Парадигма в культуре

Впервые понятие «парадигма»  начали использовать античные философы. В языке современной науки это понятие стало популярно с подачи Томаса Куна. В настоящее время происходит расширение поля применения рассматриваемого понятия.

1. Парадигма как инвариант

2. Парадигма в структуре деятельности

3. Историческая динамика парадигмальности

1. Парадигма как инвариант

Понятие парадигмы в современной европейской философии приобрело широкую популярность после того, как Т. Кун в 1962 г. ввёл его применительно к социальному институту «наука»: «Под парадигмами я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определённого времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений».[1]Понятие оказалось эвристичным настолько, что позволило эффективно объяснить некоторые существенные особенности развития науки в западном мире. Во втором издании своей нашумевшей книги Т. Кун уточнил предложенную концепцию, расширив введённое понятие до «дисциплинарной матрицы» [2] . В эту матрицу он внёс наряду с первоначальным феноменом собственно парадигмы ещё «символические обобщения», а также «метафизические части парадигм» — «убеждения в специфических моделях», включающих «эвристические варианты…», так что эти «метафизические части парадигм» «…снабжают научную группу предпочтительными и допустимыми аналогиями и метафорами…»[3]. Кроме того, в состав дисциплинарной матрицы вошли ценности, которые, как пишет Т. Кун, «оказываются принятыми среди различных сообществ более широко, чем символические обобщения или концептуальные модели» [4] . Парадигма, трактуемая в первоначальном смысле, при этом оказалась элементом дисциплинарной матрицы наряду с символическими обобщениями, метафизическими частями и ценностями, причём Т. Кун переименовал её в «образец»[5].

Впервые это понятие начали использовать античные философы. В текстах Платона парадигма понималась как образец, модель, прообраз по отношению к эйдосу и даже как доказательство [6] : «Так разъясни же мне относительно этой идеи — что именно она собой представляет, дабы, взирая на неё и пользуясь ею как образцом я называл бы...» [7] . А.А. Тахо-Годи в примечаниях к диалогам пишет, что образец (греч. παράδειγμα, paradeigma), парадигма — «один из характернейших терминов Платона..., та главная идея, глядя на которую можно конструировать другие идеи или вообще предметный мир» [8] .

В XVII веке тот же феномен обнаружил и описал Ф. Бэкон, исследуя социальный характер познания или, как сейчас определить точнее, познание как социальный процесс. Ф. Бэкон обозначил эту составляющую процесса познания термином «идолы». Предлагая «учение о лучшем и более совершенном применении разума к исследованию вещей»[9], он писал, что дух человека «одержим» идолами, «которые бывают либо приобретёнными, либо врождёнными. Приобретённые вселились в умы людей либо из мнений и учений философов, либо из превратных законов доказательств. Врождённые же присущи природе самого разума…» [10] . Ф. Бэкон особо подчеркнул, что «наиболее… тягостны идолы площади, проникающие в человеческий разум в результате молчаливого договора между людьми об установлении значения слов и имён».[11]Эти идолы, пишет Ф. Бэкон, «происходят как бы в силу взаимной связности и сообщества людей… Плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум. Определения и разъяснения, которыми привыкли вооружать и охранять себя учёные люди, ...прямо насилуют разум, смешивают всё и ведут людей к пустым спорам и толкованиям»[12]. (Отметим, что наблюдение Ф. Бэкона о «пустых спорах и толкованиях» весьма близко к ситуации в современной российской культурологии.) Далее он уточняет свой концепт, указывая, что «идолы театра или теорий»[13]есть «общие философские учения… и многочисленные начала и аксиомы наук, которые получили силу вследствие предания, веры и беззаботности», причём «это зло… глубоко проникает в философию и в науки. В них то, что раз признано, заражает и подчиняет себе остальное, хотя бы последнее было значительно лучше и твёрже» [14] (выделил я – Д.Л.).

Т. Кун показал наличие и функции парадигмы в науке как социальном институте, усмотрев главные проявления как раз в прескриптивности, в том, что парадигма ограничивает возможности обновления научных принципов и подходов. В изложении Т. Куна это происходит так, как это было показано Ф. Бэконом.

