Прогресс переводится с латинского как «продвижение», то есть поступательное движение. Именно так рассматривалась история на протяжении многих столетий. Сегодня понятие прогресса в социальных науках утратило статус общепринятого взгляда на общественное развитие. То, почему это произошло, мы обсудим в нашей статье. 

Идею прогресса дало человечеству христианство. Языческий мир воспринимал все процессы, в том числе и общественную жизнь, циклически. Любая жизнь, с точки зрения язычника, подчинена круговороту, закономерному вращению. В космосе вращаются небесные сферы, на Земле чередуются времена года, день и ночь, в растительном и животном мире рождение следует за смертью, а смерть за рождением. И в человеческом общежитии все сменяется по принципу «вечного возвращения».

Образ змея, кусающего себя за хвост (символ, известный как Уроборос) олицетворял представление древних язычников об истории, а также о вселенной в целом как самодовлеющей, самооплодотворяющейся реальности. Движение по замкнутому кольцу нельзя назвать продвижением, поскольку здесь нет ни начала, ни конца, каждый шаг вперед оказывается шагом назад, к предшествующему ранее состоянию. Будущее это прошлое, а прошлое – это будущее. Стало быть, все движется и вместе с тем никуда не движется.

Христианство разрубило этот круг, утверждая тварность мира и его прямую зависимость от трансцендентного Творца. Раз мир был сотворен, он имеет начало и будет иметь конец. Самое ценное во Вселенной – это человек, и самое важное с христианской точки зрения – то, что с человеком происходит от начала времен до их конца. Понятно, что история теперь представляет прямой отрезок. Движение по этому отрезку будет движением вперед, к тому, чего никогда не было и что никогда уже не повторится, то есть прогрессом. У прогресса есть конечная цель и смысл – преодолеть отделенность человека от Бога, впервые возникшую с грехопадением.    

Мысль о том, что каждый момент приносит нечто уникальное, новое и неповторимое не следует путать с установкой «модерна», проникшей в понятие прогресса только в Новое время. Модерн преклоняется перед новизной, для него новое всегда лучше старого, инновация лучше традиции. Такая оптимистическая оценка резко контрастирует с трагическим христианским восприятием истории. В нескольких словах, различие между оптимизмом и трагизмом следующее: первый считает все благое естественными и ожидаемыми плодами развития цивилизации, а второй утверждает, что победа высшего Добра, Истина и Красоты достигается через сознательную жертву, страдание, неповиновение падшему «естественному» бытию. Центральное событие прогресса – искупительная жертва Христа. Поэтому и продвижение к Богу возможно только через жертвенность.

Таким образом, в христианской идее прогресса можно выделить два аспекта: во-первых, «падший путь», воспринимаемый большинством как нормальный, на который подтолкнул Адама и Еву змей-искуситель, и уводящий человека от Бога; во-вторых, «сверхъестественный путь», указанный Иисусом Христом. Эти два противоположных, антагонистический аспекта образуют внутреннюю напряженность, динамизм и трагичность прогресса. Воззрение это было выражено Блаженным Августином в учении о двух градах – «граде земном» и «граде Божием». Религиозный смысл истории в борьбе двух «градов». Цель «земного града» – счастье и благополучие человека на земле, цель «града Божьего» – спасение, то есть избавление от болезни греха.

В отличие от языческой античности, признававшей лишь одну форму объединения людей - государство, в христианском мировоззрении  мы встречаем не одну, а две таких формы: государство и церковь. Государство – наследие языческой культуры, по сему основные задачи государства связаны с земными потребностями человека, а конечная миссия – создание царства благоденствия на земле. Церковь же есть сверхвременное и сверхпространственное единство людей в Духе Святом. По определению русского религиозного мыслителя А. С. Хомякова, «единство Церкви следует необходимо из единства Божиего, ибо Церковь не есть множество лиц в их личной отдельности, но единство Божьей Благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати»[6, 6].

