Права смерти

02.07.2010 г.

Высшая судебная палата Германии вынесла решение, в соответствии с которым признаётся законным отключение человека, находящегося в бессознательном состоянии, от аппаратуры искусственного питания, если на то была воля пациента. Это симптоматический шаг: процесс легализации эвтаназии продолжается. К настоящему моменту эвтаназия легализирована в Нидерландах, Бельгии и Люксембурге, а также в американских штатах Орегон и Вашингтон. В Швейцарии врач вправе предоставить пациенту необходимые препараты для добровольного ухода из жизни.

Люк Филдес (Luke Fildes), "Доктор", 1891

Термин «эвтаназия» заимствован современным общественным сознанием у Фрэнсиса Бэкона (1561-1626), который в своём труде "О достоинстве и приумножении наук" говорит о «благоумирании» (от греч. eu – хорошо, thanatos – смерть). По мысли Бэкона врач должен не оставлять безнадёжного больного и до последней минуты облегчать его страдания, чтобы смерть больного была лёгкой, не мучительной. Естественно, ни о каком медицинском прекращении жизни речь тогда не шла. Более того, практика эвтаназии буквально противоречит клятве Гиппократа, которую ещё и сегодня приносят врачи: «Я ни дам никому просимого от меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла». Однако термин оказался эффективной матрицей.

Говорить об эвтаназии проще, чем употреблять сами слова, которые она заменяет – самоубийство и убийство. Фактически, легализируя эвтаназию, общество и государство легализирует именно убийство и самоубийство, пускай и с массой дополнительных условий.

Формально проблемой эвтаназии в какой-то степени мы обязаны научному прогрессу. Современная медицина, по-прежнему бессильная перед фактом неизбежности смерти, получила возможность не только предотвращать смерть в отдельных случаях, которые ранее грозили летальным исходом, но и замедлять само умирание, задерживая человека на самом излёте жизни. Дальнейшее развитие техники и технологий даст ещё больше возможностей отодвинуть смерть. Нравственно же человечество к подобным пограничным состояниям оказалось не готовым.

Однако в большинстве случаев проблема продлённого предсмертного состояния лежит в иной плоскости, нежели обычно рассматривается. Тот же германский прецедент относится к вегетативному состоянию больного. Человек, находящийся в коме, не страдает в том понимании, в каком страдает личность, сохранившая высшую психическую деятельность. Поэтому говорить об избавлении такого человека от страданий неуместно. Честнее было бы сказать, что общество (или родственники) ищут возможность снизить расходы на поддержании жизнедеятельности таких больных. Разговоры об эвтаназии в подобных случаях – лишь ширма.

С другой стороны, реально страдающие люди (раковые больные), довольно часто понимают, что страдания их осмысленны. За эти случаи современная медицина как раз ответственности не несёт. Так было всегда. И всегда говорилось, что мучительная смерть имеет в том или ином смысле духовную природу. Наше сегодняшнее желание избежать мучений свидетельствует о духовном кризисе современной эпохи.

Боясь страданий, мы готовы разрешить и самоубийство и убийство. Страдания для нас значат больше, чем грех. Однако грех, впущенный в поле закона, вряд ли будет остановлен юридическими ограничениями в каких-то границах. Постепенно, шаг за шагом границы эти будут расширяться. Уже сейчас легко представить общество, в котором каждый имеет право на самоубийство, без каких бы то ни было ограничений. Сама возможность подобного представления говорит о том, как близко мы к этому подошли. Убийство ввести в общественную практику несколько сложнее. Но если эвтаназия станнит повсеместно обыденной, и за ним дело не станет.

Теги: Европа Смерть Эвтаназия

Наверх

Вернуться