Можно уверенно утверждать, что и у Платона, и у Ф. Бэкона, и у Т. Куна речь идёт об одном и том же феномене — некотором инвариантном социальном механизме, который обнаруживается в социуме[15]как неотъемлемая часть процессов познания и деятельности вообще и действует сходным образом на всех уровнях и во всех сферах социальной организации социума. Исследователи-гуманитарии, изучая социум, неоднократно обнаруживали этот инвариант, хотя называли по-разному. Различия объясняются тем, что он в каждом исследовании проявлялся на основе различных методологических предпосылок, в разных сферах существования социума, на разных его уровнях и горизонтах. Одной из первых, древнейших форм функционирования этого инвариантного механизма является миф [16] . Сегодня установлено, что «всё происходившее в мифическом времени приобретает значение парадигмы (от греч. παράδειγμα, пример», «образ»), рассматривается как прецедент, служащий образцом для воспроизведения уже в силу того, что данный прецедент имел место в «первоначальные времена» [17] . Тот же источник напоминает, что английский этнограф Б. Малиновский показывал чисто практические функции мифа в архаических обществах, где миф поддерживает традиции и непрерывность племенной культуры, «кодифицирует мысль, укрепляет мораль, предлагает определённые правила поведения и санкционирует обряды, рационализирует и оправдывает социальные установления»[18], то есть выполняет, наряду с иными, и парадигмальные функции. Вяч. Вс. Иванов отметил, что «суть процедуры Леви-Строса заключается в установлении им парадигматической структуры мифа»[19].

Очевидна связь данного инвариантного феномена с традициями.

Р. Бенедикт обозначила тот же инвариант как паттерн культуры, у А. Кребера он фигурирует как культурный паттерн. Весьма близки инварианту «парадигма» экзистенциальные целеустановки, о которых пишет А.Я. Флиер, регулирующие «как сознание людей, так и их социальное поведение» [20] — парадигма является разновидностью названных целеустановок. Здесь же отмечена связь и несомненное сходство экзистенциальных целеустановок с эпистемами М. Фуко. При этом «доминантное проблемное поле, которое на том или ином историческом этапе определяет иерархию понятий мировоззрения и мотиваций деятельности общества»[21], не идентично целеустановкам, а является источником, причиной их возникновения. В менеджменте, в творчестве, в психологическом аспекте данный инвариант выявлен Эдвардом де Боно как паттерн мышления — устойчивая группа связей, зафиксированная в индивидуальной или коллективной памяти [22] . В социологической концепции И. Гофмана, как указывает Г.C. Батыгин, тот же инвариант описывается как фрейм[23] . У отечественных учёных он часто фигурирует как культурный образец[24] . Э.А. Орлова пишет о парадигме научно-познавательной и парадигме взаимодействия[25] . Предложенное ею понятие «привычных паттернов активности», определяемых как «относительно устойчивые последовательности взаимосвязанных физических и интеллектуальных операций, предназначенных для выполнения определённых функций», которые «нередко выполняются «автоматически» [26] , является ближайшим дериватом парадигмы. У ростовских авторов рассматриваемый инвариантный механизм выступает как «когнитивные паттерны, внедрившиеся в сознание любого человека, …аппаратурное обеспечение интеллекта…».[27]Вполне совпадает с сутью обсуждаемого инварианта так называемая организационная культура: «Под организационной культурой понимает¬ся комплекс основных подходов к решению различных проблем внутренней регуляции и адаптации к внешним условиям, выработанных и принятых в данной организации, кото¬рые доказали свою эффективность и которым необходимо обучать новых сотрудников с целью формирования у них восприятия и осмысления, характерного для данной организации»[28]. В синергетическом аспекте тот же инвариант, функционирующий уже не только когнитивно и определяемый как трансдисциплинарный концепт, предложено называть репликатором, причём обосновывается его универсальность для всех самовоспроизводящихся систем. В многочисленных публикациях он выступает ещё и как как «мем», «культурген», «стиль жизни», «культурон» и др.[29]

