Литературоведение и библеистика

Как включить филологические знания в процесс богословствования.

В прошлой заметке  говорилось о том, что филология и богословие взаимно обогащают друг друга своими достижениями, приемами, смыслами. Поневоле хочется увидеть конкретный пример такого обогащения. И в настоящем тексте пойдет речь о том, как включить филологические знания в процесс богословствования. Мы попробуем приложить достижения одного из разделов филологических наук, литературоведения, к библеистике.

В процессе теоретического осмысления христианского Откровения сформировались четыре основных раздела богословия: библеистика, догматика, литургика и аскетика[1]. Среди них первым не только по порядку, но и по содержанию выступает библеистика, поскольку в источниковедческом смысле Откровение, данное людьми Богом, сохраняется в христианской традиции в виде священных текстов Ветхого и Нового Завета. Все последующее развитие богословия есть не что иное, как процесс осмысления, истолкования, интерпретации и искусства донесения смысла этих текстов для верующих.

В библейской экзегетике большое значение получили творения знаменитых Отцов Церкви (Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского, Иеронима Стридонского и др.). Многие из них имели хорошее светское образование, были адвокатами и юристами. Иными словами, они были обучены анализировать речи противников и выступать с собственными речами в судах. Для этого нужны были, как бы сейчас мы сказали, специальные компетенции: умение логически мыслить, литературно говорить, анализировать текст, аргументировать свою позицию. Полемика Отцов Церкви с еретиками демонстрируют и логику мысли, и способность анализировать тексты еретиков и выявлять их логические и богословские подмены и неувязки, и, наконец, умение составлять собственные, логические стройные и литературно оформленные тексты, как устные, так и письменные. Без всякого сомнения, часть этих гуманитарных компетенций вполне можно назвать филологическими. В особенности это касается комментариев на Священное Писание, где проявлялось и знание языков (Ориген), и литературное мастерство (Иоанн Златоуст), и даже способность к теоретическому осмыслению приемов христианской экзегезы и проповеди.  Последнее ярко видно в произведении блаженного Августина «Христианская наука, или основания священной герменевтики и церковного красноречия»[2]. Он писал ее в течение 30 лет, а закончил в сане епископа. Книга начинается с филологического подхода к тексту: что есть слово, что есть графическое изображение слова, какие есть функции слова в речи, что такое смысл слова и какими приемами он выражается в тексте. Все это получило применение в богословии, и необходимость использовать данные филологических наук неотвратимо вошла в богословие уже с XIX века[3]. И сейчас эти филологические приемы используются в библеистике активно. Квалифицированный академический библеист должен разбираться в греческом и еврейском языках, уметь связать слово с его этимологическим значением, видеть лексические и синтаксические особенности библейского текста. Однако гуманитарные науки развиваются, не стоят на месте, в частности, один из ее основных разделов, литературоведение, активно развивается в области компаративистики или сравнительного литературоведения[4].

Что же будет, если поглядеть на Священное Писание с точки зрения литературоведения? Для этого Священное Писание нужно представить как художественный текст. Можем ли мы это сделать? Ведь Библия – это не одна книга, а множество книг, написанных в самое разное время, на разных языках людьми разных культур. Книги Моисея – первый книги Библии – написаны в период Исхода (XVI век до Р.Х. по традиционной библейской хронологии, или XIII в. до н.э. по современным научным представлениям)[5]. А последняя книга Нового Завета – Откровение Иоанна Богослова – написана на греческом койне в конце I века[6]. Полторы тысячи лет отделяют эти книги друг от друга. Можно ли говорить о библейских книгах как о единой книге?

