Излучины «Тихого Дона»

Ещё раз к вопросу об авторстве

Венцом публицистической и общественной деятельности лауреата к тому уже времени Нобелевской премии по литературе М.А. Шолохова явилась его речь на ХХIII съезде КПСС в марте 1966 года. Месяцем раньше в Москве прошёл судебный процесс по делу писателей А.Д. Синявского и Ю.М. Даниэля, приговорённых соответственно к 7 и 5 годам лишения свобо-ды. За что?.. За публикацию своих художественных (!) произведений за рубежом, притом не под своими именами, проще говоря, под псевдонимами.  Шолохов в своей речи горячо одобрил приговор, возмутился тем, что кто-то смеет называть его излишне суровым, да ещё посетовал, что на дворе не революционные годы, когда можно было обойтись без Уголовного Кодекса, а попросту расправиться с отщепенцами в соответствии с боевой обстановкой…  

Сколько уже лет прошло (девяносто семь, если быть точным) после публикации в 1928 году в журнале «Октябрь» начальных глав первой части «Тихого Дона», а неполная уверенность значительной части как читательской, так и окололитературной общественности в подлинном авторстве М.А.Шолохова всё никак не рассеется. Не рассеялась она и после присуждения официально утверждённому автору «Тихого Дона» Нобелевской премии по литературе за 1965 год. Шестидесятилетие этой славной, много значащей для русской литературы даты отмечается в настоящем году.

Публикации о полном или частичном, явном или завуалированном плагиате стали появляться немедленно после выхода романа в свет и продолжают появляться по сей день. Авторами таких публикаций являются как профессиональные литераторы, так и читатели, как правило, продвинутые, квалифицированные. Такие читатели, кстати, рассуждают иногда грамотнее, убедительнее литературоведов. Параллельно появляются статьи и противоположной направленности – о несомненной подлинности авторства М.А.Шолохова, о недопустимости попыток бросить тень на имя этого выдающегося (иногда пишут «великого») писателя земли донской, а значит, русской. Преобладание одной из двух этих тенденций в посвящённых «Тихому Дону» публикациях обусловливается преобладанием того или иного политического уклона в жизни страны в целом.

До начала завинчивания Сталиным гаек, приблизительно, до 1934 года,  подобные публичные сомнения, нечастые и ненастойчивые, были возможны. Но после провозглашения Шолохова несомненным автором и назначения его любимейшим писателем вождя, все скептические голоса умолкли. Умер Сталин, воцарился Хрущёв, был осуждён в 1956 году культ личности и несколько ослаблены гайки, была разрешена критика всего, что так или иначе было связано со Сталиным, тут же ожили, зашевелились скептики и маловеры, появились осторожные намёки на сомнительность шолоховской гениальности и, следовательно, невозможности создания им такой глыбы как «Тихий Дон». Ушёл на принудительный покой в 1964 году Хрущёв, началась эпоха застоя, то есть, однозначности, стабильности, неколебимости ранее утверждённых авторитетов, скептики были твёрдой рукою задвинуты в дальний угол, а некоторые, наиболее упрямые, в отдалённые районы за Урал. Дескать, критика, конечно, это хорошо, но надо же соображать, кого за что критиковать, в чём можно, а в чём нельзя сомневаться.

Настала перестройка. Вдруг, ни с того, ни с сего, стало можно говорить и писать практически всё. Шолоховские оппоненты ожили, зашевелились, вспомнили все прежние свои доводы и попытки донести их до ушей и глаз общественности, и пошли на новый приступ. К счастью для автора «Тихого Дона» (будем пока считать его таковым), этого он уже не застал, скончавшись в феврале 1984 года. Проживи он ещё два-три года, нравственные мучения его от разгула демократического свободомыслия, а главное, свободословия, были бы неописуемы.

*** 

Именно в начальном  периоде перестройки была опубликована и получила широкую известность главная крамольная литературоведческая анти-шолоховская работа – «Стремя «Тихого Дона».  Эта относительно небольшая по объёму монография была опубликована в 70-х ещё годах за границей, но автор её наш, советский, зашифрованный в то время под инициалом Д*.  Скрывалась же под ним литературовед И.Н.Медведева-Томашевская, а предисловие к работе дал никто иной как сам А.И.Солженицын, убеждённый приверженец концепции плагиата. Собственно, прочитав довольно пространное предисловие Солженицына, можно было саму работу и не читать, в этом предисловии содержались все основные доводы анти-шолоховцев.