Но сущностная, в том числе прескриптивная, специфика выявленного инвариантного механизма, показанная ещё Платоном применительно к парадигме, во всех ситуациях остаётся неизменной. В пространстве когнитивных процессов это, во-первых, простое воспроизводство (репликация) некоторых комплексов знаний и технологий («подходов», стереотипов, форм власти и управления и т.п.), которое обеспечивает культурное единство на конкретном отрезке исторического времени и стабильность социума. Во-вторых, это фильтрация таких комплексов на основе сходства/различия и противодействие принятию и распространению отклоняющихся от актуально общепринятого. В пространстве социальных связей, отношений и взаимодействий названный инвариант выполняет, во-первых, функции интегрирующие: он позволяет почувствовать общность, создаёт сообщество единомыслящих (русскую «соборность», например); во-вторых, он позволяет таким сообществам отличать себя от других, руководствующихся иными парадигмами, паттернами, эпистемами и т.п. Эти функции соответствуют идеологиям — религиозным, политическим и прочим. Кроме того, данный инвариант проявляется в конформности (не путать с конформизмом!). И.С. Кон в «Большой советской энциклопедии» пишет: «… конформность (конформные реакции... Усвоение определённых групповых норм, привычек и ценностей — необходимый аспект социализации личности и предпосылка нормального функционирования любой социальной системы» [30] . В психологическом справочнике находим: «В концепции "меньшинства активного", предложенной С. Московичи, конформность может рассматриваться как форма переговоров между индивидом (меньшинством) и группой (большинством), включенными в конфликт по поводу определения некоей реальности (например, истинности суждений, мнений и пр.). С этой позиции, подкрепленной результатами многочисленных экспериментов, наряду с конформностью — движением индивида навстречу группе, возможен другой исход такого конфликта, а именно — принятие большинством или его частью позиции меньшинства»[31](Выделил я — Д.Л.).

В любом случае основой функционирования рассматриваемого инвариантного феномена является сравнение и различение — фундаментальные универсальные процедуры. Н. Луман именно на них строит свою концепцию системного исследования: «Исходным пунктом любого системно-теоретического анализа должно быть различие системы и окружающего мира». (Выделил я — Д.Л.). Это различие он даже называет «парадигмой теории систем». [32](Выделил я — Д.Л.) Вспомним: действие парадигмы (дисциплинарной матрицы) Т. Куна и «идолов теорий» Ф. Бэкона начинается всегда со сравнения и выявления различий в когнитивном плане и разворачивается на результатах этих процедур. Это справедливо для всех форм отмеченного инварианта.

Некоторым аналогом на фундаментальном уровне здесь являются процессы, характеризующиеся энтропией: вопроизводство, интеграция, отграничение и фильтрация соответствуют упорядочению, уменьшению энтропии, а выходы за пределы воспроизводящегося комплекса — дезорганизации, увеличению энтропии. Происхождение и специфика данного инварианта социальны. Но вместе с тем полная стабильность и гармония есть застой (наименьшая энтропия у кристаллов!), а совершенствование и изменчивость неотделимы от разрушения, то есть хаотизации, устоявшихся в социуме порядков, форм организации и прочего — иначе говоря, упомянутых комплексов знаний и технологий.

Очевидно, происхождение и специфика данного инварианта социальны, и он имманентен социальному существованию и функционированию как один из механизмов культуры.

Парадигма (миф, паттерн, эпистема и т.п.), при всей её самостоятельности и значимости, возникает и существует в сознании, то есть является продуктом деятельности сознания в исторически конкретной социальной среде — артефактом, культурным объектом. Поэтому рассматриваемый инвариант можно определить как парадигмальный артефакт; термин «парадигма» тогда представляет конкретную форму существования парадигмального артефакта, его действительность.

В настоящее время происходит расширение поля применения рассматриваемого понятия: «понятие парадигмы вырастает до общекультурного уровня, захватывая наряду с наукой также искусство и религию»[33]. Высказан тезис о парадигмальной функции культурологии[34]. Предпринимаются усилия по выявлению состава, содержания, целевой направленности и других сторон культурологии как парадигмы (см., напр., работы А.Я. Флиера). Поэтому имеет смысл выявить культурную специфику феномена парадигмы.

