Личность в науке и богословии

Роль личностного фактора в научном исследовании и богословском рассуждении

Личностный фактор является одним из ключевых моментов в контексте научного исследования и богословского рассуждения. От личностных интеллектуальных, моральных и психологических качеств исследователя или проповедника зависят связность излагаемой им научной, научно-философской или религиозной концепции, ее аргументированность, правомерность, практичность и гуманность. Порою в развитие научных и богословских практик отдельно взятые исторические личности (например, М.В. Ломоносов, Д.И. Менделеев, В.С. Соловьев) вносят вклад более весомый и ощутимый, нежели десятки их предшественников и последователей.

Можно поспорить на тему того, являются ли великие личности человеческой истории людьми, которые всегда и во всём зависят только от себя и своих способностей, либо они представляют собой всего лишь трансляторов высших идей, Высшего Разума, либо истина кроется где-то посередине, между первой и второй точками зрения, однако влияние данных персон на историю бесспорно. Даже если у первооткрывателя, пионера в какой-либо отрасли научного знания есть ученики, они, как правило, лишь развивают или интерпретируют то, что было начато их учителем, двигаются по инерции уже открытой мысли. Первотолчком же к рождению новой научной теории либо религиозного учения служит, чаще всего, отдельно взятый человек - тот, кто первым озвучил вслух то, что бессознательно витало в умах миллионов людей, но никак не могло прородиться на Свет Божий.

Одним из важных факторов рождения нового научного открытия являются также социокультурные условия, в которых живет и трудится конкретный талантливый исследователь. Сейчас ни для кого не секрет, что изобретение в Советском Союзе водородной бомбы, ядерного оружия было отчасти и плодом репрессивного государственного давления на группу ученых, а не только проявлением их творческого гения. Также и в богословском рассуждении: история знает немало примеров, когда, вследствие расхождений с официальными догматами и отцами церкви, отдельные способные и мыслящие представители православной религии уходили «на сторону», образовывали свои собственные храмы и поселения, чтобы продолжать свое искреннее служение Богу. Таким образом, сильные, с научной точки зрения, обоснованные концепции и учения вырабатываются либо теоретиками и практиками под воздействием определенного идеологического заказа, либо сильными личностями, которые способны идти против течения.

Моральный аспект корреляции между личностным фактором и научно-религиозными достижениями неизменно апеллирует к вопросу: «Совместимы ли гений и злодейство?». Каждые эпоха и страна дают свой ответ на эту дилемму. В одних случаях, как гласит молва, «одна дурная овца всё стадо портит», в других - наоборот, один великий ученый либо проповедник способен вдохновить на позитивные свершения тысячи других людей. Ответ пытаются дать мыслители еще, как минимум, со времен античности - Платон, например, был уверен в том, что «как Солнце есть причина зрения, а также и причина происхождения предметов зрения, точно так и Добро есть причина знания и причина существования всего, что служит предметом знания. И как само Солнце не есть ни зрение, ни предмет зрения, но возвышается над тем и над другим, так и Добро не есть ни знание, ни предмет знания, но выше того и другого; знание и его предмет сами по себе не есть Добро, но являются его неотъемлемой частью» [i]. «Что есть истина?», - другой, не менее важный вопрос, к которому на протяжении своей жизни обращается каждый из нас. Насколько адекватно состыковываются субъективный и объективный критерии познания научной и религиозной истины? Всегда ли следует принимать на веру то, что проповедует отдельно взятая, уверенная в своей правоте личность? Эти вопросы нередко так и остаются открытыми.