Предисловие начинается словами «С самого появления в 1928 году «Тихий Дон» потянул цепь загадок, не объяснённых по сей день», а логически завершить его следовало бы фразой из текста предисловия:  «Роман написан не  тем автором, которым подписан». Со всей обычной своей убеждённостью Солженицын утверждает:

«Перед читающей публикой проступил случай небывалый в мировой литературе. 23-х летний дебютант создал произведение на материале, далеко превосходящем свой жизненный опыт и свой уровень образованности…»

«Автор с живостью и знанием описал мировую войну, на которой не бывал по своему десятилетнему возрасту, и гражданскую войну, оконченную, когда ему исполнилось 14 лет… Тогда – несравненный гений? Но последующей 45-летней жизнью никогда не были подтверждены и повторены ни эта высота, ни этот темп».

«История советской культуры вообще знает немало случаев плагиата важных идей, произведений, научных трудов – большей частью у арестованных и умерших… и почти никогда правда не бывала восстановлена, похитители воспользовались беспрепятственно всеми правами».

Настрой для читателя литературоведческого, то есть, научного, труда здесь создаётся, согласимся, совершенно определённый. Солженицын этого и не скрывает, он прямо говорит, что не верит в авторство Шолохова и, более того, называет в своём предисловии наиболее вероятного действительного автора если и не того романа «Тихий Дон», который мы все читали и хорошо знаем, то автора того романа, той рукописи, которой воспользовался как исходным материалом недобросовестный плагиатор. Человеком этим Солженицын, как и большинство анти-шолоховцев, считает Ф.Д.Крюкова, коренного донского казака, получившего хорошее образование, писателя и публициста, депутата Государственной Думы первого созыва (1906 г.) от Донской области, участника Первой Мировой, затем Гражданской войны, боевого белого офицера, умершего в возрасте пятидесяти лет от тифа в самом конце Гражданской войны, последние месяцы работавшего над какой-то крупной вещью, рукопись которой всегда возил с собою. 

И.Н.Медведева-Томашевская в своей работе никаких фамилий не называет, никого ни в чём не обвиняет и даже не подозревает, это в её задачу не входит. Она – учёный, её дело провести текстологический анализ произведения и сделать вывод о его аутентичности, о самостоятельности его автора. Сама же работа на широкого читателя вряд ли рассчитана, она написана научным специфическим языком и аргументы её также специфичны и научны, и при этом однозначны – роман писал не тот, кто его подписал, во всяком случае, не он один. Согласно Томашевской, в романе ясно видны двое – по  меньшей мере, двое! – авторов. Одного из них она так и называет «автором», другого называет «соавтором».  «Автор» – этот тот, кто создал первоначальный текст, притом текст талантливый, высокохудожественный, а «соавтор» – тот, кто подключился к работе позднее, стал текст корректировать, вносить в него изменения, дополнения,  делать из него изъятия. Изменения и дополнения, сделанные безвестным «соавтором», значительно уступают первоначальному тексту в талантливости, зачастую вовсе не талантливы, но зато идеологически верны с точки зрения советской доктрины.   

Таков несомненный вывод этого литературоведческого, я бы сказал, экспресс-анализа великого, вне всякого сомнения, романа. Работа Томашевской выглядит убедительной как выглядит убедительной всякая научная или наукообразная работа, пестрящая мудрёными терминами, оборотами, ссылками, да ещё и написанная специфическим языком сугубого профессионала.

*** 

Читатель в большинстве своём не литературовед, не литератор и не литературный критик, взирающий на роман, повесть, рассказ придирчивым оком специалиста. Он просто, выражаясь современным языком, потребитель литературной продукции. Но если он достаточно умён и начитан, от его читательского взора не ускользнёт никакая сомнительная деталь произведения. А деталей таких отыщется сколько угодно в любом величайшем из великих произведений искусства любого жанра. Придирчивый читатель не пощадит ни Льва Толстого, ни Достоевского, ни Чехова, ни Бунина, ни Жюля Верна с капитаном Майн Ридом, а уж Артуру Конан-Дойлю и его Шерлоку Холмсу  достанется на орехи за милую душу. Да что там Конан-Дойль, придирчивый читатель самого Шекспира не пощадит, расчехвостит его, тем более, что его уже расчехвостил граф Лев Толстой в своём трактате «О Шекспире и о драме». Тропинка для читательской придирчивости и субъективного критиканства, как мы видим, протоптана основательно.