2. Парадигма в структуре деятельности. Парадигматика и парадигмальность

Следует особо отметить, что парадигмальный артефакт субъектен, неразрывно связан с субъектом действия: это его инструмент, это для субъекта-актора парадигмальный артефакт задаёт и определяет границы, рамки, методы познания и материальных действий, предстаёт как некая методологическая матрица и т. д. Прескриптивный механизм действия парадигмального артефакта на уровне субъекта в общих чертах описал ещё Ф. Бэкон: «Человеческий разум не сухой свет, его окропляют воля и страсти… Человек скорее верит в истинность того, что предпочитает. Он отвергает трудное — потому что нет терпения продолжать исследование; трезвое — ибо оно неволит надежду; высшее в природе — из суеверия, …парадоксы — из-за общепринятого мнения…» [35]Согласно описанному механизму парадигмальный артефакт и задаёт наиболее вероятные в данной ситуации для данного субъекта образцы действий, оценок, выбора целей. В этом аспекте парадигмальный артефакт определяет методологию и методы деятельности в связи с социальной природой деятельности.

В сознании парадигмальный артефакт, рефлектируясь как таковой далеко не всегда, функционирует как установки, убеждения, убеждённость и предубеждения.[36]Поэтому необходимость отхода от парадигмы обычно воспринимается крайне болезненно, сам отход всегда бывает связан с серьёзными усилиями и часто с сильнейшими отрицательными эмоциями, чем в значительной степени объясняется устойчивость парадигмы. Но, поскольку парадигмальный артефакт функционирует в конце концов на уровне реальной личности, то есть исторически конкретного субъекта-актора, для некоторых субъектов рано или поздно возникает возможность и даже необходимость действовать вне общепринятой парадигмы, её изменяя, даже создавая новые парадигмы. Такой процесс есть творчество, и он сопряжён со множеством социальных обстоятельств — условий, ресурсов, господствующих убеждений, идеологий и т.п. В любом случае личностный компонент является важнейшим уровнем и фактором существования парадигмального артефакта, его функционирования, развития, перехода к иным парадигмам. И этим определяется неразрывная связь парадигмы и культуры.

В связи с субъектностью парадигмы главное её свойство — инструментальность. Понятие парадигмы ещё у Платона функционировало как средство, как орудие уподобления, оценивания, конструирования — созидания! — идей и даже предметного мира. Сегодня парадигма выступает своеобразным средством деятельности как процесса объективации и реализации цели, причём познание выступает одной из форм деятельности. Деятельность в этом аспекте предстаёт не категорией, но реально существующим феноменом. Это значит, что под деятельностью подразумевается целостный относительно самостоятельный акт, фрагмент существования субъекта-актора, начинающийся мотивом и заканчивающийся реализацией цели — то, что А.Н. Леонтьев назвал отдельными (особенными) деятельностями[37] . Это относительно выделенный процесс. Фактически идентично «отдельным деятельностям» А.Н. Леонтьева введённое Э.А. Орловой понятие «паттернов активности»[38]. Конечно, все эти отдельные (особенные) деятельности или паттерны активности осуществляются как элементы всеобщего континуума реальной человеческой деятельности, являясь по отношению друг к другу причинами, началами, следствиями, результатами и т. п. Но в каждом таком элементе — отдельной деятельности или паттерне активности — имеется одна и та же последовательность этапов (мыслительные действия здесь рассматриваются тоже как деятельность): первые этапы всегда по природе психичны (мотив, цель, задача...), а заключительным этапом может выступать либо некая совокупность (вплоть до системы) знаний, либо практика, материальное действие. Заключительный этап останется психическим, информационным, для таких видов деятельности, как познавательная (прежде всего научная), религиозная, философская, поскольку здесь целью будет понимание и объяснение. Все эти этапы или ступени, как идеальные, так и материальные, в определённом, онтичном, смысле равноправны, составляя целостное единство этой конкретной отдельной деятельности.

