Цензура как инструмент культурного возрождения

Свобода слова выражает право информатора. Цензура должна рассматриваться как механим защиты прав потребителя информации. Можно ли увидеть в цензуре инструмент культурного возрождения?

Символ свободы занимает центральное место в системе политического менталитета современного Запада. С ним связано много понятий; самое популярное из всех, пользующееся наибольшим вниманием, - свобода слова. В свободе слова обычно видят гарантию всех остальных свобод. И мало кто задумывается , что свобода слова внутренне несимметрична. Благодаря этому перекосу любая общественная структура, основанная на примате свободы слова, грозит превратиться в монстра. 

Дело в том, что свобода слова обращена не на состояние, а на процесс, причем процесс заведомо односторонний. Слово существует только тогда, когда оно произнесено, поэтому свобода слова означает свободу произнесения слова. При этом осмысленное словоупотребление требует от говорящего адресацию к слушающему. Если это не мысли вслух и не монолог актера перед зеркалом, партнер-адресат становится необходимым. В живой речи им является наш собеседник, для тех, кто высказывается на бумаге - потенциальный читатель. Таким образом, всякий акт говорения предполагает наличие двух лиц: того, кто говорит - агента речи, и того, на чью долю выпало слушать, - реципиента слова. Агент - лицо активное, реципиент - пассивное; в живой речи люди могут меняться ролями, но как абстрактная схема говорение всегда направлено от агента к реципиенту. Поэтому декларируемая свобода слова закрепляет диктат говорящего по отношению к слушающему: она означает свободу агента воздействовать на реципиента. 

Чтобы сохранить демократичность, свободе слова нужен противовес. Реципиент должен иметь возможность уклониться от воздействия агента, если он не желает слушать то, что тот ему говорит. Насколько призрачна эта возможность, мы можем видеть на примере рекламы. 

Баланс между интересами агента слова и интересами реципиента соблюдается в специализированных рекламных изданиях: человек открывает рекламную газету, только когда нуждается в ее помощи. К сожалению, то, что должно быть нормой, встречается не так уж часто. Есть случаи полного игнорирования интересов реципиента. Такова реклама, звучащая в общественном транспорте: на эскалаторах метро, в московских автобусах. Желает человек или нет, но ему все-таки приходиться слушать. Более мягкий случай - рекламные вставки в художественный фильм: здесь зритель может переключиться на другую программу или выключить телевизор. Реклама заставляет зрителя предпринимать действия, которых он хотел бы избежать, кроме того, он рискует пропустить тот момент, когда продолжится демонстрация фильма. Таким образом, виден статистический перекос в пользу интересов агентов слова. Пожалуй, даже можно говорить об их диктатуре в информационной системе современного общества. 

Демократическая модель организации общества сегодня возведена в ранг идеала, однако, при этом мы часто забываем, что образует основу всякого действительно справедливого общественного устройства. Этой основой является свобода воли как неотъемлемая часть существа человека. Никто не вправе принудить человека изменить свою волю. Общество может оградить себя от проявлений злой воли, но на границе сознания волящего человека оно обязано остановиться. Психотропные средства, подминающие волю человека, - за пределами всякого подлинно естественного права. 

Давление на волю может быть не только прямым, но и косвенным. Поскольку воля проявляет себя лишь там, где есть возможность выбора хотя бы из двух вариантов, важно, как человек представляет себе то. Из чего он будет потом выбирать. Искажая и ограничивая информацию, предлагая различные интерпретации, можно манипулировать волей человека, вынужденного этой информацией пользоваться. Тот, кто имеет возможность участвовать в препарации информации, таким образом, получает немалую власть. 

Мы называем средства массовой информации четвертой властью, между тем это означает, что все мы - подданные в стране, где правителем является каждый журналист или, прячущийся за спинами журналистов, их хозяин и идеолог. Всё, что влагают в наши глаза или уши, так или иначе, воздействует на нас, предопределяя наш выбор. Такова участь подданных, - они всегда зависят от действий правителя. И поскольку правители всегда существуют, их власть - естественна, недопустимо лишь, чтобы правитель превращался в тирана. 

По крайней мере, в обществе, стремящемся к справедливости, тот, от кого многое зависит, не должен делать других заложниками своего произвола. Власть должна быть введена в систему сдерживания личных и узко-корпоративных интересов ее представителей. Для политической власти сегодня такой системой является Конституция. Идеологическую власть, власть изреченного слова, может сдержать лишь цензура. Цензура - это институт, обеспечивающий защиту прав реципиентов, пассивно слушающего большинства, от произвола агентов слова - идеологически активного меньшинства, стремящегося преобразовать менталитет общества по своему вкусу. 

Нужна ли цензура как государственный институт? Каждый человек сам себе цензор. Никто не будет слушать то, что он слышать не хочет. Однако если в бытовой ситуации мы можем просто уйти от докучливого собеседника, то со средствами массовой информации дело обстоит иначе. 

В одиночку человек не в состоянии противостоять изощренным информационным технологиям современности. В качестве иллюстрации можно привести эффективность рекламы. Если рекламная агрессия сама по себе дает увеличение объема продаж, это означает, что человек, прежде не видящий основания сделать эту покупку, в результате изменил свое мнение. Все рациональные основания, которые он может подвести под это свое новое решение, вторичны, первичный импульс ему впрыснут рекламой. 