В структуре научного познания выделяются субъект и объект познания, и необходимо чувствовать тонкую грань между первым и вторым, поскольку возможны некоторые искажения ввиду того, что, как писал еще И. Кант в XVIII веке, к природе (читай - сущности) познаваемого объекта может примешиваться природа познающего субъекта [ii]. В связи с этим необходимо четко разграничивать научную, объективную истину, которая будет полезна для всех, и истину, которая помогает жить отдельно взятому человеку. Если брать национальный аспект тематики, то разумеется, «что русскому хорошо - то немцу смерть»; однако, истинное знание дробится еще больше - вплоть до отдельных личностей, живущих в лоне одного социума и одной культуры. Тем не менее, существует определенная диалектика между двумя видами истинного знания - субъективного и объективного; они не изолированы друг от друга, но взаимосвязаны. «Золотая середина», провозглашавшаяся Аристотелем критерием практичности, уместна и здесь. 

Предметом знания, по Сократу, может быть только то, что доступно целесообразной деятельности человека; но так как наиболее подвластна человеку деятельность его души, то главной задачей познания древнегреческий мыслитель провозглашал самопознание, истолковав в этом смысле старинную формулу дельфийского оракула: «Познай самого себя». Не только каждое отдельное действие должно, по Сократу, руководиться известной целью, но, кроме того, должна существовать единая общая и высшая цель, которой подчиняются все частные цели и которая есть безусловное высшее благо [iii]. Понятное дело, что в данном случае речь идет об Абсолютном Знании, связанном с Божественной Природой и о зарождении науки, как вида познания, связанного с первым. 

Обязательно ли ученый должен быть верующим человеком? Это - очень дискуссионная тема, и ее сложность, как правило, вызвана тем, что аргументы в пользу корреляции между научными достижениями отдельной личности и ее религиозными взглядами часто носят не столько эмпирический и непосредственный характер, сколько умозрительный и опосредованный. Тем не менее, представляются вполне правомерными слова М. Монтеня, утверждавшего, что «узы, которые должны связывать наш разум и нашу волю и которые должны укреплять нашу душу и соединять ее с нашим Творцом, такие узы должны покоиться не на человеческих суждениях, доводах и страстях, а на божественном и сверхъестественном основании; они должны покоиться на авторитете Бога и Его благодати: это их единственная форма, единственный облик, единственный свет» [iv]. Научные знания могут с течением времени дополняться, обогащаться, видоизменяться - знания же Божественной Природы вечны, меняются лишь их интерпретации. Диалектика условного и безусловного была хорошо раскрыта христианским философом В. С. Соловьевым, который утверждал, что «безусловно сущее... есть то, что познается во всяком познании, - всякое познание держится непознаваемым... всякая действительность сводится к безусловной действительности» [v].

Другим центральным моментом в деятельности личности, решившей посвятить себя науке, является ее целеполагание. Для одних наука - это всего лишь «лучший способ удовлетворения личного любопытства за государственный счет»[vi], для других это - способность преобразить человеческий мир, антропогенную сферу к лучшему. Разумеется, различные цели приводят и к употреблению различных средств, различному качеству работы и к различным результатам. Только личность, осознанно решившая посвятить свою жизнь служению людям и истине, способна донести до человечества свет Абсолютного Знания, пусть и в опосредованной форме. Иногда это может происходить даже в ущерб самому исследователю или проповеднику, ибо нередко возникают ситуации, при которых «в науке слава достается тому, кто убедил мир, а не тому, кто первым набрел на идею» [vii]. Тому есть уйма примеров в истории математики, физики и других дисциплин, да и географическое открытие Америки - сценка из той же оперы. При всем этом «люди серьезных убеждений всегда хранят в душе чувство некоторого пренебрежения ко всем тем, кто выставляет напоказ лишь одно свое ораторское или диалектическое искусство»[viii], но мало разбирается в тонкостях того или иного научного вопроса, плохо вникает в сущность явления.