Отдельная деятельность (паттерн активности) как процесс в самых общих чертах включает в себя следующие укрупнённые этапы. Первый, начальный, происходит в сознании как формирование цели (удовлетворить потребность, ликвидировать нужду); для этого надо себе представить, вообразить, как будет/может выглядеть состояние (существование) субъекта в мире после достижения цели (как после познания чего-либо, так и после внесения в мир целевых изменений). Затем представленное с помощью воображения желаемое состояние (результат достижения цели) рассматривается, опять-таки в воображении, через призму возможностей, и исходя из этого анализа цель конкретизируется в задачах: описать феномен, исследовать и объяснить что-либо, изготовить нечто материальное, регулировать и направлять деятельность других людей и т.п. Следующий этап — поиски средств, инструментов решения сформулированных (поставленных) задач. Это тоже процесс, психический, часто затяжной и многоступенчатый, но в рамках данной статьи достаточно лишь констатировать его наличие и значимость. Этот последний этап отдельной деятельности реализуется чаще всего с помощью выявленного инварианта — парадигмального артефакта (парадигмы или «дисциплинарной матрицы»), первоначально определяющего его содержание, так что парадигма составляет психический компонент и «привычных паттернов активности»: это относительно устойчивые последовательности взаимосвязанных интеллектуальных операций[39], предваряющие и определяющие переход к операциям физическим.

Природа парадигмального артефакта, следовательно, не просто социальна, но и психична, когнитивно-имажитивна. Парадигмальный артефакт — это некоторый продукт психики и сознания, который оказался наделённым прескриптивными и иными функциями парадигмы, получив достаточно широкое распространение в социуме. Эти функции могут принимать (следовательно, становиться парадигмами) самые разные продукты психической деятельности — идеальные, или психические, артефакты: принципы, концепты, религиозные догматы, модели действий (технологии) и т.п. Парадигмальные — наряду с другими — функции выполняют, например, как уже отмечено, мифы, а наряду с ними табу, в соответствующих сферах жизни мода (высказано даже предложение именовать парадигму «научной модой»)[40]. Вопрос о причинах и механизмах наделения таким функциями, как и распространения в социуме, относится к сфере социологии и психологии, личностной и социальной. Отмеченная потенциальная и актуальная полиморфность парадигмального артефакта в его конкретном воплощении сильно затрудняет формирование дефиниций, так что Н. Луман даже заявил о невозможности такого акта: «Мы не присоединяемся к попыткам разгадать, что мог подразумевать Кун, вводя понятие парадигмы; сегодня это уже безнадежно»[41] . Сам Н. Луман называет парадигмами некоторые начальные принципы системного подхода.[42]

Важно, что на этом этапе субъект-актор вынужден действовать исходя из опыта, личного и имеющегося у сообщества (социума), включая оценки и общепринятые знания о технологиях. Отсюда следует связь парадигмы с мировоззрением: парадигмальный артефакт возникает на основе мироощущения и мировоззрения, он в значительной степени вытекает из мировоззрения как его дериват, конкретизация и/или результат.

Парадигмальный артефакт, с одной стороны, задаёт возможности и алгоритмы дальнейших этапов деятельности, предшествует заключительным этапам целеосуществления. Он является своеобразным мостом между мотивацией, целеполаганием и непосредственно целеосуществлением, которое может быть практической деятельностью. Парадигмальный артефакт, следовательно, включает в себя знания о технологии (в самом широком смысле) достижения цели, прежде всего о технологии общепринятой, утвердившейся и апробированной в течение достаточно долгого времени как образец. Поэтому парадигмальный артефакт — это ещё и матрица возможностей. В то же время парадигмальный артефакт, с другой стороны, функционирует в качестве фильтра, отсекая неприемлемые или представляющиеся невозможными варианты действий, определяя для субъекта-актора возможности выбора. Парадигмальный артефакт (парадигма) как средство, таким образом, определяет и необходимость отказа от каких-то алгоритмов и технологий, знаний и традиций, возможность их запрета.

Но мировоззрение, личный и имеющийся у сообщества опыт, оценки, общепринятые знания о технологиях и прочее есть неотъемлемые черты и компоненты реальной (локальной) культуры. Таким образом, парадигмальный артефакт задаётся культурой: мировоззрением, традициями, обычаями, общепринятыми технологиями и т. п. Именно из исторически конкретных особенностей локальной культуры вытекают общераспространённые представления о методах и средствах достижения цели, которые сегодня часто выступают как «парадигма». При этом парадигма имеет смысл только в соотнесении с некоторым актором — индивидом, сообществом, социальной группой или слоем, для которого парадигма выполняет свои функции. «Парадигмы вообще» не существует, и если Ф Капра пишет о «социальной парадигме», определяя её как «совокупность понятий, ценностей, представлений и практик, разделяемая сообществом и формирующая определённое видение реальности, на основе которого сообщество организует само себя» [43] , то он не случайно указывает на сообщество, её разделяющее. Именно сообщество выступает в рассматриваемом контексте в качестве актора или субъекта действия (в частности, научное сообщество у Т. Куна) и носителя парадигмы.

