Театр ниже пояса

В рамках года Франции в России в Мариинском театре (Санкт-Петербург) 03.12.2010 прошел показ балетов Анжелена Прельжокажа, известного и популярного хореографа. В том числе был показан балет И.Стравинского «Священная весна», кульминацией которого является 10-ти минутный танец обнажённой балерины.

По сообщению агентства Балтинфо театральная администрация ничего скандального в этом спектакле не видит.

«Такая реакция может быть только у тех, кто не знаком с хореографией спектакля и музыкой Стравинского. В XX веке режиссеры постановщики по-разному интерпретировали «Священную весну», балетмейстер Анжелен Прельжокаж видит спектакль в таком варианте. Во время постановки публика отреагировала абсолютно нормально - никто из зала не уходил, и одеть танцовщицу не требовал. Негативная реакция была бы понятна, если бы обнаженные балерины танцевали «Лебединое озеро», - отметили в пресс-службе театра. (См.: http://www.baltinfo.ru/2010/12/10/Nichego-skandalnogo-v-obnazhennoi-balerine-net--Mariinskii-teatr-176751 ).

Также, в пресс-службе  сослались на то, что данный спектакль с обнажённой натурой существует уже 15 лет. А «Священная весна» воспринимается неоднозначно с самой первой своей постановки 1913 года.

Премьера 1913 года действительно провалилась. По либретто балет призван передать языческое мироощущение, преклонение перед силой Природы – прекрасной, великой и страшной. Которую пробуждают к жизни после зимы, принося в жертву человеческую жизнь – самую красивую девушку…

Авторы балета (И.Стравинский и Н.Рерих), может быть, и хотели показать языческое действие, но воплотили в танце, скорее, своё представление о том, каким должно быть «чистое» язычество, если на него смотреть из просвещённого, но не ещё не до конца утратившего своё христианство начала  XX-го века. Естественно, у Нижинского, поставившего этот балет, танцовщицы были одеты.

У современного балетмейстера уже совсем другие представления о язычестве. Его не интересует пробуждение Природы, рериховские мотивы взаимоотношения человека и мироздания его не занимают. Фабулу балета он использует для того, чтобы снять культурный слой и обнажить то, что, по его мнению, образует основу любой духовности – половой фактор. Для Прельжокажа язычество – это духовный примитивизм, когда естество представлено без затей, в его натуральном виде. В квинтэссенции жёсткости и жестокости.

И снова мы имеем дело с интерпретацией, выражающей, прежде всего, авторские установки. Ни наше языческое прошлое, ни либретто, ни музыка балета не могут нести ответственность за эту философию. Подобная тяга к половому натурализму – отличительная черта нашего времени. История достаточно богата: исторические параллели можно найти и к подобному восприятию. Однако половая откровенность присуща, как правило, временам упадка, а периоды культурного расцвета характеризуются сосредоточением внимания на духовных переживаниях, а не голом физиологизме. То, что сегодня искусство всё в большей степени воздействует на зрителя через примитивные сексуальные раздражители, как раз свидетельствует о культурном упадке нашей эпохи.

Можно констатировать: существовавшее практически всю человеческую историю разделение культуры на высокую и низкую сегодня практически утрачено. Театр, прежде всего, в своих наиболее классических жанрах – оперы и балета  - всегда относился  к высокому искусству. Высокое искусство апеллировало к идеалам. Но идеалы надо прививать, а это сложно. Низкому искусству было проще: вместо воспитания души оно занималось угождением публике. И как только общество переставало контролировать нравственность, это сразу же оборачивалось потаканием человеческим слабостям и порокам.

Провокации вроде снимания трусиков (сцена из прельжокажевской «Священной весны»), демонстрации голого тела и сцен насилия в этом контексте понятны: разжигая зрителей, можно рассчитывать на большую кассу. Перенос этих уличных приёмов на высокую сцену означает признание, что современный «художники» не видит другого способа стимулировать зрительский интерес, кроме как с помощью эпатажа. Нынешние «творцы» соревнуются не столько в области творческой реализации, сколько в коммерческом успехе. Успех же обеспечивается известностью, а известность – с помощью провокаций.

Но вопрос не в том, кто из авторов и каким образом реализует свою творческую свободу, а в том, как на это смотрит общество. И государство. Мариинский театр – не ярмарочный балаган, а федеральное государственное учреждение культуры. При этом театр носит гордое имя академического, что означает, что данный театр являет собой образец театрального искусства.

Что же мы имеем в случае с постановкой балетов Прельжокажа? Совершается двойная подмена. Зритель, пришедший смотреть балет – то есть искусство высокого жанра, получает в результате зрелище, построенное по канонам низкого искусства. И это происходит в академическом, более того, – в самом статусном театре Санкт-Петербурга, культурной столицы России. То есть данную постановку нам предлагают как образец.

Художественным руководителем и директором Мариинского театра является Валерий Гергиев. И он же выступил инициатором и является художественным руководителем ежегодного Московского пасхального фестиваля. Имя Гергиева, таким образом, служит маркером высокой духовности. Провокация, проведённая под таким прикрытием, становится ещё более опасной. Мы настроены, что с подобной сцены не может быть ничего плохого, и потому легко пропускаем идеологический удар.

Когда танцовщицы снимали трусики, зал аплодировал. В аплодисментах, как пишет обозреватель Эксперта, отчётливо чувствовались ирония и снисхождение.  Это – не поощрение, а знак: публика заметила подмену. Зрелище не соответствует статусу. Так что реакция зала была. А то, что никто не ушёл… Кто-то сидел из вежливости (мы пока ещё не так раскрепощены, чтобы не заботиться о формах проявления своего недовольства), кому-то и впрямь было интересно… Пороку ещё можно противостоять, когда от тебя зависит, сделаешь ты шаг ему на встречу, или нет. А когда первый шаг сделали за тебя, воспротивиться этому движению гораздо сложнее…

То, что произошло в Мариинском театре, можно считать акцией по растлению аудитории. Людей, пришедших за другим (за искусством), поставили перед фактом демонстрации пола. Пользуясь благородной вывеской, публику опустили по культурной лестнице на ступеньку-другую вниз.

А самое страшное, что администрация театра (в лице своей пресс-службы) ничего такого не видит и считает, что никакого криминала не произошло. Эти люди мыслят совсем в других категориях: они привезли известную труппу, показали постановку мирового класса. С коммерческой стороны – тоже всё в порядке. А привкус скандальности только способствует популярности театра…  Одного того, что постановка показывается в таком виде в течении значительного времени,  для них достаточно, чтобы счесть её приемлемым культурным явлением. То, что они несут ответственность за нравственное и культурное состояние нации, за состояние всего отечественного искусства, а в пределе – за судьбу самой России (поскольку судьба страны определяется культурным и нравственным уровнем её народа), им и в голову не приходит.