Ответ на это следует дать исходя из истории существования библейского текста к XXI веку. Когда-то это действительно были пятокнижие Моисея (4Цар.22:8), книги пророков, мудрецов. Однако уже во времена Ездры (444 г. до н.э.) составился канон ветхозаветных книг. В новозаветную эпоху Евангелия и Послания святых Апостолов собирались в общие сборники. Протоиерей Александр Горский считал, что Новый Завет как единый канонический сборник был составлен еще при жизни Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова в Ефесе[7]. Самый древний полный кодекс Библии – Синайский – датируется серединой IV века. В 692 году вторым правилом VI  Вселенского Собора был окончательно утвержден единый канон Ветхого и Нового Завета. С изобретением в 1445 г. книгопечатания Библия издается как единая книга. Многочисленные комментаторы, проповедники, миссионеры, апологеты и ученые так и называют Библию книгой книг, то есть книгой в единственном числе. Например, Роберт Бойль говорил: «По сравнению с Библией все человеческие книги являются малыми планетами, который свой свет и блеск получают от Солнца». А знаменитые слова М.В. Ломоносова о двух книгах – Библии и природе – известны всем. Итак, истории существования Библии как единой книги – уже более полутора тысячелетия.

И все же не с любой книгой имеет дело литературоведение, а с так называемым литературным или художественным фактом[8]. Это понимается в том смысле, что литературное произведение должно быть написано так, чтобы оставить значительный след в человеческой культуре. Как это определить? А очень просто. Если произведения У. Шекспира написаны в XVI веке на староанглийском языке, но их до сих пор читают в XXI веке и переводят на многие языки мира, ясно, что это произведение – литературный факт. Те вопросы, которые поднимаются в произведениях У. Шекспира, оказывается, интересны уже на протяжении пяти столетий множеству людей разных культур. А то, как именно эти вопросы изложены и решены, интересует их не меньше, чем само содержание вопросов. Другой пример: поучения аввы Дорофея, сирийского монаха VI века, неоднократно переизданные в нашей стране. Конечно же, это в полной мере относится к Библии как книге, оказавшей влияние на весь мир и до сих пор остающейся востребованной, актуальной, дающей ответы и порождающей многочисленные дискуссии, а следовательно, обладающей всеми необходимыми для аналитической работы литературоведа ориентирами: объективной данностью текста, субъективной данностью эстетического переживания, интерсубъективной заданностью переживаемого смысла[9].

Итак, Библия – действительно единая Книга такого масштаба, которая достойна того, чтобы быть рассмотрена с литературоведческой позиции как художественный текст. И мы будем говорить не об отдельных словах или фрагментах, а о книге в целом, как о цельном, сложносоставном произведении. Для нас будет важна именно целостность взгляда на Библию, так как об отдельных книгах написано огромное количество литературы и толкований, но в целом о Библии как о едином произведении говорится не так уж часто. Подразумевается, что мы должны понимать это сами собою, и это отчасти верно, так как у каждого в процессе жизни в Церкви и в процессе изучения богословских наук складывается свой цельный взгляд на Библию. Здесь же мы попытаемся этот взгляд сделать более отчетливым и осознанным.

Как известно, Библия состоит из многих книг. Глагол «состоять» и существительное «состав» заставляет нас обратиться к эквивалентам этого слова в романских языках: compose, composition (составлять, состав, анл.); composer, la composition (составлять, состав, франц.), consistere, composto (состоять, состав, итал.). Латинское composition – сочинение, составление, соединение – стало основой для понятия «композиция», свойственного всем произведениям искусства. С этим понятием в литературоведении связаны другие термины: архитектоника и сюжет. Под архитектоникой понимается внешняя форма строения произведения и его частей: пролог, эпилог, глава, книга…). А сюжет понимается как последовательность развития событий[10]. Это похоже на знакомую схему семестрового сочинения или курсовой работы: введение, основная часть, заключение. Возьмем для примера детективный роман. Там все начинается с завязки, присутствует кульминация, есть сюжет и его развитие, а заканчивается развязкой. В целом порядок структурных частей произведения такой: пролог, завязка, развитие сюжета, кульминация, развязка, эпилог. Такова в целом общая композиция художественного произведения. Попробуем эту схему приложить и к Библии.

Как мы хорошо знаем, Библия, Божественное Откровение, описывает историю нашего спасения: историю человеческого рода, созданного Богом, нарушившего Его заповедь, и потом искупленного Сыном Божиим на Кресте. Это вкратце весь сюжет библейского повествования. Грехопадение, описанное в третьей главе книги Бытия как трагический, отразившийся на всем творении акт наших прародителей, вызывает к жизни всю последующую историю действий Промысла Божия по нашему спасению, включая Крестную жертву. А ведь в понимании современной литературной теории первый конфликт, первое противоречие и есть завязка сюжета. Следовательно, в Библии рассказ о грехопадении – это не что иное, как завязка. И тогда Шестоднев – пролог, предисловие, или, используя термин Станиславского, предлагаемые обстоятельства[11].

