Революция в России: есть ли предпосылки, реальны ли угрозы?

Статье присуждена Третья премия одноименного конкурса, который проводил сайт РНЛ (Русская народная линия).

Скачать файл в формате doc можно по этой ссылке>>>

Аннотация

Определение предмета исследования и подходов к нему

Болезни человека и общества

Проблемы страны

Россия и ближайшее окружение. Региональный контекст

Мир и Россия. Глобальный контекст

Факторы разрушения и сценарии ближайших лет

Заключение 

Аннотация

В работе рассматриваются угрозы и предпосылки процессов разрушения в России, в частности, революционных потрясений, в связке «человек – общества - страна – регион – мир», на следующих уровнях: 

• личностный и социально-психологический, относящийся к состоянию сознания людей и человеческих связей;
• общенациональный, связанный со структурой и структурами общества, проблемами России в целом и пространственно-временными закономерностями развития страны;
• региональный, относящийся к ближайшему окружению России, включая постсоветские государства и других соседей;
• глобальный, где рассматриваются изменения мирового уровня, отражающиеся на судьбе нашей страны и, в целом, место России в мире. 

Проводится сравнение предпосылок и факторов разрушения с точки зрения характера, вероятности возникновения, интенсивности, обозначаются возможные сценарии развития событий на ближайшее десятилетие и до середины XXI века.

Работа основана на данных из открытых источников, включая статистическую информацию, исследования геополитического, экономического, социологического, исторического характера, СМИ, а также на личных наблюдениях и умозаключениях автора. 

Определение предмета исследования и подходов к нему 

Настоящим предметом исследования и основанием для беспокойства является более широкий, чем революция, спектр явлений -  деструктивные, или разрушительные, процессы и угрозы их возникновения.

Революции – всегда следствия тех или иных деструктивных процессов, шире – неблагоприятных общественных явлений и тенденций; в значительной степени, революция – реакция на них или даже способ их остановить. Революции не может быть, когда «всё хорошо».

В то же время, революция всегда запускает уже свои разрушительные процессы и сама по себе в своей начальной острой фазе является разрушением. Мы это хорошо знаем на примерах революции 1917 года и «второй русской революции» 1991 года.

В данном случае, мы рассматриваем опасные и разрушительные процессы для сохранения целостности России, её территории и населяющих её народов, сохранения русского народа и его фундаментальных ценностей (православных христианских, в первую очередь)

Разрушительные процессы всегда идут, и идут на всех уровнях – личном (на уровне непосредственно человеческой души), уровне различных социальных групп, народов, государств, наконец, в региональном и глобальном масштабе. Они всегда тесно взаимосвязаны и взаимообусловлены.

Кроме того, они могут идти в различных масштабах времени. Определённый процесс разрушения на всех уровнях идёт в течение всей человеческой истории и будет продолжаться до её завершения. Некоторые же деструктивные процессы присущи лишь данному моменту, десятилетию или веку.

Наконец, надо различать: 

• разрушительные процессы и непосредственные угрозы как таковые;
• слабые места, предпосылки, через которые при определённых обстоятельствах возможно и реальное разрушение. 

Также, разрушения и потрясения могут и не сопровождаться кровопролитием или наступлением материального неблагополучия и лишений. Они могут носить и моральный характер, связанный с «потерей себя» - как страны, как народа; если угодно, и с гибелью души, деградацией человека.  

Ключевым, в данном случае, является именно уровень личности и межличностных отношений – хотя бы потому, что историю творят люди со своими ценностями, склонностями и недостатками.

Исследования на этом уровне наиболее сложны, выводы трудно обосновать и практически невозможно формализовать. Кроме того, личный уровень предполагает задавание самому себе неприятных вопросов – а как я, или мы, обычные люди, способствуем разрушению своей веры и отечества, и как в этом разрушении участвуем?

Тем не менее, без взгляда на вещи на данном уровне невозможен и адекватный подход к проблеме в масштабе страны и мира. Кроме того, такой подход верен методологически, поскольку обращается к области возможного для каждого - что я могу (и должен) делать, будучи «простым человеком», без «рычагов власти»?

И сразу, забегая несколько вперёд, отметим, что правильным ответом на вопрос на вопрос о реальности предпосылок и угроз разрушений, будет однозначное «Да». Мы все, люди, далеко не идеальны, и общество, состоящее из нас, в принципе не может быть защищённым от потрясений и даже гибели.

Болезни человека и общества

Незнание себя

Главная проблема при анализе предпосылок и угроз разрушительных процессов состоит попросту в том, что мы их не знаем. Мы не знаем самих себя.

Это сродни главной проблеме любого грешного человека (т.е. просто любого человека) – собственно, незнание, не видение своих грехов. Из-за этого человек может натворить много зла, и на бытовом, и на социальном уровне, не отдавая себе отчёта в момент совершения и даже не понимая, «как же это могло получиться?!», после.

Безусловно, проблема незнания себя присутствует не только на личном, но и на социальном, в том числе, научном, уровне. В данном случае, вспоминается признание одного из последних советских лидеров, Ю.В. Андропова: «Мы не знаем общества, в котором живём». Представляется, что он точно обозначил главную проблему, и не только советского общества периода заката, но и, возможно, любого другого.

Вопрос, решена ли эта проблема сейчас? У нас есть, в частности, отечественная социологическая наука, обладающая инструментами адекватной оценки нашего общества и происходящего в нём?

В советское время наша общественная наука была скованна догматическими рамками, что не давало ей возможности для такой адекватной оценки. И высказывание Андропова звучит, в том числе, как признание этого. В постсоветский же период наше гуманитарное знание склонно было к некритичному следованию  западной мысли.

При этом, возникает вопрос, насколько западным подходам к исследованиям общества можно доверять. Например, совсем недавно они потерпели провал. Речь идёт о выборах в США. Абсолютное большинство «экспертов и аналитиков», и в США, и в мире (в том числе, у нас) предсказывало победу Хиллари Клинтон, а победил Дональд Трамп.