В связи с этим вспоминаются слова И.Г. Фихте, утверждавшего в своих лекциях о назначении ученого: «Чем благороднее и лучше вы сами, тем болезненнее будет для вас предстоящий вам опыт; но не давайте этой боли вас одолеть, а преодолевайте ее делами. На него рассчитываю, он также учтен в плане улучшения рода человеческого. Стоять и жаловаться на человеческое падение, не двинув рукой для его уменьшения, значит поступать по-женски. Карать и злобно издеваться, не сказав людям, как им стать лучше, не по-дружески. Действовать! действовать! - вот для чего мы существуем» [ix]. Следовательно, утверждение в обществе научных открытий, разворачивание новых парадигм и т.п., - это дело, которое под силу далеко не каждому, дело, которому человек должен посвятить себя полностью, если он хочет добиться реального результата, а не просто потешить себя пищей для ума на досуге.

Наука - это не хобби, а образ жизни. Без необходимых волевых качеств и психологических установок человек, как серьезный исследователь, попросту может не состояться, ибо наука - это не только взлет мысли, как в поэзии, но и дисциплина, нередко суровая и требующая немалых эмоциональных и интеллектуальных усилий. Истинное служение человека науке должно осуществляться «не для того, чтобы высокомерно смотреть на других, не ради выгод, не ради славы или могущества... но ради пользы для жизни... и достоинства человеческого» [x].

Хотелось бы отметить и разные подходы к научному знанию и личной роли исследователя на Востоке и на Западе. Одним из выразителей восточной мудрости был Чогьям Трунгпа, который утверждал, что «проблема заключается в том, что эговсё что угодно может обратить в свою пользу, даже духовность. Эго постоянно пытается добывать и использовать духовные учения ради собственного блага. Учения рассматриваются нами как нечто внешнее, внешнее по отношению к «я»; как философия, которой мы пытаемся подражать. На самом же деле мы просто не хотим становиться этими учениями и отождествлять себя с ними» [xi].

То есть речь идет о слиянии относительного бытия жаждущего истины человека и абсолютного знания Бога. Дуализм, противопоставление себя и мира, личности и общества, личного блага и общего блага более присущ западноевропейскому обществу, что постоянно транслируется вовне через систему определенных ценностей и морально-символических кодов. Восток же более ориентирован на изначальную и неразделимую гармонию обоих начал - гармонию личного и общественного, гармонию человека и Бога. Самопознание, о котором шла речь выше, неизбежно сопряжено с познанием мира, о чем писал выдающийся психолог К.Г. Юнг в своих работах: «Наш взор способен проясниться лишь тогда, когда мы в состоянии заглянуть в свою собственную душу. Тот, кто смотрит на мир, мечтает и грезит; тот, кто смотрит внутрь себя, пробуждается» [xii]. Часто мы ищем в жизни то, что всегда рядом с нами, но неадекватные установки мешают нам увидеть эту истину: мы слишком привыкли к ее присутствию, чтобы воспринять ее во всей ее природной полноте и свежести. 

Для того, чтобы сознание исследователя было незамутненным стереотипами, оно должно остро воспринимать окружающую действительность наравне с внутренними фактами переживаний. Сознание первооткрывателя в какой-либо области знания - это словно хирургически точный, бьющий прямо в нужную точку, наточенный соответствующими упражнениями нож, разрезающий глупые общепринятые предрассудки и проникающий в самый корень. Как утверждал Гераклит Эфесский в V в. до н.э., «чувства служат источником всякого истинного знания, потому что они вбирают в себя всемирный разум. Чувства обманывают лишь в том случае, если они принадлежат грубой душе, другими словами, плохо развитое чувство дает ложные впечатления, чувство же, правильно воспитанное, приводит к истине. ... Истинно всё явное и истиной овладевают те, у кого чувства открыты для восприятия явного, универсального» [xiii].   