Так что же увидит в «Тихом Доне» кроме его несомненных сюжетных и художественных достоинств придирчивый читатель? Мы попробуем поставить себя на его место и увидеть именно его глазами спорные стороны произведения. И даже попросту дадим ему слово, пусть он выскажется своим читательским, а не приглаженным публицистическим языком. А чтобы он не забывался, не гнул всё в одну свою сторону, дадим ему воображаемого оппонента. Разговор случился бы примерно следующий…

*** 

Оппонент:  Вы всё брюзжите, чем-то недовольны, придираетесь по мелочам, ищете в романе уязвимые места, а вообще-то вы какого мнения о «Тихом Доне»?

Читатель:  Самого высокого. Отличная книга. Мощная эпопея. Написана красочно, всеохватно. Но есть некоторые вопросы. Я не критик, я могу ошибаться…

Оппонент:  И очень хорошо, что не критик, от критиков ни для кого добра не жди. Так что за вопросы у вас?

Читатель:  Вот, смотрите… Шолохов, он же красный, большевик до мозга костей. Он с пятнадцати лет активист, ничего кроме партии большевиков не знал и не признавал. В боевом отряде участвовал, не то в ЧОНе, не то в продотряде, зерно принудительно изымал у крестьян. К белому казачеству никакого отношения не имел.  

Оппонент:  Он вообще к казачеству отношения не имел, он не был казаком.

Читатель:  Тем более. А главный, самый центральный, герой у него Мелехов Григорий – белый казак. На протяжении всего романа он воюет против красных. И хорошо воюет, с убеждением, отважно. И это хорошо показано, во всех подробностях, красочно. Откуда Шолохов мог знать такие подробности. Ну, ладно, допустим, талант такой, что с чужих слов мог описать. Но вы помните, чем кончается  седьмая часть, то есть, первая половина четвёртой книги?.. Они, то есть, белые, отступают до Новороссийска, дальше отступать некуда, и там их настигают красные. И всё! Дальше Шолохов информирует нас – именно информирует, а не рассказывает, не показывает – что, дескать, Мелехов перешёл на сторону красных, сколько-то времени воевал на их стороне, потом  демобилизовался и вернулся домой на свой хутор. Здравствуйте, я ваша тётя! С чего вдруг перешёл, как это выглядело, где и как воевал, почему это не показано так же убедительно, как служба у белых, а ведь должно было быть показано ещё убедительнее! Просто какой-то провал получается. И вот вам странность: автор показал то, чего не знал, не видел, в чём не участвовал, а то, что знал, видел, в чём участвовал, это как раз почему-то не показал.

Оппонент:  Вообще-то это называется силой таланта. Убедительно изобразить то, чего вроде бы не знал и не видел.

Читатель:  Сила таланта? Конечно, конечно… Но ещё Первая Мировая война. Она тоже показана как мог показать только непосредственный её участник, во всех её иногда просто страшных деталях, картинах. Шолохову в то время десять лет было.

Оппонент:  Лев Толстой не участвовал в войне 1812-го года, его тогда вообще на свете не было, а как ярко и подробно показал её. Талант, талант, вот это что…  

Читатель:  Лев Толстой показал нам и кампанию 1805-го года, в которой тем более не участвовал, но он, во-первых, был артиллерийским  офицером, участвовал в Кавказской и Крымской войнах, техническое оснащение и тактика которых не сильно изменились по сравнению с 1812-м годом. Во-вторых же, он везде показывал обе стороны, у него, если помните, и Наполеон показан убедительно, и Кутузов. А главное, у Толстого всё было на виду, я имею в виду историю работы над романом. Осталась куча рукописей с вариантами разных глав. Он даже ездил на Бородинское поле, чтобы осмотреть его и не ошибиться потом в расположении войск.

Оппонент:  А Шолохову и ездить никуда не нужно было, он там жил!