Так понимаемая парадигма функционирует всегда и на любом уровне действующих субъектов, от личности до профессионального сообщества, класса, группы, этноса, сословия и т.п. Её конкретные особенности варьируются в соответствии с особенностями основной деятельности субъекта и горизонтом принятия (распространённости). В частности, Т. Кун описал парадигму («дисциплинарную матрицу») достаточно узко специализированного сообщества — научного. Нет сомнений, что свои парадигмы имеются у политиков, юристов, священников, инженеров — всех социально-профессиональных групп. В СССР в качестве глобальной, обязательной для всех парадигмы достаточно долго навязывался «классовый подход». Формируются парадигмы и для социальных групп в повседневной культуре, причём и эти парадигмы могут варьироваться в разных горизонтах и для каждого конкретного субъекта; эта вариативность в обыденной культуре, по-видимому, достаточно ограниченна и менее разнообразна, чем на уровне культуры специализированной, между парадигмами профессиональных групп. Поэтому корректнее говорить применительно к парадигмальному артефакту наряду с парадигмой ещё о парадигматике — совокупности личностных и групповых конкретных парадигмальных артефактов, парадигм. Описанная Т. Куном динамика развития науки имеет место как раз в рамках парадигматики, его дисциплинарная матрица есть по существу парадигматика научного сообщества.

Соответственно можно ввести понятие парадигмальности как одной из характеристик культуры, так что парадигматика составит конкретное наполнение парадигмальности. Парадигмальность, очевидно, имеет модальный характер. Она, аналогично тому, как общественный строй определяется типом господствующей социальной группы (род, класс…), детерминируется наиболее распространённым (общепринятым) типом основы парадигматики, то есть методологии формирования парадигмальных артефактов, начиная с мироощущения, картины мира и мировоззрения. Но при этом общепринятость стохастична, она не исключает, как отмечено, возможности вариаций, изменчивости парадигм на личностном (прежде всего) уровне. Иначе говоря, в то время как большинство пользуется общепринятыми парадигмами, отдельные субъекты могут руководствоваться и иными.

Парадигматика определяется актуальной культурой, то есть реально существует всегда конкретный исторический тип парадигматики и парадигмальности. В рамках исторического типа парадигмальности и формируется парадигматика — личностные, групповые и прочие парадигмы, отличаясь отдельными чертами, но принадлежа в каждую эпоху к одному конкретному культурно-историческому континууму парадигмальных артефактов. Таким образом, можно говорить об изменении парадигмальности в истории, причём исторический тип парадигмальности может не полностью соответствовать градации эпох, принимаемой историками. Попытаемся рассмотреть в самых общих чертах, как выглядела парадигмальность на разных ступенях развития культуры.

3. Историческая динамика парадигмальности

Основные черты парадигмальности определяются, как уже отмечено, прежде всего мироощущением и мировосприятием, мировоззрением и картиной мира соответствующей эпохи, которые формируются на базе мировосприятия.

О мировосприятии и мироощущении первобытности имеется большое количество публикаций, так что некоторые особенности первобытного мировосприятия и мышления можно считать достоверно установленными. В частности, влиятельны гипотезы об анимаци-онной (Э.Б. Тайлор и др.) и партиципационной (Л. Леви-Брюль) природе первобытного мышления. Для настоящего рассмотрения важно, что при всех принципиальных различиях названных гипотез основа их возникновения одна: расхождения между интерпретациями начинаются после того, как принимается положение о синкретичности мировосприятия, ми-роощущения и мировоззрения первобытного человека.

Представители любой школы подчёркивают, что мировосприятие и мироощущение в первобытности холистичны, что первобыт-ный человек не выделяет себя из мира, не противопоставляет себя ему, воспринимая мир как единое недифференцированное целое. Так, Л. Леви-Брюль пишет: «Мышление первобытных людей в основе своей мистическое… Мистические свойства предметов и существ образуют составную часть имеющегося у первобытного человека представления, которое в любой данный момент являет собой неразложимое целое. …восприятие сохраняет недиффе-ренцированное единство.[44](выделил я — Д.Л.). М. Хайдеггер при этом указывает, что кар-тины мира в нашем понимании у человека той эпохи вообще не могло сложиться[45].