Трудно сказать, чего было больше в этом провале – негодного исследовательского инструментария или ангажированности. Ведь «эксперты» явно играли на одной стороне – за Клинтон, и пытались убедить и себя, и других в её победе. Возможно, сыграло роль и понятное желание «доложить начальству», что всё хорошо, «ситуация под контролем». Такое всегда имело и имеет место и у нас. В любом случае, гуманитарные исследователи показали свою несостоятельность и «незнание общества, в котором живут». Если у нас те же проблемы (а, скорее всего, те же), то надо начинать с их устранения.

Возвращаясь к личностному уровню, точнее, к уровню межличностных отношений, приходится признать, что у нас деградируют связи между людьми. Мы не знаем не только себя, но и друг друга. Мы разобщены, и значит, нас можно разделять (точнее, мы уже разделены) и нами можно властвовать, в соответствии с известным изречением. Человек может не знать своего соседа, может равнодушно пройти мимо другого человека, попавшего в тяжёлое положение. Но люди, в обычной жизни даже не смотрящие друг на друга, могут быть подняты на любой «майдан» по свистку из социальных сетей. Это показал опыт всех «оранжевых революций». Мы слабо связаны друг с другом, при этом легко управляемы извне с помощью СМИ, в частности, интернета.

Отметим, что «майданы», как мы видим, происходят и в обществах, очень близких к нашему. С людьми, имеющими с нами общую историю и традиции, близкую культуру и ментальность. Есть ли основания считать жителей России (в границах РФ) застрахованными от того, от чего не спаслось общество на территории бывшей Украинской ССР?

Вероятно, «творцы революций» понимают, с каким «человеческим материалом» имеют дело. Люди в современном мире разобщены, но тоска по единению, по «общему делу» у нас есть и успешно эксплуатируется в недобросовестных целях, «майданы» создают иллюзию единения.

Итак, наше незнание себя и друг друга, наша разобщённость, «незнание общества, в котором мы живём» создаёт благоприятную питательную среду для любого разрушительного процесса. Кроме того, взаимное отчуждение людей само по себе является разрушительным процессом. Постольку, поскольку эти проблемы у нас есть, мы «открыты» для любой деструкции из любого источника, при этом у нас даже, вероятно, отсутствуют инструменты распознавания, что, откуда и как «выстрелит».   

Презумпция собственной невиновности

Один из мощнейших факторов всех разрушительных социальных потрясений - желание человека переложить ответственность изнутри вовне. В наших бедах «виновата система». Надо «сменить режим», тогда будет лучше. Человек концентрируется не на самосовершенствовании и борьбе с собственными грехами, а на критике грехов «системы», местами переходящей в борьбу с «системой» в той или иной форме.

Интересно, что почти каждый человек, если он не страдает какой-то крайней степенью самовлюблённости, отдаёт себе отчёт в собственной неидеальности. Но нам почти несвойственно как-либо связывать своё несовершенство с несовершенством окружающего мира – даже на уровне нашего ближнего круга, включая членов семьи. Тем более, отсутствуют мысли, что «система плохая», возможно, и потому, что я сам плохой.

Тем более, трудно исправлять несовершенный мир, как часто говорят, «начиная с себя».  Мы действительно часто это говорим, и даже осознаём правоту этого утверждения. Но исправлять не мир, а себя – трудно, не даёт быстрого видимого эффекта и, в конце концов, просто скучно. Бороться за изменение системы проще и эффектнее.

Это понятно и даже можно назвать естественным для человека, но это также одно из слабых наших мест, мощная психологическая предпосылка для запуска любых разрушительных процессов.

Проблемы страны

Демографические, этнические, региональные, экономические проблемы

Демографическая проблема России хорошо известна. Она обозначилась ещё в конце советского периода, примерно в 1960-е – 1970-е гг., приняла масштабы катастрофы в 1990-е и заметно сгладилась к 2010-м гг. Но говорить о её преодолении было бы слишком оптимистичным. Естественный прирост населения России, начиная с 2013 гг., наконец, сменил знак с отрицательного на положительный. По данным за 2013 год естественный прирост в России составил 24 тыс. человек, за 2014 – 30 тыс., за 2015 – 32 тыс.

Но при этом у русского народа, системообразующего для России, он пока остаётся отрицательным. Иными словами, русский народ медленно, «но верно» продолжает умирать (хотя и медленнее, чем 10-20 лет назад). Компенсируется ли этот процесс русификацией представителей других народов, коренных для России или иммигрирующих в Россию, трудно сказать. В любом случае, отрицательный естественный прирост – это ненормально и опасно.

Доля русских (назвавших себя русскими) в общей численности населения России (в границах РФ), по данным переписей, в постсоветское время снижается, хотя и не катастрофически: в 1989 году она составляла 81,6% от общей численности населения; в 2002 году – 79,8%; в 2010 году – 77,7%. Однако, в 1989 году русскими в РСФСР назвали себя 120 млн., в 2002 – 116 млн., в 2010 – 111 млн. Русских стало на 9 млн. меньше.

В 2010 году, отметим, было зафиксировано 5,6 млн. человек (из общей численности 142,9 млн.), не указавших свою национальную принадлежность (в 1989 году их практически не было, а в 2002 их было 1,5 млн. из 145,2 млн.).  Даже если все они русские (хотя, по каким-то, причинам, отказались это декларировать), русских стало меньше на 3,4 млн.

Процесс, при этом, идёт неравномерно. В большинстве «национальных» субъектов РФ, на которые в общей сложности приходится около трети территории страны, русские «исчезают» быстрее. А их доля в общей численности заметно снижается – за счёт, как низкого естественного прироста, так и отъезда в другие регионы; возможно, также за счёт отказа от русской самоидентификации. Судя по данным переписей населения 1989 и 2010 гг., общая численность населения в национальных республиках (северокавказских, поволжских, северных и сибирских) за этот период практически не изменилась – 23,6 млн. и 23,5 млн., соответственно. Разумеется, динамика резко различна по республикам. Например, в Дагестане население выросло с 1,8 млн. до 2,6 млн. – на 800 тыс., а в Коми – сократилось с 1,2 млн. до 0,9 млн.- на 300 тыс.