Читатель:  Да, жил, конечно, кто же спорит. Но как и когда он писал свой роман в двадцатилетнем возрасте-то, как работал над такой махиной? Где и когда собрал такой материал, обработал его и сумел так мощно использовать? Понять этого я не могу. И ведь никаких вещественных доказательств, никаких рукописей, которых должно было быть очень много.

Оппонент:  После войны рукопись романа была найдена.

Читатель:  Во-первых, не после войны, а много позже. Найденная рукопись, как показала экспертиза, переписана с какой-то другой рукописи, причём переписана тремя разными почерками и тремя разными людьми – самим Шолоховым, его женой и его свояченицей, то есть, сестрой жены. Эти обстоятельства вам должны быть известны.

Оппонент:  Известны, но они мне ни о чём не говорят.

Читатель:  Ваше дело. Но вы вспомните рукопись, которую принёс в 1927 году в редакцию журнала «Октябрь» двадцатидвухлетний Шолохов, вы только представьте в каком, значит, возрасте он писал первую книгу романа, на мой взгляд, самую сильную. Эта рукопись на его авторство, естественно, не проверялась, ну, принёс и принёс. А после публикации, видите ли, она потерялась. Сам Шолохов объявил её погибшей в пожаре во время войны. И вдруг в 90-х годах она чудесным образом находится. Как раз тогда, когда вновь стал обсуждаться вопрос об авторстве. Удивительно вовремя она нашлась, знаете ли. Но делу не помогла, а, скорее, повредила. Я уже сказал, что там три почерка, и эксперты признают, что она переписана с другой какой-то рукописи.

Оппонент:  Всё это никакие не улики, а только косвенные признаки, скорее даже призраки. Они, может быть, и наводят на мысль, но ничего не доказывают.

Читатель:  Верно говорите, что не улики, но ведь и мы с вами не судьи, не прокуроры и даже не адвокаты. Мы – читатели, простые обыватели, мы не выносим приговора, мы только можем сказать за себя, верим мы или нет. Вот я лично не верю. Не верю в единоличное авторство человека, чьим именем этот великий роман подписан. Первоначально он написан каким-то совсем другим человеком, и тот человек не имеет ничего общего с обозначенным автором, с его общеизвестной биографией. Тот человек был белым офицером, врагом красных и, конечно, настоящим казаком. Всё в романе видится глазами белого офицера, им оценивается, воспринимается и доводится до читателя. Самые слабые места романа – это явно вставные места, где нам пытаются сказать о красных что-то хорошее. И это у «соавтора» просто не получается, это слишком выбивается из повествования, слишком оно против общего настроя текста. Всё, что про белых казаков, всё сильно, красочно, правдоподобно, а всё, что про красных, всё как-то узко, бледно, схематично, да и просто неталантливо. Вот вам мой собственный окончательный вывод. Не стремлюсь никого убедить, не настаиваю на своей правоте, а только делюсь мыслями. Согласитесь, имею на это право.

Оппонент:  По-моему, вы именно стремитесь убедить. Не понимаю, для чего вам это нужно, почему так важно.

Читатель:  Слышали такое выражение: «тема не отпускает». Что же делать, если действительно она есть и действительно не отпускает. Вон, англичан сколько веков уже тема Шекспира не отпускает, действительно ли он автор всех приписываемых ему гениальных пьес и сонетов или у него тоже был пресловутый «соавтор». Некоторые исследователи утверждают, что человек по имени Вильям Шекспир вообще ни одной строчки не написал, он был малограмотным посредственным актёром, все якобы созданные им тексты писал высокородный аноним, дворянин из окружения королевы Елизаветы l. Называется несколько предполагаемых имён, кандидатов в реальные авторы. Рассуждают об этом открыто, статьи пишут, целые книги, даже фильмы снимают. Вот, есть хороший фильм «Аноним» режиссёра Роланда Эмериха, там прямо утверждается, что Шекспир как сочинитель, как драматург – фикция, что это был рядовой актёр, ничем не примечательная личность,  нанятая подлинным автором пьес графом Оксфордом для использования его имени. Оксфорд был образованнейшим человеком своего времени, умнейшим и талантливейшим, с юности увлекавшимся стихотворством. Дворянину такого уровня как Оксфорд, фавориту королевы, было зазорно по тем временам числиться сочинителем, приходилось иметь подставное лицо, а самому довольствоваться громким успехом у публики пьес, написанных им, но подписанных чужим именем. А Вильям Шекспир, как утверждается в фильме, был просто малограмотным мелкотравчатым человеком.