Изначально концепция двух градов не была направлена на политическое противопоставление церковной власти властям светским.  В первые века существования христианство не выдвигало никаких политических требований, не выступало против института рабства, против императоров и т. д. Единственное желание христианства состояло в том, чтобы прекратились гонения, и церковь получила официальный статус. Поэтому два града понимались символически, как некие духовные миры с разными ценностями и нормами. Существование государства рассматривается как элемент Божественного промысла («Касерю кесарево», «Нет власти, кроме как от Бога» и т. п.) и не представлялось абсолютным злом. Скорее оно является относительным добром. Ведь отнюдь не все люди покоряются Богу, и здесь государство просто необходимо, чтобы не допустить проявлений крайнего зла и беспорядка.

Вместе с тем, именно светской власти, воплощенной в государстве, суждено в «последние времена» стать орудием сатаны. Таков провиденциальный план истории, и вмешаться в него не в силах человеческих. Трагический узел противоречий истории нельзя разрубить одним махом. Государство не причина, а скорее следствие несовершенного и падшего состояния человека. Поэтому, даже если теоретически предположить исчезновение государства, ничего хорошего, вопреки чаяниям анархистов, толстовцев и марксистов, это не сулит.

Противопоставление земного и небесного сопряжено с понятиями времени и вечности. Вечность ни в коем случае не бесконечность времени. Это иной уровень бытия, который еще Платон называл бытием подлинным. Бог видит все «sub specie aeternitatis» (с точки зрения вечности), а Диавол – рассуждает во времени. Время, как было известно задолго до христиан, порождает иллюзии. Правда, оно их и развенчивает. Так считали древнеиндийские мудрецы, а в XIX веке в работе «О ничтожестве и горестях жизни» об этом написал А. Шопенгауэр: «Жизнь рисуется нам как беспрерывный обман, и в малом, и в великом. Если она дает обещания, она их не сдерживает или сдерживает только для того, чтобы показать, как мало желательно было желательное. Так обманывает нас то надежда, то ее исполнение» [7, 63], время – «та форма, в которой ничтожество вещей открывается перед нами как их бренность: ведь это оно, время, под нашими руками превращает в ничто все наши наслаждения и радости, и мы потом с удивлением спрашиваем себя, куда они девались» [7, 64].

Диавол в христианстве – третье действующее лицо истории, помимо самого Бога и человека. Он обманщик, и его сила строится на обмане. Его обман состоит в искажении истины. Так, Фаусту вместо вечной жизни, он предлагает вечную молодость, то есть бесконечную жизнь во времени, но вне вечности. Вместе с тем, Диавол отчетливо сознает зависимость лжи от истины, зла от добра. Ложь и зло есть лишь тень истины и блага, без подлинного бытия мнимое бытие превращается в пустоту. Без истины не существует и обмана. Поэтому задача лукавого не в том, чтобы утвердить зло и искоренить всякое добро, а в том, чтобы смешать добро и зло, сделать их неотличимыми друг от друга. В ходе прогресса высокое и низкое, прекрасное и безобразное, духовное и бездуховное все больше и больше смешиваются между собой, вплоть до неотличимости. Идет подготовка к царству Антихриста, который, согласно откровению Иоанна, перед Страшным Судом на некоторое время овладеет миром. Причем его власть наступит не вопреки желаниям людей, а в согласии с этими желаниями, так как он даст людям то, что «град земной» всегда им сулил. Человечество преклонится перед тем, кто накормит его, явит свое неоспоримое превосходство, власть и силу, поразит чудесами. Затем наступает конечная точка прогресса – Страшный Суд. Господь отделит добро от зла, истину ото лжи, и тем самым обрушит царство врага рода человеческого. Таково религиозно-нравственное понимание прогресса в христианстве.

Основы светской идеи прогресса закладываются в эпоху Возрождения. Именно в это время историю начинают понимать как творение рук человеческих, а не проявление Божьего промысла. Учения Николо Макиавелли и утопистов - яркое тому свидетельство. Антропоцентризм Ренессанса переносит на человека такие атрибуты Бога как творчество, свободу и бесконечность. При этом греховность и тварность человека, отличающие наше бытие от божественного, отходят в сторону. Индивид становится как бы «земным богом», центром, целью и смыслом мироздания. Христоцентрическое воззрение уходит в прошлое. В связи с этим история оказывается бесконечной. Ее бесконечность обусловлена, во-первых, тем, что в ней должны реализоваться бесконечные творческие способности человека, и, во-вторых, тем, что в бесконечности столько же центров, сколько индивидов. Только в бесконечном времени каждая личность может ощутить себя на месте Христа.