При этом, общая численность русских в республиках сократилась с 1989 по 2010 год с 10,1 млн. до 8,5 млн. – на 1,6 млн.; доля, соответственно, с 43% до 36%. Численность русских в абсолютных единицах упала во всех республиках, доля в общей численности – во всех, кроме Коми, Карелии и Удмуртии (некоторые угро-финские народы исчезают ещё быстрее русских). Кое-где доля русских снизилась кардинально: в Чечне с 25% до 2%, в Дагестане с 9% до 4%, в Туве – с 32% до 16%.

Россия, как следствие, становится страной с более чёткой территориальной обособленностью различных этносов и ослаблением русской системообразующей составляющей, что усиливает опасность центробежных тенденций.

Вероятно, причины низкой рождаемости русского народа в наше время кроются всё в той же разобщённости. Если общество «атомизировано», если человек живёт с мыслью, что в этой жизни он может «рассчитывать только на себя» - это обзаведению семьёй и детьми никак не способствует. По ряду причин, в наибольшей степени эта атомизация и разобщение (в том числе и субкультурное) затронули именно русский народ.

Заметим также, что в русском обществе присутствуют страх и ощущение собственной слабости, опасения, что нас, русских, поглотят и завоюют другие, что отражается в некоторых националистических лозунгах. Это «оборонительная» позиция, говорящая об ослаблении интеграционного и ассимиляционного потенциала русского народа, который в прошлые эпохи был у нас исключительно высок. 

Также важно, что системообразующая, интеграционная, ассимилирующая роль русского народа снижается не только из-за сокращения численности как такового, но и из-за внутренней разобщённости самих русских. Кто является русским человеком, что является русской культурой, если сами русские разваливаются на «атомы» и социально-культурные гетто? На кого и на что ориентироваться человеку – коренному жителю России либо иммигранту, желающему интегрироваться в русское общество и «стать русским»?

Несколько забегая вперёд, отметим, что в долгосрочной перспективе русскому народу, даже при нынешнем отрицательном естественном приросте, не грозит «растворение» в массе других. Просто потому, что рост численности населения всей Земли к середине XXI – концу XXI века с большой вероятностью остановится или даже сменится депопуляцией (об этом подробнее в разделе, посвящённом глобальным проблемам).

Но в ближайшие 50 лет произойти может очень многое, в том числе связанное с мощными сдвигами в этнокультурной конфигурации нашей страны.

Если говорить о региональных проблемах в целом, то основные её составляющие: 

• резкое снижение численности населения в северных и восточных регионах за счёт оттока населения (преимущественно русского), а также сельского населения и населения небольших городов в центре европейской части России;
• резкие региональные диспропорции развития;
• угроза потери связности между российскими регионами;
• повышенный уровень депопуляции на больших территориях – на Севере, в большей части Сибири,  на Дальнем Востоке, в сельской местности центра европейской части страны. 

Население, по сути, покидает огромные пространства и всё в большей степени концентрируется в нескольких десятках крупных городов и агломераций, являющихся ведущими экономическими и культурными центрами.

При этом, есть риск, что данные центры будут ориентироваться не столько друг на друга, сколько на соседние регионы за пределами России. Прежде всего, это относится к европейской части России, с одной стороны, и Сибири и Дальнему Востоку – с другой.

Действенных «рецептов», каким образом «удержать» людей на сравнительно отдалённых территориях и в небольших населённых пунктах, пока не предложено. Люди склонны выбирать «огни большого города», исходя и из материальных, и из ценностных предпочтений.

В свою очередь, перенаселение в отдельных точках создаёт свои группы рисков, в том числе, риски социальных потрясений.

Отдельная проблема – экономика России в целом. Известно, что находится она не в блестящем положении, и перспективы улучшения остаются неопределёнными. В данном случае очевидны два уровня угроз: 

• «нас сомнут» более мощные и технологически развитые страны;
• снижение доходов и потеря рабочих мест – бесспорная предпосылка для протестов и потрясений в обществе, а также деградации общества. 

Периодичность потрясений

Если говорить о хорошо известных революциях, не только российской, но и других, например – французской, мы видим череду революционных волн, сменяющихся реставрационными процессами. В итоге, всё равно, «побеждает революция». Во Франции реставрация была мощнее, чем в России – прошло несколько циклов, во время которых восстанавливалась монархия, но в итоге победила республика (после более 80 лет перемен и циклических колебаний), а дата революции официально считается  праздником.

В России события развивались иначе, и прошло уже 100 лет, а не 80. В то же время, период после 1991 года можно рассматривать как частичную реставрацию порядков, существовавших до 1917 года. Отсюда, не исключена и новая революционная волна, у которой могут быть предпосылки, обозначенные выше и связанные с расколом общества.

Это, в частности, сохраняющийся конфликт «красных и белых» (пусть, на данный момент, он существует лишь в словесной и «виртуальной» форме), и «новый антиклерикализм». Конфликты 100-летней давности в той или иной форме переносятся в наше время, они не изжиты, и даже причины этого до конца не понятны и не сформулированы.

Кроме того, возможно действие мощных внешних факторов – например, возможный в мире «левый поворот» в ближайшие несколько десятилетий, о чём также речь пойдёт в  следующих разделах.

В рамках прошедшего 100-120-летнего периода можно выделить и местные циклы «революция – реставрация» (разумеется, о революции и реставрации тут надо говорить с долей условности) или «смута – порядок»: 

• революция, начиная с 1905 года;
• реставрация (при Сталине), начиная с 1930-х;
• новая революционная волна (Хрущёв), начиная с 1950-х;
• реставрация (Брежнев) с конца 1960-х – начала 1970-х;
• новая революция (Горбачёв и Ельцин) с середины 1980-х;
• реставрация (Путин) с 2000-х. 