Формирующееся таким путём мировосприятие целостно и эйдетично, причём чув-ственная основа дополнена мифами, фантастическими объяснениями. Интеллект, ratio участ-вует в формировании такого мировосприятия косвенно, в мифологической форме, через со-гласование мифов и создание их системы, через соотнесение мифов и мистических парти-ципаций с деятельностью. По этой причине культура первобытности неразрывно связана с магией, безразлично, на основе ли мистической сопричастности или анимистически-тотемистских представлений. Отсюда следует, что парадигмальность первобытной культуры имела характер синкретично-мистический, в значительной степени имажинативный и холи-стично-магический. В парадигматике весьма большую долю составляли магические обряды. Можно сказать, что магия — это технология мифа.

По мере усложнения технологии хозяйствования, приобретения всё более практически обоснованных знаний о причинно-следственных связях в мире, мировосприятие и в Новое время картина мира постепенно становятся более и более рациональными, утрачивают глобально-холистический характер и парцеллируются. Как отдельные и всё более автономные объекты начинают восприниматься земля и небо, стихии, виды взаимодействий и т.п. Самое, по-видимому, культурно значимое расщепление такого рода произошло в глубокой древности, когда зародились представления о посмертном и земном существовании, впоследствии об идеальном и материальном, как двух отдельных сферах бытия. Начальное эйдетическое состояние парадигмальности сменяется нарастающей аналитичностью, общий характер парадигмальности становится партикуляристским. Меняется соотношение имажинативного и когнитивного компонентов в парадигматике: если первоначально, на основе мифологического мироощущения и мировосприятия, ведущей была имажинативная составляющая, то со временем начинается рост и преобладание элементов рациональных и когнитивных.[46]Парцеллирование мировосприятия и картины мира сопровождается появлением партикулярных специализированных знаний и, в конце концов, наук. Таким путём парадигмальность европейской культуры с ходом времени приобретает характер всё более рациональный и дифференцированный, в ней уменьшается роль мистического и мифологического, а в парадигматике постоянно сокращается доля магических обрядов. При этом те составляющие, которые утрачивают ведущую роль, не исчезают, а остаются в составе парадигматики. Соответственно европейская парадигмальность становится сначала рационально-религиозной, затем в ней появляется гуманистический момент и её оказывается возможным характеризовать как религиозно-гуманистическую (Ренессанс), а с развитием современной системы наук она становится гуманистично-сциентистской.

В ХХ веке явно намечается тенденция очередного изменения парадигмальности европейской культуры, ориентированного на преодоление жёсткого сциентистского партикуляризма и дальнейшее использование возможностей холистической методологии. Это проявляется в возникновении и быстром развитии синергетики и синергетических подходов во всех областях научного знания[47], в применении холистического подхода к аутопойэтическим системам[48], в возрастающем интересе к поссибилистскому и процессуальному подходам [49] , наконец, в познании человека и общества — в артикулировании тезиса о парадигмальных функциях культурологии. «В естествознании всё чаще говорится о междисциплинарности, комплексности, системности; в философии всё больший вес приобретают такие понятия как синтез, всеединство, целостность; в политике провозглашается приоритет общечеловеческих ценностей перед групповыми, усиливается переориентация от вражды к сотрудничеству, экологические требования обретают черты нравственного императива»[50].

Специалисты вполне определённо пишут о холистическом тренде в естествознании, в том числе даже в такой, казалось бы, традиционной науке, как физика: «В XXI веке наука развивает холистическую картину реаль¬ности. Возникающий холизм современных физики, биологии и новейших отраслей психологии придает новую легитимацию холистической концепции мира на основе великих культурных традиций. Холизм грядущей новой цивилизации будет иметь как научную, так и культурную основу» [51] . О том же тренде в изменении европейской парадигматики пишет Ф. Капра: «Мы стоим на пороге фундаментальных перемен в научном и социальном мировоззрении, смены парадигм, по своей радикальности сравнимой с революцией Коперника… Новые концепции в физике обусловили значительный сдвиг в нашем мировоззрении: от механистического мировоззрения Декарта и Ньютона мы переходим к холистическому, экологическому взгляду»[52].