Для поддержания остроты своего ума мало заниматься решением изобретательских задач - надо еще обладать определенными психологическими навыками по коррекции своего сознания, уметь избавляться от так называемого «замыливания глаза». Одна из методик состоит в том, чтобы, встав рано утром с постели, посмотреть на всё новым, свежим взглядом, будто вы попали в это пространство в первый раз. Новое восприятие старых вещей приносит новую пищу для ума, которая имеет все шансы вылиться, в том числе, и в научные открытия. «Все тела: небо, звезды, земля и ее царства - ничто в сравнении с самым обыкновенным умом, потому что он постигает как все эти предметы, так и себя, тело же ничего сознавать не в состоянии» [xiv].   

Внутренний мир личности, создающей новые ориентиры на путях науки и богословия, невозможен без единства общения и обособления, универсальности и неизбежной ограниченности, центробежных и центростремительных сил [xv]. Обособление является важным фактором развития культуры личности, однако нельзя отвергнуть и другое мнение: «...преодоление обособления личности в обществе неизбежно должно привести и приводит к наполнению жизни личности социально значимым содержанием. Общество, способное обеспечить личности преодоление ее обособленности, обеспечивает ей тем самым и полноту жизни» [xvi]. Сколь ни велика была бы роль личностного фактора в становлении и развитии научного и богословского знания, никогда не следует забывать и о важном значении социокультурных измерений жизни конкретной талантливой личности, функционирующей в этих сферах деятельности. Для того, чтобы составить целостное представление о мире, человеку необходимы общение и обмен опытом с себе подобными, необходимы библиотеки и другие социально ориентированные хранилища опыта предков, дабы не «изобретать велосипед».

Диалектика значения личности и значения общества для научных исследований и становления человеческого знания позволила Блезу Паскалю утверждать в свое время, что «не только каждый человек день за днем продвигается вперед в науках, но и весь род человеческий осуществляет непрерывный прогресс в них... Таким образом, весь род людей в течение всех веков должно рассматривать как одного и того же человека, который всегда существует и беспрестанно научается» [xvii]. Образовательные и научно-исследовательские учреждения делятся с каждым индивидом тем, что накопило человечество к моменту его появления на свет; личность же, в свою очередь, привносит свою изюминку в общую копилку мудрости - будь то принципиально новая концепция, ранее не осуществленная систематизация старого знания либо интерпретация классики. Без дела не остается никто: «от каждого по способностям - каждому по потребностям».   

Наука, так же, как и философия, «возможна как естественное стремление человеческого ума проникнуть в неведомое и недосягаемое»[xviii], а стремление это складывается из субъективного познавательного интереса личности и объективных предпосылок познания. Порою вклад отдельного человека в прирост научного знания оказывается намного больше, чем десятка других людей. Для историков, например, необычайно ценны сведения об Атлантиде, оставленные Платоном в его «Диалогах». Информация, почерпнутая из произведений этого классика греческой философии, не менее, если не более, важна, чем данные греческих мифов, легенд Древнего Рима и Египта. Многие факты, описанные талантливым учеником Сократа, были подтверждены многочисленными геологическими исследованиями в течение XX века [xix].   

Что касается субъективного отпечатка ученого на его исследованиях, то не следует относиться к этому как к явлению сугубо негативному, ибо «часто оказывается верным, например, что ученые, которые делают все возможное, чтобы следовать принятым нормам незаинтересованности, объективности и рациональности, обнаруживают, что они приходят к весьма расходящимся выводам... и что знаменательно: мы можем легко охарактеризовать обстоятельства, при которых готовность нарушать эти нормы играет важную роль в прогрессе науки» [xx]. Без личного понимания истины, без адекватной интуиции, на одном механическом сопоставлении уже накопленных фактов далеко не уедешь. Наука требует присутствия не только обширных знаний у конкретного ученого, но также умений, навыков и понимания всего вышеперечисленного. Со временем можно забыть некоторые даты, незначительные исторические события и т.п., но механизм их интерпретации, структура той или иной концепции должна быть в голове постоянно, ибо последние - это сущность и смысл, а не просто информационное сырье, средство.   