Мы видим 15-30 летние периоды. При этом, на первые два приходились большие войны, мирные периоды короче. Разумеется, это не является жёстко заданным движением. Наступление нового революционного (смутного) периода уже завтра либо в ближайшие годы не предопределено. Однако экстраполяция событий последних 100-120 лет заставляет задуматься о том, что это не исключено. А некоторые упомянутые ранее общественные явления говорят о том, что мы ещё не вполне вышли из революционного «ритма».

В целом XX век для России можно рассматривать как переходный период, цивилизационный переход – от аграрной сельской к городской индустриальной цивилизации (в наше время – уже с пост-индустриальными составляющими). На данный момент мы близки к конечной точке перехода, это очевидно. Неочевидно, как всегда в подобных случаях, с какой стороны мы относительно этой точки, мы уже прошли или ещё нет, «мы уже там или мы ещё здесь».

Проблема власти и элит

Россия после 25 лет, прошедших с распада советской системы, продолжает находиться в состоянии «старая система уже разрушена, новая ещё не построена». Управление страной осуществляется, как часто говорят, «в ручном режиме». Более того, стабильность системы в России в огромной степени держится на авторитете и популярности первого лица страны – её президента Владимира Путина.

Отметим, что, как таковой, «ручной режим» и сильная завязка на первое лицо в принципе характерна для русской культуры и традиций управления; более того – пока эта система работает, она является эффективной и, если угодно, попросту нормальной, отвечающей глубинным пластам человеческой природы. Это персонифицированный, личностный, «самодержавно-монархический» принцип управления, в основе которого – модель семьи, где правит отец.

Слабость этой персонифицированной системы проявляется не тогда, когда её глава управляет, а когда он, по каким-либо причинам, отходит от управления (тем более, если «внезапно» отходит), и возникает вопрос преемника. При наследуемой монархии эта проблема решается более или менее «автоматически». В иных случаях почти всегда возникают большие трудности, чреватые, в свою очередь, большими потрясениями.

В случае с Россией это сопряжено с трудностями и спецификой переходного периода как такового (см. выше).

Вероятно, можно рассматривать существующее положение вещей (кстати, характерное далеко не только для России) именно как переходное – квази-монархическая, «вождистская», «полудемократическая» система управления страной в период перехода от  монархии к «нормальной западной демократии».

Однако такой подход оправдан, только если считать западную демократическую модель подходящей для любой страны, но есть ли основания так считать?

Западная демократия имеет свою историю, складывавшуюся столетиями (и, между прочим, через великие потрясения) и свои экономические, социальные, культурные предпосылки. Наконец, она имеет свои страховочные механизмы, не дающие политической конкуренции перейти в гражданскую войну, о которых много говорится. В частности, что на самом деле страной правит не народ (демократия), а деньги (плутократия). При этом, вряд ли есть основания утверждать, что западная демократия исключает вероятность каких-либо потрясений общества либо не может быть разрушена изнутри.

В наших же условиях попытка «введения» западной демократии обернётся, просто-напросто,  сдачей страны в пользу тех же западных стран и/или транснациональных структур, действующих через своих агентов влияния, узаконенных в форме политических партий и движений. Россия будет, просто-напросто, куплена (и «распилена»), что понятно всем на уровне интуиции и здравого смысла.

Кроме того, нельзя сказать, что попыток «ввести» демократию западного образца у нас не было. Власть, начиная с 1991 года, а, может быть, и с 1985 или 1989, пытается привести систему к более или менее западным стандартам, но получается в итоге что-то несколько иное. Здесь нельзя не вспомнить одно из крылатых изречений В.С. Черномырдина: «У нас в России, какую партию ни создавай, всё равно КПСС получается».

У нас другая реальность – и экономическая, и культурная, и геополитическая, наконец. Она не «хуже» и не «лучше» западной, просто другая, присущая именно нам.

В любом случае, устоявшейся системы, подобной западной демократии либо монархии, у нас пока нет, и это порождает дополнительные риски, связанные с передачей власти от одного первого лица другому.

Надо сказать, что подобный «эксперимент» в России состоялся в 2008-2012 году, когда Путин уступил президентское кресло Медведеву, хотя и не выпуская полностью рычагов управления.  Он не пошёл на третий срок (хотя мог бы провести соответствующие поправки в Конституцию) – вероятно, для него соблюдение буквы закона и, насколько возможно, демократических принципов, очень важно. Возможно, тут действительно был и элемент эксперимента – посмотреть, а работает ли система в «автоматическом режиме», «как на Западе». Оказалось, что не работает, и пришлось «возвращаться». Вспомним, что это решение о возвращении Путина вызвало протесты – своего рода «майдан в версии light». Получается, кое-кто уже приготовился «пилить страну» в расчёте, что Владимир Владимирович «совсем ушёл», и их планы были сорваны.

Отсюда мы переходим к другой проблеме переходного периода. Понятно, что протесты 2011-2012 гг. были инициированы и «проплачены» частью элиты (как и позже киевский «майдан»). Проблема передачи власти от одной персоны к другой не так остра, если есть согласие в элитах по принципиальным вопросам. На Западе, например, оно есть, во всяком случае, было до недавнего времени. Как минимум, там есть (или был) патриотический консенсус, представители всех партий и политических движений на первое место ставят интересы своей страны. У нас этого не было, и пока нет.