Реклама - это интервенция в наше сознание, и нам всем, то есть обществу, приходится решать, чему мы можем позволить войти в нас, а что мы впустить категорически не согласны. Функцию распорядителя берет здесь на себя государство. Используя соответствующее законодательство, оно пресекает наиболее общественно опасные виды рекламы - например, телерекламу крепких спиртных напитков или табачных изделий. Общественное мнение считает это допустимым и целесообразным, однако, такие запреты - ни что иное, как элементы цензуры. 

Вообще, по нашему законодательству рассеяно множество элементов цензуры. Таковыми являются, например, статьи о запрещении разжигания межнациональной вражды, о преследовании за клевету и т.п. Однако действенность подобных статей стремится к нулю. И в основном по двум причинам. 

Первая: это - разрозненность цензурного законодательства. Необходим единый закон о цензуре, включающий в себя все ограничения, налагаемые на публично изреченное слово. Это также позволит избежать бесконечного размножения различных запретов. 

Еще более важно преодолеть вторую слабость сегодняшних ограничений. На сегодня защита прав реципиента слова носит реактивный характер. Сначала публично произносится все, что угодно, и лишь затем, возможно последуют какие-нибудь санкции. Например, мелким шрифтом где-нибудь на отшибе будет напечатано опровержение по воле суда. 

Между тем, слово обладает тем свойством, что, будучи произнесено, оно уже состоялось и выполнило свою задачу. "Слово - не воробей, вылетело - не поймаешь", - замечает пословица. Что толку в опровержениях, когда отрава уже заброшена в умы, когда колодец мысли уже отравлен? Опровержение не является противоядием от яда злоупотребленного слова. Изменения, которые слово творит с нашим менталитетом, не обратимы. Защита прав реципиента слова должна носить не реактивный, а превентивный характер. Прежде, чем слово может быть публично произнесено, оно должно пройти проверку на соответствие тем нормам, которые общество установило на этот счет. 

Каково же должно быть содержание цензуры? Цензура ни в коем случае не должна носить политический оттенок. Недопустимо ограничивать говорящего, исходя из его политической ориентации. Каждый человек, вне зависимости от партийной и социальной принадлежности, имеет право высказаться. Вообще, цензурный запрет не может быть привязан к личностным характеристикам говорящего. Кто бы ни изрекал слово, важно не то, кто говорит, а что говорится. 

Цензура должна быть содержательной. Но как оценивать содержание речи? Единственный способ - это соотнести его с нравственными критериями, существующими в обществе. 

Если общественное сознание таково, что уже считается нормальным полигамный характер отношений между полами, статью о запрете сцен, разлагающих институт семьи, через парламент провести не удастся. Но если мы сегодня законодательно не введем такие запреты, которые еще кажутся нам естественными: например запрет на демонстрацию порнографических сцен или сцен изнасилования крупным планом, то завтра такие сцены тоже будут восприниматься как норма. Если общество не будет иметь идеалов, оно деградирует. А идеалы нуждаются в защите. На идеалы - будь то таинство брака или тайна женского тела - должно быть запрещено поднимать руку. Что-то должно быть сакральным, чтобы наше сознание не впало в тотальную профанацию. 

А если таких идеалов нет, то их надо создать волевым усилием общества через закон, ибо, только имея закон, можно остановить беззаконие. И только положив законом пределы глумлению и хуле, можно показать людям, что есть то, что выше хулы, можно заронить зерна нравственности в уже опустевшие души. 

Экономически ввести цензуру довольно легко. Она потенциально самоокупаема. Можно продавать лицензии цензоров, можно брать плату за цензурные разрешения. Легко снимаются возражения и такого плана, что современные информационные технологии требуют оперативного предоставления информации, не допускающего "хождения на поклон" к цензору по каждому поводу. Средства массовой информации, работающие на потоке, могут получать цензурные разрешения на прямой эфир или на внутреннего цензора, назначаемого самой редакцией. Всякий, кто выходит со словом к почтенной публике, должен чувствовать ответственность - юридическую и даже уголовную - за то, что он хочет сказать. Публика именно потому и почтенная, что от говорящего требуется предельно уважительное отношение к ней. 

Есть еще и такое возражение, что введение платы за цензурное разрешение ляжет дополнительным бременем на плечи тех, кто платит за информацию. Бедному читателю придется платить больше за книгу, журнал, газету и т.д. Честно говоря, я не вижу здесь ничего плохого. Пусть люди будут меньше читать, само количество прочитанных строк не говорит об их качестве. И если у семьи будет выбор, что покупать - детектив для отца, роман о любви для матери или книжку по школьной программе для сына, а я уверен, что в каждой нормальной семье выбор сделают в пользу ребенка, в выигрыше будут все: родители избавятся от засорения мозгов, а сын будет более бережно относиться к книге, потому что она досталась дорогой ценой. 

Раньше говорили реже, и слово было весомей. Ныне сказано слишком много, поэтому слова так пусты. И если мы не поставим ограничений в обращении со словом, хваленое информационное общество, в конце концов, превратится в машину, ворочающую фразами, в которых не останется ничего способного по настоящему задеть человека, затронуть его душу, то есть не останется ни капельки смысла.