Оппонент:  А с другой стороны есть фильм «Влюблённый Шекспир», там Шекспир настоящий, живой, он и пьесы пишет, и на сцену как актёр выходит, и со знатными девушками амуры водит, и никакая он там не фикция, а действительно выдающийся поэт и драматург.

Читатель:  Я видел этот фильм, он крайне неубедителен, сразу понятно, что это легенда, которую придумал горячий поклонник Шекспира. Но всё равно прекрасно, что есть такой фильм, и чудесно, что есть другие фильмы, романы, статьи, где люди спорят друг с другом, доводы приводят, копья ломают по поводу авторства шекспировских пьес. И ведь это сами англичане копаются в своём прошлом, не боятся почему-то остаться без главного национального гения. А у нас на таких исследователей шикают, грозят им пальчиком, а то и кулаком, не сметь трогать, не сметь сомневаться, не сметь покушаться на святая святых… Вот, и у нас есть свой «Шекспир», под которого всякие мне подобные безответственные субъекты подкоп ведут. Кстати, тоже на букву «Ш», прямо мистика какая-то… И, ещё кстати, нынче тема нашего «Шекспира» снова под запретом. Не под явным, разумеется, не под официальным, а так, негласно не рекомендовано её поднимать. Не одобрено, как говорится, к использованию. Не любит никакая власть, когда пытаются ниспровергнуть давнишних привычных кумиров государственного уровня.

Оппонент:  Так уж прямо и государственного… Если бы его только начальство хвалило, я бы ещё понял, но ведь и народ, то есть, читатель, его ценит и любит. Разве нет?

Читатель:  Я вовсе не считаю и не говорю, что Шолохов совсем бездарный плагиатор, примитивный графоман. Нет, вовсе нет, он безусловно талантлив. И «Донские рассказы», и «Поднятая целина», и рассказ «Судьба человека», это хорошая литература. Но это именно хорошая литература уровня двадцатых – начала тридцатых годов. Такой хорошей литературы было тогда немало, так писали и Фадеев, и Лавренёв, и Артём Весёлый, и Исаак Бабель, и Валентин Катаев, и Андрей Платонов, и тот же Михаил Булгаков. Но мы ведь говорим о великом романе, о грандиозной эпопее, вошедшей в списки бестселлеров на все времена. Булгакову понадобилось написать «Белую гвардию», «Собачье сердце», «Роковые яйца», «Дьяволиаду», несколько пьес, и ещё много чего прежде чем он созрел и развился до такого шедевра как «Мастер и Маргарита», тоже роман ведь на все времена. А тут р-раз – и пожалте, всеохватный шедевр из шедевров словно бы из ничего, в двадцатилетнем-то возрасте! Нет, режьте меня, ешьте меня, а не верю я, что хотите со мною делайте, а не верю!   

Оппонент:  Но скажите, бога ради, разве не всё равно кто написал книгу, если она хороша, и её читает весь мир?

Читатель:  Для искусства, для вечности, может быть, и всё равно. А для меня нет. Я хочу и имею право знать правду.

*** 

Подобный диалог не только вероятен, он вполне реален, он происходит то и дело между разными людьми, между группами людей либо очно, либо в переписке, переходящей иногда в перебранку, выплескивается в публичное пространство, попадает иногда и на страницы периодических изданий. Большинство из них осторожничают, дабы не раздражать высокое начальство, ведь вопрос на официальном уровне давно «закрыт», но некоторые всё же отводят место беспокойным скептикам и критикам. При этом трудно определить, кого больше, тех, кто «за» Шолохова, или же тех, кто «против» него. Почитаешь раздражённые полемические комментарии в Интернете – предостаточно и одних, и других.

Доводы тех, кто «против», в основном повторяют приведённые выше доводы Солженицына: слишком был молод, слишком слабо образован, не имел ещё жизненного опыта, не участвовал в событиях, чтобы написать такой большой и многоплановый роман, отразив в нём с безупречной точностью и художественной силой те самые события, в которых не участвовал, к тому же впоследствии писал и мало, и качественно слабее.