Стратегия правящего класса России ещё с 1970-х – 1980-х определялась стремлением «вписаться» в западный мир, «вернуться в мировую цивилизацию». Да, путём частичной или полной ликвидации социализма и отказа от каких-то частей территории страны. В 1990-е выяснилось, что эта стратегия несовместима с существованием России, даже в границах РСФСР/РФ, а в 2000-е это стало окончательно ясно. Запад готов включить Россию в свой мир только «частями» и на условиях глубокого демонтажа, в том числе – культурного. После этого правящая элита встала перед выбором, и у разных её частей он был различным. Те, кто готов на «ликвидацию» страны, лишь бы стать частью западного проекта, тоже существуют. Кстати, на Украине именно они победили на «майдане» в феврале 2014.

Так что, пока есть раскол «в элитах», есть опасность потрясений и развала; пока есть эта опасность, переход к «истинной» демократии отдаёт самоубийством, и нужно «управлять в ручном режиме». В свою очередь, управление в ручном режиме создаёт свои риски – при отходе первого лица от власти. Пока нам с этим жить.

Складывается ли в России «революционный паззл»?

Большинство из нас с детства помнит «формулы» революции: «верхи не могут, низы не хотят…» и то, что для совершения революции нужен «авангард», «атакующий класс». Без этого революция невозможна даже при наличии предпосылок, рассмотренных выше или каких-либо других, даже более мощных. Это действительно необходимые условия революционных потрясений, но недостаточные.

Недостаточно, чтобы «не хотели» только низы. Сами по себе, как мы знаем из истории, они способны на бунт, на восстание, но обычно его, в силу понятных причин, подавляют.

Недостаточно одного класса. Надо, чтобы не только низы, но и верхи (достаточно большая часть верхов) чего-то очень сильно «не хотела». Необходимо, чтобы сложился «паззл» из нескольких составляющих. Их обычно три: 

1. собственно, «низы» - простые трудящиеся, рабочие и крестьяне, студенты, молодёжь, выступающие в качестве мускулов революции;
2. интеллектуалы, формулирующие и обосновывающие идеи революции и управляющие революционным процессом, «ведущие за собой», выступающие в качестве мозга и языка революции;
3. обладатели денег, готовые платить за революцию; соответственно, поставляющие революции топливо. 

Для успеха революции необходимо сочетание всех трёх компонентов (возможно, в каких-то случаях, может быть достаточно и двух, но не меньше). Отметим, что на Украине были представлены все три составляющие: 

• Мускулы в виде молодых ребят из разных слоёв населения (преимущественно студентов), «накачанных» определёнными идеями (а также «накачанных» в прямом смысле, прошедших определённую физическую и боевую подготовку) и готовых идти на столкновение;
• Интеллектуалы – носители и пропагандисты, в данном случае, комбинированных либерально-западнических и националистических идей;
• Олигархи – непосредственно представители «верхов», оплачивавшие «майдан». 

Добавим сюда мощную поддержку и даже руководство с запада, без которых «победа майдана» вряд ли была возможна. Всё-таки, непосредственно «на решительный бой» поднялись не миллионы, а тысячи, пусть даже десятки тысяч – не такая большая сила, чтобы её нельзя было попросту раздавить с помощью спецподразделений.

Пожалуй, в этом отличие современных «оранжевых» революций от революций прошлого. При наличии мощных внешних управляющих центров (как правило, пресловутого «вашингтонского обкома» или «брюссельского обкома») и ослаблении (в том числе, под воздействием извне) политической воли действующей власти совершить революцию можно сравнительно малыми силами.

Разобщённость же людей в современном мире играет двоякую роль. С одной стороны, им труднее собраться вместе и действовать сообща во имя общих целей и интересов (или того, что ими принимается за таковые), осознавая свою классовую общность и чувствуя «классовую солидарность». С другой стороны, «низы» также легче управляются извне, в частности, посредством социальных сетей.

Если снова вспомнить классику революций, то желания различных слоёв населения входят в резонанс. Крестьяне хотят земли (и воли), предприниматели хотят свободы торговли (и равного статуса с «благородными» представителями феодальной элиты), интеллектуалы хотят свободы творчества, а также «правильного» устройства общества в соответствии с выдуманными ими умозрительными схемами.

Заметим также, что на всех уровнях звучит требование «свободы» или «воли», которая не может быть обеспечена в рамках действующей власти и социально-экономической системы. Средневековое общество не было свободным. Советское общество тоже не было свободным. Постсоветские общества также недостаточно свободны. В связи с этим, склонность к революциям определяется не только желанием западного «обкома», а оранжевой революции в США не происходит не только «потому, что в Вашингтоне нет американского посольства».

Система, построенная в западных странах, действительно создаёт у людей иллюзию свободы и безграничных возможностей; теоретически, там нет потолков, которые можно пробить только посредством революции.

Это не значит, что революционных потрясений в странах «развитой западной демократии» не может быть, но вероятность их снижается; кроме того, они протекают в более «ползучем» режиме и несколько иными способами. В частности, упомянутый выше антропологический переворот там происходит. Глобализация тоже происходит, и она действует революционно-разрушительно, в том числе, и для самих западных стран.

«Контрреволюции», как мы видим, там тоже возможны. И протестные движения там есть, со столкновениями протестующих с полицией и даже стрельбой. И ощущение несвободы, и требования освобождения от чего-либо присутствуют. Но «система» до определённой степени способна всё это сглаживать, во всяком случае – по форме, если не содержанию. 

Возможно, что правильнее современную западную систему следовало бы назвать системой управления революционным процессом – причём не только оранжевыми революциями на периферии, но и, прежде всего, внутренней западной «перманентной революцией» (о чём несколько подробнее речь пойдёт ниже, в разделе, посвящённом глобальным процессам).  

В России, на данный момент, власть создаёт систему, сходную с западной, и теоретически существующее широкое поле индивидуальных возможностей сглаживает протесты. У нас, в значительной степени, «свободная страна».

Революционный паззл, тем не менее, сложиться может. У нас, в частности, есть прозападные верхи (олигархи) и прозападные интеллектуалы, недовольные российской несвободой (в их понимании). Есть и другие группы интеллектуалов, недовольные положением дел в стране и существующей системой из идейных соображений. Это левые интеллектуалы различного толка и националистические интеллектуалы. В принципе, и националистов, и левых можно рассматривать как либерально-западнические разновидности. В любом случае, их можно использовать в либерально-западническом процессе, как это было, в частности, на Украине – союз либералов и националистов (даже с нацистским уклоном).