Научные знания есть знания системные и обоснованные, но зачастую необходим большой промежуток времени, чтобы всё, накопленное предшественниками, было поставлено на высокий систематико-аргументированный уровень. Историю творят не только группы, но и отдельные личности. Очень интересны, с этой точки зрения, воспоминания Макса Борна: «С самого начала я сильно увлекся научными исследованиями. Это чувство немного напоминает то, которое испытывает каждый при отгадывании кроссвордов... Радость творчества состоит в том, что вы переживаете, как самые сокровенные тайны природы раскрываются перед вами, как разгадывается секрет происхождения Вселенной, как ваша работа обнаруживает смысл и порядок там, где до вас не могли обнаружить ничего, кроме бессмысленной путаницы» [xxi].

Нередко в научных структурах происходят и определенные казусы - не только в плане справедливого присваивания открытиям авторских названий, о чем было сказано выше, но и в плане научности науки как таковой. Далеко не многие современные исследователи в той или иной специализации владеют общенаучной методологией и связным пониманием роли своей науки в общем здании научного познания. Попытки перетянуть важность исследований на себя и свою отрасль по-детски наивны и в то же время могут нанести ущерб качеству разработок. Другие персонажи, наоборот, совершенно не ценят свой труд, испытывая комплекс неполноценности перед авторитетом классиков и более амбициозных коллег, что также отражается на качестве проводимых исследований, которые получаются скомканными и неуверенными в своей аргументации.

Как писал А. Эйнштейн, «храм науки - строение многосложное. Различны пребывающие в нем люди и приведшие их туда духовные силы. Некоторые занимаются наукой с гордым чувством своего интеллектуального превосходства; для них наука является тем подходящим спортом, который должен им дать полноту жизни и удовлетворение честолюбия. Можно найти в храме и других: они приносят сюда в жертву продукты своего мозга только в утилитарных целях. Если бы посланный богом ангел пришел и изгнал из храма всех людей, принадлежащих к этим двум категориям, то храм бы катастрофически опустел, но в нем все-таки остались бы еще люди как прошлого, так и нашего времени» [xxii]. Однако, это и неудивительно: по китайским классическим текстам, нормальное устройство общества таково, что голова, руки, ноги и туловище, в которых аллегорически отражены работники интеллектуального и физического труда, должны быть пропорциональны друг другу. Научное сообщество тоже, в свою очередь, делится на голову, руки, ноги и т.д. Одни предоставляют для прироста научного знания огонь, жгучий и активный, другие подкидывают в топку дрова, чтобы разожженное пламя не угасло. У каждого ученого своироль и место в контексте общего благородного дела усовершенствования человеческого общества; здесь нет ни лучших, ни худших, потому что человек - либо ученый, либо он таковым не является - середины здесь нет, но есть своя специфика в деятельности каждого.   

В контексте изучения личностного фактора в научном исследовании актуален уже поднимавшийся нами вопрос о субъективных качествах конкретного исследователя. Английский социолог и историк науки Р. Мертон справедливо замечал, что часто «людей науки изображают «сверхлюдьми», лишенными страстей, отношений и социальных связей... у них отнимают обычные человеческие качества. В эти процессы искажения, длившиеся веками, большой вклад внесли благочестивые биографы, которые неизменно переделывают великих людей науки в чудовищ совершенства» [xxiii]. Однако, именно личностные качества каждого деятеля науки определяют его место и роль в общем процессе становления и развития научного знания. Требовать от каждого физика или математика, чтобы он был Нильсом Бором или Альбертом Эйнштейном, от каждого культуролога - чтобы он был не менее талантлив, чем Питирим Сорокин, и т.п. равносильно тому, чтобы превратить живую личность, человека из плоти и крови, из разума и сердца, в зомби, в стандартный «винтик», ничем не отличающийся от других, таких же, «винтиков». Каждый ученый вносит в общий храм науки свой уникальный вклад, и в этом и состоит его полноценная миссия на этой земле. 