Те, кто обеими руками «за» Шолохова», отвечают анти-шолоховцам кратко и незатейливо:  вы, братцы, не голословьте, а представьте убедительные доказательства, а коли их у вас нет, и они не представлены, так и разговора у нас с вами нет. Мутите который уже год воду, пудрите мозги добрым людям, а толком сказать ничего не имеете!..

К доводам тех, кто «против», можно было бы прибавить ещё один, ими как-то упущенный или же недостаточно внятно представленный. Всякий крупный литератор, в каком бы жанре он ни работал, непременно время от времени выступает как публицист. Критические, философические, космогонические, теологические, историографические статьи, заметки, эссе писали Байрон, Пушкин, Гёте, Гейне, Шиллер, Достоевский, само собою, Л.Н.Толстой, Горький, Паустовский, Хемингуэй, Скотт Фитцджеральд, Иосиф Бродский… Публиковался в этом жанре и Михаил Шолохов. Но попытайтесь читать эту самую его «публицистику», сил у вас на это не найдётся.  Вся она сплошь и рядом состоит из панегириков родной коммунистической партии, проклятий в адрес внутренних и внешних её врагов, призывов вовремя сеять и убирать хлеб, да ещё разве что призывов к писателям писать правильно, не отклоняясь от генеральной линии партии. Вот навскидку несколько заголовков из завершающего 8-го тома Собрания сочинений 1960-го года издания:

«Жить в колхозе культурно»… «Литература – часть общепролетарского дела»… «О советском писателе»… «Писатель-большевик»… «Великий друг литературы» (о М.И.Калинине)… «Вечно здравствуй, родная партия!»… «Выравнять шаг с партией и народом»…  «Выступление на совещании по садоводству и виноградарству»… «Здоровье – всему голова»… 

И это – классик мировой литературы, это романист-гигант, маг и чародей слова, приравненный к Достоевскому, Толстому, Гёте, чуть ли не к Гомеру?.. Полноте, друзья, это уровень среднего зам. главного редактора провинциальной газеты масштаба не выше районного.

Венцом публицистической деятельности великого писателя-гуманиста стала речь на ХХIII съезде КПСС в марте 1966 года. Месяцем раньше в Москве прошёл судебный процесс по делу писателей А.Д. Синявского и Ю.М. Даниэля, они получили по 7 и 5 лет исправительно-трудовых лагерей соответственно. За что же?.. За публикацию своих художественных произведений за рубежом, да ещё не под своими именами, проще говоря, под псевдонимами. Ужаснейшее, тяжелейшее, циничнейшее преступление! Михаил Шолохов со всей своей пролетарско-гуманистичной страстностью заклеймил этих гнусных тварей, отщепенцев, посягнувших на свободу творчества в СССР. Он пожалел, что их судили по Уголовному Кодексу, а не как в памятных ему 20-х годах, «руководствуясь революционным правосознанием». Вот тогда участь этих недобитков была бы куда как печальнее…  Бурные, долго, разумеется, не смолкающие аплодисменты в зале съезда…

*** 

На этом, кажется, можно было бы и закончить. Но закончить не получится, по-видимому, ещё долго. Проблема авторства «Тихого Дона» – проблема, разрешение которой в обозримом будущем не просматривается. Не просматривается хотя бы потому, что значительная часть общества попросту не признаёт наличия проблемы, будучи уверена, что автор есть, он давно и хорошо известен, и никаких других вариантов здесь быть не может. Другая часть общества, не менее значительная, тоже не видит в этом вопросе большой проблемы, но по иной причине, прямо противоположной – нет, автор не известен, он совсем другой, и это точно не Шолохов, а скорее всего вот такой-то  (чаще называется Ф.Д. Крюков). Шолохов автором не является, и никаких других вариантов эта часть общества не признаёт.

Третья часть, ещё более значительная, сопоставимая по массе с обеими вместе вышеуказанными частями (и к этой третьей части вынужден присоединиться автор данных строк), все эти годы пребывает в нерешительном раздумье: бог вас разберёт, кто прав, кто виноват, и те вроде бы убедительны, и другие, а пока вопрос окончательно и бесповоротно не решится, будем считать, что фамилия автора «Тихого Дона» начинается всё-таки на букву «Ш».

Но только это не Шекспир. Уж в этом-то мы с вами можем быть абсолютно уверены.