«Проблема» у нас только с «низами». Потенциально революционные (разрушительные) силы, на данный момент не смогли доказать широким слоям народа, что революция – в его интересах. Условный крестьянин просто не видит той «земли и воли», которую он может взять, в частности, в результате победы революции того или иного толка. Тем более, в силу ряда причин, у нас меньше западнических иллюзий, чем на Украине, и более широкие спектры индивидуальных возможностей. До некоторой степени России удаётся быть «альтернативным Западом».

Разумеется, в России лучше и положение дел с политической волей государства – об управлении первыми лицами страны из американского посольства речи быть не может.

В то же время, при неблагоприятном развитии событий положение дел может измениться.

Следует упомянуть и о категории, обладающей и деньгами, и интеллектом, и мускулами, и волей, чтобы идти в бой. Это «исламские радикалы», «исламисты», которых корректнее было бы называть представителями политического ислама. Дело не только в том, что в России много мусульман (около 10% постоянного населения Российской Федерации составляют народы, для которых ислам – традиционная религия, и их доля будет дальше расти; также почти 10 млн. трудовых мигрантов из постсоветских мусульманских стран), являющихся потенциальным объектом пропаганды и, далее, потенциальными бойцами «исламской революции».

Как показывает опыт, возможно обращение в ислам и других – причём эти другие, коренные французы, немцы или русские, более склонны к радикализму, чем традиционные мусульмане. В ИГИЛ (организация, запрещённая в России) вступает и едет воевать в Ирак и Сирию немало коренных жителей Европы, а также русские – некоторые примеры достаточно широко освещались СМИ.

Однако такого рода риск – принятия значительным количеством людей в России идей политического ислама, также вряд ли проявится в ближайшем будущем. Но им нельзя и  пренебрегать. Тем более, представителей западного проекта и политического ислама связывают несколько странные и двусмысленные отношения, и нельзя исключать, как минимум, ситуативного союза между ними, сходного с тем, что был заключён между либералами и националистами на Украине.

Также нельзя не подчеркнуть, что мускулами революции (а, в ряде случаев, и мозгом, и языком) являются, прежде всего, молодые люди, будь то студенты, молодые специалисты, молодые предприниматели, молодые рабочие и солдаты.

Грубо говоря, бунтов и революций просто не было бы, не будь молодых. Отсюда, конечно, следует и грустно-ироничный вывод, что процесс «старения нации» снижает вероятность потрясений. Но, если говорить без иронии, то критическая ситуация может сложиться именно тогда, когда молодые не находят возможностей полезной, осмысленной и в должной степени вознаграждаемой самореализации в обществе. В России в данном случае ситуация неопределённая – нельзя сказать, что молодая энергия не может найти никакого полезного выхода. В то же время, нельзя сказать и того, что в этом смысле у нас всё в порядке.

Россия и ближайшее окружение. Региональный контекст

На юге

Ситуация на Кавказе, в Казахстане и Средней Азии может сложиться угрожающе для России. Власть в Казахстане и среднеазиатских республиках в постсоветское время сходна с той, что была в Ливии, Египте, Сирии. Это светская «просвещённая диктатура».

В какой-то степени эта власть похожа и на нашу (см. выше), но жёстче либо намного жёстче. Она потенциально уязвима в момент ухода первого лица (хотя недавняя смена первого лица в Узбекистане, кажется, прошла успешно). Главное же, то, что эти государства, наши бывшие собратья по Российской Империи и СССР – объекты агрессии со стороны «оранжевых революционеров» и «радикальных исламистов». Им уже пытаются и будут дальше пытаться устроить то же, что Ливии, Египту и Сирии.

На это накладываются конфликты внутри самой Средней Азии - например, между Таджикистаном и Узбекистаном (из-за водопользования), межэтнические конфликты. Регион может взорваться, и тогда мы получим, в частности, то же, что сейчас получила Европа с беженцами, но в ещё большем масштабе, учитывая географическое положение. В Россию можно пройти по суше, пересекая в любом месте очень протяжённую границу, можно по морю – Каспийскому (соответственно, с высадкой непосредственно на Нижней Волге и Северном Кавказе).

Общая численность населения постсоветских Казахстана и Средней Азии – около 70 млн., к югу же от них (а, в случае масштабных беспорядков и потрясений южные границы постсоветских государств рухнут) - Афганистан и Пакистан, где в совокупности уже 200 млн. человек. В результате, при худших сценариях, в Россию придут даже не миллионы, а десятки миллионов, и не только из республик бывшего СССР. Добавим – и не только настоящих беженцев. Придёт и множество  боевиков ИГИЛ (организация, запрещённая в России) или им подобных носителей идей политического ислама, уже в район Транссиба, к Нижнему Поволжью, Северному Кавказу, югу Урала и Сибири.

Параллельно с этим очень опасна ситуация на Южном Кавказе в районе карабахского конфликта с угрозой вмешательства Турции на стороне Азербайджана (в дополнение к опасной ситуации с Турцией в Сирии), и это может также произойти в любой момент и одновременно с возможными потрясениями в Средней Азии.

На западе

К западу от нынешней России - Украина, Приднестровье и Белоруссия.

С Украиной конфликт пока не разрешён, и далёк от разрешения, а возможная агрессия против Приднестровья, не имеющего границы с Россией (в крайнем случае, «пробиваться» придётся через Одесскую область), чревата уже масштабной войной.

Что касается Белоруссии, то и там ситуация может развиваться по «украинскому сценарию», пусть и в более мягкой форме. Речь идёт о победе антироссийских и прозападных сил. В любом случае, взаимное отдаление уже происходит, хотя не всегда заметно у нас. А потеря Белоруссии будет для нас означать и ухудшение геополитического положения, и мощный морально-психологический удар.  