Между тем, бесконечность не имеет конечной, предначертанной цели, а значит, не существует объективного смысла истории в виде Божественного плана. Смысл и направление истории придает человек.

В Новое время источником и носителем свободного творчества и власти человека становится разум, а наука и техника – главным миросозидательным орудием этого разума. Возникает так называемый «проект Просвещения», под знаком которого распространяется вера в прогресс как ничем не ограниченные развитие и рост, ведущие человечество к счастью, справедливости, взаимопониманию, безопасности, свободе. Идеология прогресса становится реальной основой техногенной цивилизации, и хотя уже в XIX веке эта идеология повергается обоснованной критике, это не меняет общий ход истории. Научно-технический прогресс превращает понятие прогресса из абстракции в реальную плоть общества, руководя материально-экономическими процессами. Вместе с тем, и противоречия светской теории прогресса становятся реальными противоречиями самой общественной жизни.

Противоречивость прогресса имеет субъективную и объективную стороны. Субъективный аспект противоречия состоит в том, что одно и то же явление может быть рассмотрено одними как прогресс, а другими как регресс. Все зависит от принятой системы ценностей, служащей критерием оценки.

Объективная сторона противоречия отражает простую истину: за любое приобретение надо платить. Прогресс в одной области, как правило, ведет к регрессу в другой. Так, научно-техническая революция обострила социальные, экономические, экологические и т. п. проблемы человечества, сделало их глобальными.

Есть еще одно, гуманистическое противоречие прогресса. По Н. А. Бердяеву, оно состоит в том, что предшествующие поколения становятся средством для последующих. В целом же все поколения приносятся в жертву некоему идеальному будущему, рождение которого является бесконечной, а потому недостижимой целью [2, 147]. Как нам представляется, суть проблемы лежит глубже. Идеалы людям необходимы, так как оправдывают их страдания, без которых не обходится ни одно существование, в то время как страдание без идеала лишено смысла. Жертва во имя высокой идеи не унижает, а возвышает личность. Кроме того, современная цивилизация перевернула указанное Бердяевым соотношение: теперь целые поколения научились жить для себя, тогда как будущие поколения становятся средством для существующих, ибо на них ляжет тяжесть последствий гедонистического, потребительского образа жизни современного человека. Да и сама дилемма: прогресс ради человека, или человек ради прогресса, была решена: «прогресс ради прогресса» - вот нигилистический лозунг второй половины XX века. По словам именитого либерального мыслителя А. фон Хайека, прогресс есть «движение ради движения».

Гуманистическое противоречие прогресса, на наш взгляд, вызвано идейным тупиком самого гуманизма. Развившаяся в недрах ренессансного мировоззрения вера в беспредельные возможности человека и в его способность к бесконечному совершенствованию природы, общества и самого себя, исходила из признания божественной сущности индивидуума. Просвещение указало на преграды, мешающие этой сущности проявиться – порочные социально-экономические, политические, правовые условия существования. На улучшение этих условий и был направлен прогресс. Трагедия в том, что улучшение условий не сделало человека лучше, эмансипация высвободила отнюдь не самое высокое и чистое в людях. Человек не оправдал возложенных на него надежд, оказался «слабым звеном» в исторической цепочке необратимых изменений. Прекрасные проекты общества строились из расчета на то, что и люди в этих обществах будут идеальными, прекрасными, и поэтому они провалились. Вместе с ними рухнул и трансцендентальный смысл прогресса, то, во имя чего он совершается.