Логика этих изменений связана, по-видимому, с развитием и совершенствованием прежде всего хозяйственной культуры, технологий жизнеобеспечения совместно с усложнением когнитивной сферы жизнедеятельности социума. Ещё довольно давно В.Е. Хмелько показал, что на каждой ступени исторического развития социума в хозяйственной культуре «есть некоторая доминирующая сфера (доминанта)»[53]— деятельность по производству наиболее значимых на данной ступени средств к жизни, которая требует наибольшей доли затрат совокупного живого труда по сравнению с прочими сферами хозяйствования (общественного производства). Такая доминанта определяет очень многие особенности культуры социума, равно как возможности выживания, социальный состав и потенции дальнейшего развития. От этих доминант, в частности, зависят конкретно-исторические экзистенциальные целеустановки А.Я. Флиера [54] . В истории социума последовательно сменялись в качестве доминант, как показал В. Е. Хмелько, присваивающее хозяйствование, производство пищи, производство вещных средств к жизни, затем производство знаковых средств (знаний, информации и т.п.), что отображено диаграммой (рис. 1)[55].

Марксистским термином «производство всесторонне развитого человека» здесь обозначена доминанта холистическая, гуманистически-общекультурная, деятельность по удовлетворению высших потребностей человека и возрастанию его свободы, по дальнейшему совершенствованию и интенсификации культурного процесса в целом.

Очевидно, хозяйственная доминанта добывающе-собирательская была основанием соответствующей экзистенциальной целеустановки, порождавшей холистично-магическую и синкретично-мистическую, в значительной степени имажинативную парадигмальность первобытной культуры; доминанта производящая создавала экзистенциальную целеустановку рационально-партикуляристскую и соответствующие парадигмальности античной, средневековой и нововременной эпох. В новейшем времени явно обозначается следующий этап — возврат к экзистенциальной целеустановке и соответствующей парадигмальности холистической.

Можно предположить, что здесь имеет место диалектический процесс: движение от первоначальной первобытной экзистенциальной целеустановки и соответствующей холистической парадигмальности к её противоположности — парцеллярной парадигмальности последующих эпох европейской истории. Сегодня открывается возможность и необходимость вернуть парадигмальность холистическую, но уже не магическую и синкретично-мистическую, а удерживающую положительные стороны гуманистично-сциентистской парадигмальности. Одним из вариантов такой холистической парадигмальности и является, по-видимому, парадигмальность культуральная (культурологическая), когда парадигмальные функции усматриваются в научном знании о культуре.

Следует, однако, иметь в виду, что эффективность культуральной (культурологической) парадигмальности полностью зависит от того, как будет пониматься и интерпретироваться культура, какие определения культуры будут приняты в качестве рабочих. Очевидно, что любой из наиболее широко распространённых сегодня методологических подходов (в частности, деятельностный и ценностный) базируется на сциентистско-гуманитарной партикуляристской парадигмальности, методологические и эвристические возможности которой сегодня в настоящее время практически исчерпаны. Именно этой исчерпанностью и объясняется в большой степени кризисное состояние культурологии и общее ощущение необходимости поисков выхода из этого кризиса. Необходимое подключение возможностей холистической методологии возможно только при условии, что культура будет пониматься как интегральный атрибут целостного ансамбля, включающего в себя человека вместе с его социумом и природной средой[56] .

Конечно, парадигмальность европейской культуры в настоящее время в основном сциентистско-гуманистическая. Предполагаемый переход только намечается, существует в основном и в целом пока только лишь в возможности. Реализация этой возможности потребует серьёзных усилий и определённого времени — это будет как раз завершение «нормальной науки» Т. Куна. Необходимо учитывать отмеченную выше болезненность смены парадигм и серьёзное сопротивление этому процессу. Пока же можно говорить всего лишь о формировании тренда, что можно увидеть по современному состоянию общественных наук в России и, в особенности, культурологии.

Автор: Лалетин Дмитрий Александрович, Воронежский гос. пед. ун-т      

_____________________________________________________