В целом же, к Западу от России находится Европа. Мы тесно связаны с Европой. У России с Европой очень непростые отношения. Отметим, что Европа имеет на Россию наибольшее идейное влияние (выражаясь более резко, Россия имеет черты интеллектуального и идейного вассала Европы), и его благотворность, по меньшей мере, спорна. При этом, Европа в наибольшей степени заинтересована в российских ресурсах, в России, как доноре.

Кроме того, в Европе живёт около 500 млн. человек (почти в 3,5 раза больше, чем в Российской Федерации; в среднем, плотность населения в РФ – 8 чел./кв.км, в том числе к западу от Урала – 25 чел./кв.км, в Европе – 150 чел./кв.км) и складываются свои кризисные ситуации, в частности, связанные с проблемой беженцев (шире – ростом межэтнических и ценностных конфликтов; это является отдельной темой для анализа). В любом случае, присутствие столь огромного, влиятельного и проблемного соседа не может не быть фактором риска.

На востоке

Восточная зона рисков связана с Китаем и Японией, в несколько меньшей степени – с обеими Кореями. Независимо от того, как будут складываться отношения со всеми этими странами и как будет складываться ситуация в самих этих странах (угрозы и риски в Восточной Азии – также отдельная тема), экономическое и демографическое давление неизбежно и может стать разрушительным для России, тем более, при рисках внутренней дезинтеграции страны.

В данном случае, также полезно сопоставить численности населения соседних регионов. В России к востоку от Урала живёт в настоящее время около 25 млн. человек. В Китае – 1,4 млрд., в Японии – 130 млн., в Северной Корее – 25 млн., в Южной Корее – 50 млн. Соотношение, иными словами, уже 60:1 не в нашу пользу.

Средняя плотность населения в Сибири и на Дальнем Востоке – 2 чел./кв.км, в Китае – 140 чел./кв.км, в Японии – более 300 чел./кв.км.

Странам Восточной Азии Россия также нужна как источник ресурсов. При этом, сама Россия в настоящее время примерно на 80% зависит от сибирских ресурсов, прежде всего, энергетических.  Вероятность конфликта из-за сибирских и дальневосточных ресурсов в обозримой перспективе нельзя сбрасывать со счетов.

В целом, на Российскую Федерацию сейчас приходится 2% мирового населения, чуть более 2% мирового ВВП и, при этом, 12% территории мировой суши и природных ресурсов (по некоторым позициям – существенно больше). Это, по высказыванию, приписываемому одному западному политику, «несправедливо». На самом деле, это создаёт огромные риски претензий на наши ресурсы со стороны соседей. Россия при своей малой населённости находится в окружении очень многонаселённых и существенно менее богатых природными ресурсами миров – европейского на западе, мусульманского на юге и восточноазиатского на юго-востоке. Способов устранить или хотя бы снизить риски поглощения и раздела – пусть в долгосрочной перспективе, на данный момент также не предложено.

В смысле соотношения население/ресурсы ситуация сходна в Канаде и Австралии. Более того, в этих странах объём земельных и других ресурсов на душу населения примерно в три раза больше, чем в России (это и к вопросу о «несправедливости»). Но эти страны находятся в ином геополитическом положении, а также являются интегральной частью западного мира, точнее даже – англосаксонского мира, и находятся под его защитой, в том числе – военной, являясь, в то же время, источником природных ресурсов для него. Россия же может рассчитывать только на себя.

На севере

Арктика – новейшая зона потенциально острых конфликтов, связанных и с природными ресурсами Арктики (в частности, одного из последних пока почти не осваиваемых мировых резервов минерального сырья), и с выгодами геополитического обладания «крышей мира». Кроме России, непосредственный выход в акваторию Северного Ледовитого океана имеют США, Канада, Норвегия – исключительно страны НАТО. При этом острота проблемы столь велика, что конфликтные ситуации в связи с разграничением зон влияния и использования ресурсов возникают там и между странами НАТО – вплоть до случаев на грани вооружённых столкновений. Удержание (и освоение) Арктики для России необходимо, её потеря стала бы для нас катастрофой; в то же время, борьба за Арктику не может не быть тяжёлой и затратной, тем более, учитывая мощь оппонентов, которой нам приходится противостоять.

Мир и Россия. Глобальный контекст

Приближение «конца истории» 

В данном случае, конец истории понимается даже в более жёстком и буквальном смысле, чем у Френсиса Фукуямы. Человечество подходит к определённым (хотя и не всегда и не вполне объяснимым) барьерам в развитии, при этом, связанным не с дефицитом природных ресурсов и экологической катастрофой, хотя эти риски также есть.

Прежде всего, в мире идёт замедление роста численности населения – уже к середине текущего столетия он может остановиться, а далее – смениться депопуляцией; демографическая картина, характерная для западных стран и уже не только (например, для России и Китая тоже), распространится на весь мир.

В мире, начиная с середины XX века, неуклонно и весьма быстро замедляются темпы роста численности населения, так, что уже к середине XXIвека он может полностью прекратиться. С 1970-х падают относительные темпы роста, а с 2000-х – уже абсолютные (табл. 1). 

Таблица 1. Динамика численности мирового населения в 1955-2015 гг. 

Источники: http://www.infoplease.com/ipa/A0762181.html, http://www.worldometers.info/world-population/ 

При экстраполяции нынешней динамики численности населения мы получим прекращение его роста через 30-40 лет, примерно к 2050-2060 гг.

Об этом же говорит резкое снижение среднемирового коэффициента фертильности (fertility rate), или среднее число рождений на 1 женщину репродуктивного возраста.