[i]Льюис Дж. Г. Античная философия: от Евклида до Прокла / Дж. Г. Льюис. - Мн. : Галаксиас, 1998. - 224 с. - С. 89.

[ii]Кант И. Критика чистого разума / И. Кант. - М. : Мысль, 1994. - 591 с.

[iii]Асмус В. Ф. Античная философия / В. Ф. Асмус. - 3-е изд. - М. : Высш. шк., 1999. - 400 с. - С. 88.

[iv]Монтень М. Опыты / М. Монтень // Перевезенцев С. В. Практикум по истории западноевропейской философии: Античность. Средневековье. Эпоха Возрождения / С. В. Перевезенцев. - М. : Учебн. лит., 1997. - 480 с. - С. 422. 

[v]Зеньковский В. В. История русской философии. В 2 т. / В. В. Зеньковский. - Ростов н/Д. : Феникс, 1999. - 544 с. - Т.2. - С. 35.

[vi]Душенко К. В. Большая книга афоризмов / К. В. Душенко. - Изд. 8-е, исправлен. - М. : Эксмо, 2006. - 1056 с. - С. 488.

[vii]Там же. - С. 491.

[viii]Льюис Дж. Г. Античная философия: от Фалеса до Сократа / Дж. Г. Льюис. - Мн. : Галаксиас, 1997. - 208 с. - С. 129.

[ix]Фихте И. Г. Несколько лекций о назначении ученого / И. Г. Фихте // Фихте И. Г. Факты сознания. Назначение человека. Наукоучение / И. Г. Фихте ; пер. с нем. - Мн. : Харвест, М. : АСТ, 2000. - 784 с. - С. 780.

[x]Бэкон Ф. Сочинения. В 2 т. / Ф. Бэкон. - М., 1971. - Т.1. - С. 71.

[xi]Таранов П. С. Острая философия: Выдающиеся сюжеты овладения неизвестным / П. С. Таранов. - Симферополь : Реноме, 1998. - 560 с. - С. 291.

[xii]Там же. - С. 288.

[xiii]Льюис Дж. Г. Античная философия: от Фалеса до Сократа / Дж. Г. Льюис. - Мн. : Галаксиас, 1997. - 208 с. - С. 88-89.

[xiv]Лабиринты души: Августин Аврелий. Исповедь; Блез Паскаль. Письма к провинциалу. - Симферополь : Реноме, 1998. - 416 с. - С. 216.

[xv]Милтс А. А. Гармония и дисгармония личности: философско-этический очерк / А. А. Милтс ; пер. с латыш. - 2-е изд., перераб. и доп. - М. : Политиздат, 1990. - 222 с. - С. 200.

[xvi]Батенин С. С. Человек и его история / С. С. Батенин. - Л., 1976. - С. 267.

[xvii]Стрельцова Г. Я. Блез Паскаль / Г. Я. Стрельцова. - М. : Мысль, 1979. - 237 с., 1 л. портр. - (Мыслители прошлого). - С. 111.

[xviii]Нарский И. С. Кант / И. С. Нарский. - М. : Мысль, 1976. - 207 с. со схем. - (Мыслители прошлого). - С. 123.

[xix]Резанов И. А. Атлантида: фантазия или реальность? / И. А. Резанов. - М. : Наука, 1976. - 135 с. ; Андреев Ю. В. Поэзия мифа и проза истории / Ю. В. Андреев. - Л. : Лениздат, 1990. - 223 с., ил. - (Культура и религия).

[xx]Лаудан Л. Наука и ценности / Л. Лаудан // Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. - М., 1996. - С. 301. 

[xxi]Борн М. Моя жизнь и взгляды / М. Борн. - М., 1973. - С. 37.

[xxii]Эйнштейн А. Физика и реальность / А. Эйнштейн. - М., 1965. - С. 8.

[xxiii]Наука и научное творчество. Сборник. - Ростов н/Д.., 1981. - С. 75-76.