Современная цивилизация находится в состоянии кризиса смыслов. Она не имеет ни уверенности в своем будущем, ни высокой идеи, освещающей исторический путь и указывающей человечеству цель. Огромная инерция так называемого «прогресса» теперь скорее пугает, чем воодушевляет. Проект модерна, по которому прогресс должен был привести нас к состоянию всеобщего мира, справедливости, благополучия, безопасности, взаимопонимания, не оправдал ожиданий. Едва ли надежда на то, что прогресс одарит нас этими благами, способна всколыхнуть трезво мыслящее сознание, осведомленное о глобальных угрозах миру. Более ста лет тому назад Владимир Соловьев заметил: «Прогресс, то есть заметный, ускоренный прогресс, есть всегда симптом конца» [5, 705]. Прогресс, разумеется, себя далеко еще не исчерпал, но его смысл уже утрачен. Резкое ускорение темпа социальных изменений мешает разобраться, в каком состоянии мы находимся как цивилизация, и куда мы идем. Рефлексия над смыслом предполагает остановку, а у нас нет возможности остановиться и спокойно все обдумать. Именно кризис смысла породил кризис идеологий.  Он же отразился на гуманитарных науках.

Являемся ли мы свидетелями последнего витка прогресса? Думается, подводить итоги еще рано. У прогресса еще остались нереализованные возможности. В конце концов, если все упирается в несовершенство человека, то почему бы не преобразовать его природу?! Этим вопросом сейчас всерьез занимается трансгуманизм – современное научно-философское течение, считающее человека промежуточным звеном эволюции (тем, что ранее Ницше называл «мостом между обезьяной и сверхчеловеком») и ставящее своей целью преодоление фундаментальных пределов человеческого бытия (точнее, биологической основы этого бытия) посредством науки и технологии.

В самом деле, человек как биологический вид оставался практически неизменным на протяжении всего социального прогресса. Общество менялось, homo sapiens – нет. Он оставался таким же несовершенным, каким его сотворила природа. Научные достижения в генетике, биологии, изучении мозга и т. п. порождают соблазн исправить недоработки природы. Видные ученые скептически и даже отрицательно относятся к этой идее (В. С. Степин, Ф. Фукуяма и др.). Но также очевидно, что шаг к «постчеловеческому будущему», как его назвал Фукуяма, продиктован внутренней логикой НТР, а также ценностными ориентирами нынешней цивилизации. Следует согласиться с членом-корреспондентом РАН Б.Г.Юдиным:  «…импульс, питающий утопическое мышление, отнюдь не иссяк. Теперь оно прорастает на иной почве: место социальных утопий занимают утопии индивидуальные. Разумеется, я имею в виду не проекты создания идеального человека - таковые всегда были главной составной частью социальных утопий. Объектом индивидуальных утопий является будущее не общества, а самого "утопающего", его детей, близких, а то и копий, получать которые можно будет путём клонирования. В пространственном отношении такая утопия ограничивается близким окружением, оказывается локальной. Вожделения же направляются на такие объекты, как крепкое здоровье, способность добиваться высших достижений в тех или иных областях деятельности, комфортная, счастливая, активная, долгая (в пределе, и сегодня уже отнюдь не только абстрактно мыслимом - бесконечная) жизнь. Проекты, ориентирующиеся на достижения (чаще чаемые, чем реальные) генетики, именуют "приватной", "семейной", "домашней" евгеникой".

Ориентиром и мерой прогресса при этом выступает непрестанное, в идеале даже безграничное, расширение индивидуальных возможностей человека. Что касается средств, которые предполагается использовать для реализации подобных упований, то основные надежды теперь возлагаются отнюдь не на социальные преобразования, а на достижения науки и технологии. Неисчерпаемым источником, питающим утопическое мышление наших дней, являются биологические науки, прежде всего – генетика» [8].

