции "Национальная идея России" 12 ноября 2010 г.) 

Еще материал о национальной идее на Культурологе:

Кирилл Дегтярев "О национальной идее"