Дальнейшее повествование Ветхого Завета – развитие сюжета. Последствия грехопадения накапливаются. И хотя Творец предпринимает многочисленные попытки остановить распространение греха в человеческом роде, это оказывается невозможным. И так мы приходим к событиям Нового Завета.

Согласно современным представлениям теоретиков литературы кульминация – самое напряженное, самое решающее и ключевое событие художественного произведения, средоточие всех сюжетных линий и противоречий, от исхода которого зависит все. Разумеется, что может быть в Библии кульминацией, как не Крестная Жертва, Распятие, Голгофа? Именно описанная на Кресте в литературной форме смерть Спасителя является кульминацией домостроительства нашего спасения. Здесь замирает все. Спаситель умер. Что будет – неизвестно. Покой Великой Субботы, когда еще никто не знает, что скоро – Воскресение. И когда наступает третий день и воскресший Господь является апостолам, когда жены-мироносицы видят невообразимое – пустой гроб, когда радостная весть о воскресении стремительно распространяется в Церкви – то нет сомнения, что Воскресение – это и есть развязка всей истории домостроительства нашего спасения. В развязке решаются все противоречия, все предыдущие события, нелогичные и неясные, вызывающие вопросы, предстают в новом свете и становятся понятными их причины и побуждения действующих лиц литературного произведения. Итак, Воскресение Христово – развязка. А книги Деяний Апостольских и Послания предстают как своего рода расширенная развязка, поясняющая и разъясняющая последствия Воскресения, событий развязки сюжета.

После развязки обычно следует эпилог: и жили они долго и счастливо. Такой эпилог мы находим в книге Откровения апостола Иоанна Богослова (Откр.1:1). И хотя последствия там описаны ужасные, однако заканчиваются они светло (глл. 21-22). Книга Откровения действительно выступает в роли своеобразной, расширенной по времени развязки, подобном тому, как повествования евангелистов о событиях, непосредственно предшествующих Голгофе могут быть интерпретированы как расширенная кульминация, а весь Новый Завет – как расширенная развязка.

Итак, в результате приложения к Библии представлений современного литературоведения о композиции художественного произведения, выстраивается следующая картина: 

Такой подход позволяет сделать два важных в богословском отношении вывода. Первый заключается в том, что религиозные системы иудаизма и ислама не могут считаться целостными и завершенными, так как священные тексты, лежащие в их основе, не содержат ни кульминации, ни развязки сюжета, обозначенного в книге Бытия, общей для авраамических религий. Нет в их священных текстах такого события, которое бы объяснило в едином ключе все ветхозаветные события и, что особенно важно, сделало бы понятным рассказ о грехопадении, связало бы этот рассказ воедино со всеми сюжетными линиями. Это своего рода религиоведческий вывод.

Второй вывод относится к богословию, хотя имеет отношение и к литературоведению. Цельность замысла Библии как единой книги в представленной схеме становится очевидна. И это вызывает удивление и восхищение. Как получилось, что столь разные авторы писали в столь разное время, книги их объединили, можно сказать механически, и вдруг получилось нечто цельное, единое по замыслу и его воплощению? Безусловно, причина одна, о которой так много писали Отцы Церкви и которая сейчас требует осмысления их слов по-новому. Именно в таком цельном представлении Библии как единой книги проступает образ истинного автора Писания – Святого Духа. Как бы по-разному ни писали богодухновенные авторы (Моисей, Давид, Иов и другие), они выразили своими разными словами, текстами, мыслями замысел одного и того же Единого автора Божественного Откровения – Бога.

В библеистике такой подход позволяет выпукло и доказательно объяснить ясную для верующего человека истину: Библия, хоть и может быть представлена как литературное произведение, хоть и похожа во многих своих чертах на священные книги и мифы древних народов, но по уровню композиции своего текста не имеет аналогов среди каких либо литературных произведений земных авторов.