Чтобы оценить утопический посыл трансгуманизма, вернемся на полвека назад, когда наука встала на защиту гуманистических идеалов. В 1955 был оглашен Манифест Рассела-Эйнштейна – антивоенное воззвание, подписанное видными учеными, в котором признается существование глобальной угрозы уничтожения мира в результате ядерной войны. «Перед нами, - пишут его авторы, - лежит путь непрерывного прогресса, счастья, знания и мудрости. Изберём ли мы вместо этого смерть только потому, что не можем забыть наших ссор? Мы обращаемся как люди к людям: помните о том, что вы принадлежите к роду человеческому и забудьте обо всём остальном. Если вы сможете сделать это, то перед вами открыт путь в новый рай; если вы это не сделаете, то перед вами опасность всеобщей гибели» [3]. Очевидно, этот документ, предупреждающий об опасности, тем не менее, основан на гуманистическом утопическом оптимизме – вере в новый рай. (То, что этот рай не имеет никакого отношения к христианскому, можно подтвердить массой цитат из работ одного из авторов Манифеста  - английского философа, логика и математика Бертрана Рассела). Вместе с тем, в нем затронуты две важные этические проблемы. Первая связана с противоречием между нравственным состоянием человечества и научно-техническим прогрессом, открывшим невообразимые ранее возможности как для созидания, так и для разрушения. Вторая, вытекающая из первой (наличие которой подтверждается самим существованием Манифеста), касается нравственной ответственности ученых.

Что происходит с этими проблемами в трансгуманизме? Проблема нравственного развития общества фактически отходит в сторону. Ее подменяет задача создания человека с заранее запрограммированными качествами. Что до нравственной позиции ученого, с тех пор, как наука стала ведущим фактором производства, служанкой бизнеса и крупных корпораций, уже рыночный спрос, а не ученый, определяет, какие научные исследования целесообразно проводить. В этом плане показателен ответ одного японца, специалиста по клонированию. Когда на конференции его спросили: «а какие последствия, вы полагаете, будет это иметь для человечества?», он ответил: «меня это не касается».

Между тем, именно нравственные последствия трансгуманизма тревожат мыслящих людей. В интервью газете «Известия» академик В. С. Степин выразил озабоченность по поводу перспективы радикального продления жизни (иммортализма): «В 2002 году эта проблема обсуждалась на встрече президента Буша с ведущими учеными Америки. Такие встречи президенты США проводят регулярно. Были высказаны любопытные доводы о том, что, поскольку продление жизни вначале будет стоить очень дорого и станет доступным только состоятельным людям, возможно создание касты долгожителей, аналога средневековой аристократии.

В проблеме долголетия есть зоны риска. Трудно представить, что случилось бы с человеческой цивилизацией, если бы диктаторы ХХ века были бессмертными. Не случилась ли бы уже Третья мировая война с "ядерной зимой" и разрушением основ цивилизации?» [1].

 Приведенное рассуждение замечательно тем, что в нем позиция представителя светского научного мировоззрения сближается с христианской, в соответствие с которой естественные пределы человека являются вместе с тем ограничителями нравственного зла.

Автор Манифеста 1955 года Рассел видел в христианской религии «главного врага прогресса» [4]. Думается, в свете последних десятилетий науке следует всерьез пересмотреть свое отношение к христианству. Есть надежда, что светское понимание прогресса найдет точки соприкосновения с его христианским пониманием, и это окажет плодотворное и отрезвляющее влияние на нашу цивилизацию.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Академик Вячеслав Степин: станет ли человек промежуточным звеном на пути к другой мыслящей субстанции? (Интервью газете «Известия») (http://www.izvestia.ru/science/article3130345/)

2.      Бердяев Н. А. Смысл истории. М., 1990.

3.      Манифест Рассела-Эйштейна // Википедия - свободная энциклопедия (http://www.ru.wikipedia.org)

4.      Рассел Б. Почему я не христианин? (http://wordweb.ru/2007/12/22/bertran-rassel-pochemu-ja-ne.html)

5.      Соловьев В. С. Сочинения в 2 т. Т. 2. М., 1990.

6.      Хомяков А. С. Сочинения в двух томах. Т. 2. Работы по богословию. М., 1994.

7.      Шопенгауэр А. Избранные произведения. М., 1992.

8.      Юдин Б. Г. Сотворение трансчеловека // Вестник Российской академии наук, 2007,      том 77, № 6, с. 520—527 (http://www.transhumanism-russia.ru/content/view/473/94/)