Россия и Запад: взаимодействие культур повседневности

Культура повседневности - одна из составляющих культуры эпохи в целом. На микроуровне она воплощает смыслы и ценности своего времени. Каждая культура на конкретном этапе своего развития характеризуется специфическими нормами поведения, степенью их строгости, а также различными повседневными привычками.

В результате взаимодействия культур область повседневности также может подвергаться изменениям. Наглядно этот процесс прослеживается, например, в  изменении гигиенических стандартов в процессе взаимодействия российской и западной культур в эпоху Нового времени.

Гигиеническая культура на Руси традиционно была на высоком уровне. Русские люди имели обычай мыться в бане, причем это было привычным для всех слоев населения. В баню ходили минимум раз в неделю, а нередко и чаще. Изучение такого источника как «Домострой» (сформировался к XVI в.),  показывает, что поддержание в чистоте дома, домашней утвари, одежды было особо важным в повседневной жизни россиян [1]. В это же время в Западной Европе уровень гигиенической культуры был чрезвычайно низким. Привычки регулярно мыться не было, мытье было большой редкостью (несколько раз в жизни); средневековые замки и города были полны нечистот. В XVI —XVII веках, как отмечают исследователи, люди были еще «менее чистые», чем в более ранний период [2]. С XVI века бани начинают систематически закрывать, сначала на время эпидемий чумы, а потом официально ликвидируют их почти полностью.

Несмотря на такую разницу, иностранные послы XVII в. отмечали, что даже люди высшей знати  не могут сдерживать естественные проявления своего тела («московитяне по природе чрезвычайно грубы»)[3]. Забота о телесной чистоте была, но при этом запретов связанных с плеванием, сморканием, естественными проявлениями тела, еще не сформировалось. В то время как на Западе при дворе такое поведение порицалось как простонародное. Никаких светских книг, регламентировавших поведение, на данный момент на Руси не было. Очевидно, отсутствовала еще сама потребность в таком способе тиражирования и передачи гигиенической культуры.  В противоположность этому, в европейских странах к XVII в. были известны и весьма популярны среди дворян трактаты по поведению. Это объяснялось тем, что в Европе к этому времени формировался другой тип общества, основанный на капиталистических отношениях, и другой тип социально-культурных взаимодействий, связанный с ростом взаимозависимости людей в обществе.  И хотя процесс этот был длительным,  он оказал огромное влияние на формирование новых способов регуляции человеческих аффектов, телесной культуры, этикета. Возникновение новых норм поведения, в том числе и в отношении гигиены, диктовалось, прежде всего, необходимостью проявлять учтивость в отношении к вышестоящим по социальному положению. Подтверждение этому можно найти в книге  Жиованни дела Каза  «Галатео» (1558 г.), где автор пишет о таком стандарте поведения, при котором чистоплотность диктовалась нуждой в услужении другим, а не потому, что имелось идущее изнутри требование [4]. В России при Петре I с началом политики европеизации и освоением в целом образцов европейской культуры, западные нормы, имевшие глубокие органичные причины своего возникновения в Европе, постепенно внедряются в русский быт. Это происходит больше благодаря стремлению соответствовать Западу, нежели по осознанной исторической, социокультурной потребности. Нельзя сказать, что в русской культуре не было предпосылок к изменениям, однако в результате влияния Запада этот процесс был во много раз ускорен. Для решения задачи приобщения русского дворянства к европейским стандартам жизни и правилам приличия, обучения верхушки русского общества европейским формам обхождения, по указанию Петра I в 1717 г. в Санкт-Петербурге издается сборник наставлений «Юности честное зерцало или Показание к житейскому обхождению». Эта книга сыграла огромную роль в качественных изменениях, произошедших в отношении гигиенической культуры. Можно сказать, что с этого времени в России формируется новый, отличный от средневекового телесный канон: тело все больше «окультуривается», природное в нем подавляется под воздействием социальных процессов, люди вынуждены сдерживать естественные проявления («не надлежит <…> плевать», «рыгать, кашлять и подобные такие грубые действия в лице другого не чини», «сия есть немалая гнусность, когда кто сморкает, якобы в трубу трубит» и др.). Контроль за сдерживанием ведется не столько лично индивидом, сколько осуществляется со стороны общества и государства. В  сборнике «Юности честное зерцало» появляются регламентации сознательного противопоставления высшего сословия низшему:  подчеркивается, что всё нужно делать именно таким образом, а не иначе, чтобы дворянину «не быть подобным деревенскому мужику». Один из важнейших аргументов запрета на неприличное поведение  –  «ибо так делают крестьяне». Такое противопоставление культуры нравов было характерно для средневековой Европы, в России же дворянское сословие начинает отделяться от остальной части населения благодаря перениманию западных норм поведения, стиля одежды, в целом образа жизни, со времен Петра I. Отныне высшие круги России будут ориентироваться на Запад, следовать западноевропейской моде, перенимать нормы и образцы приличного  поведения.

Таким образом, следует признать, что западная культура значительно повлияла на российскую повседневную культуру, послужив импульсом к изменению телесного канона и формированию новых стандартов поведения. Отметим, что в истории имело место и ответное воздействие. Так, например, в XIX в. во время заграничного похода русской армии европейцы оценили такое достижение русской культуры, как баня. Бани получили распространение в Европе, но это могло случиться лишь тогда, когда в европейском обществе возникла такая потребность,  отсутствовавшая прежде.

Примечания:

1.  Домострой. — М.: Захаров, 2001. — С. 141.

2. Норберт Э. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. Том 1. - М.; СПб.: Университетская книга, 2001. – 332 с. – С.300.

3. Там же. С. 299.

4. Петрей П.. История о великом княжестве Московском // О начале войн и смут в Московии. – М.: Рита-Принт, 1997. — 557 с. – С. 418.