В 1950-55 гг. он составлял 4,95, а к 2010-2015 гг. снизился до 2,36, падая в среднем на 0,3-0,4 за 10 лет. Продолжение тенденции означает, что к 2030-2035 году он упадёт до величины ниже 2,0 – ниже минимального уровня, необходимого для поддержания численности населения. В этом случае ещё около 50 лет, примерно до 2080-2085 года, и население перестанет расти либо даже начнёт сокращаться (как это уже происходит с коренным населением западных стран).

Наконец, важный косвенный показатель – рост доли городского населения. Оно в мире превысило сельское население где-то между 2007 и 2010 годом. Это тоже указывает на вероятное прекращение роста численности населения в течение ближайших 30-40 лет, примерно к 2050-2055 гг.

Это происходит уже не за счёт развитых стран, где рост численности собственного населения прекратился ещё около полувека назад, а за счёт «Третьего Мира», всё в большей степени перенимающего западные и городские стандарты и ценности.

В наше время, в связи с опасениями по поводу дефицита природных ресурсов, загрязнения окружающей среды, демографической экспансии «Третьего Мира» в «благополучные» страны, прекращение роста населения может восприниматься как «хорошая новость».

В то же время, экономический рост и развитие практически во все эпохи человеческой истории и во всех регионах достаточно тесно коррелирует именно с ростом численности населения, что представляется вполне закономерным – это увеличение как рабочих рук и голов, так и потребителей продукции. При этом возникает мультипликативный эффект, и рост экономики наблюдается не только в абсолютных показателях, но и на душу населения.  Эти закономерности, конечно же, действуют в долгосрочном плане, рост населения вызывает отложенный на несколько десятилетий положительный эффект, равно как и наоборот.

Прекращение роста численности населения означает и прекращение экономического роста и развития, а депопуляция (при переходя всего человечества к западным стандартам воспроизводства) вызовет уже экономическую и социальную деградацию.

Кроме того, развитие капиталистической экономики происходило за счёт не только естественного прироста населения, но и вовлечения новых людей (из не западных стран) в мировой рынок. Об этом писали ещё Маркс и Энгельс в «Манифесте коммунистической партии» почти 170 лет назад - капитал осваивает новые территории, вырывая огромные массы людей «из идиотизма деревенской жизни» и вовлекая их в общественное производство.

Для своего времени они были абсолютно правы, однако сейчас приходится констатировать, что, так сказать, «идиоты закончились» или заканчиваются, в мировой рынок вовлечено почти всё человечество.

И, если мы подходим к исчерпанию прежних резервов роста (не находя новых), то обострится борьба между субъектами рынка – за «куски пирога», переставшего расти. К чему это может привести – например, к новым большим войнам, с использованием оружие массового поражения?

Другая проблема в контексте остановки роста населения и экономики неоднократно упоминалась ранее, но не как реальная экономическая проблема, а в качестве «педагогической» риторики – все хотят быть космонавтами и артистами, кто же будет трактористом или дворником?

Но теперь это может стать реальной мировой проблемой. Ранее людей на выполнение тяжёлой и неквалифицированной и просто «не престижной» работы всегда хватало – это были именно представители «Третьего Мира» и «внутренней Периферии» развитых стран.

Рост населения позволял исправно поставлять кадры для таких работ. Житель развивающейся страны, приехавший в развитую страну, либо сельской местности или небольшого города, приехавший в большой город, устраивался рабочим на стройку, дворником, сантехником. Но его дети, родившиеся и выросшие уже в новых условиях, как правило, не следовали по пути своих родителей, а стремились занять более высокое положение на социальной лестнице. Место этого работника занимали другие, приехавшие с периферии.

Пока этот поток не иссяк, но уже иссякает. Что будет, если он полностью прекратится? Можно сказать, что всю тяжёлую, грязную, монотонную работу будут выполнять роботы. Но это было бы не более, чем отговоркой без детального анализа возможных сценариев, как именно это может происходить. Сразу можно сказать, что труд робота окажется существенно дороже, чем труд неквалифицированного работника. А, наблюдая текущие тенденции, мы видим, скорее, обратное и несколько парадоксальное явление. Роботы, компьютеры, автоматика «предпочитают» не таскать кирпичи за человека, а думать за него, а человек становится, в большей степени, придатком к вычислительной машине, «принимающей решения».

Другой «выход» из ситуации – некое искусственное кастовое деление общества либо  выполнение тяжёлых и неквалифицированных работ определёнными группами людей «по разнарядке», предписанию «сверху». Это выглядит, конечно же, как антиутопия – впрочем, и вариант с роботами, работающими за людей – тоже антиутопия.

Если эти проблемы встанут, это также, скорее всего, произойдёт ближе к середине текущего столетия, через 25-50 лет.

Наконец, сама по себе тенденция к остановке роста численности населения не может не настораживать. Впервые на мировом уровне это происходит без масштабных бедствий – таких, как массовый голод, эпидемии и мировые войны. Объективно людям сейчас, в среднем, существенно легче жить и прокормить детей.

Так что, нынешнее падение рождаемости ниже уровня естественного воспроизводства рождает мысль о некоей, не вполне объяснимой, потере человечеством жизненной энергии, «воли к жизни». На фоне которой наблюдаются вспышки «нездоровой пассионарности» вроде действий упоминавшихся выше боевиков ИГИЛ (организация, запрещённая в России).

Одновременно с этим человечество демонстрирует и быстрый рост душевного нездоровья.

Во-первых, нарастают разные социально-психологические патологии, включая и половые девиации, причём при покровительстве им и даже продвижении их со стороны властей в «цивилизованных» странах, о чём также уже упоминалось.

Во-вторых, в мире стремительно растёт число прочих душевных расстройств, которые даже «цивилизованные» страны рассматривают именно как расстройства (пока, во всяком случае, «вариантами нормы» они не объявлены).

В частности, по информации из разных источников, в западных странах в последние несколько десятилетий на первое место среди причин нездоровья и потери трудоспособности на первое место вышла депрессия, потеснив сердечнососудистые заболевания. В США распространённость депрессий среди взрослого населения ещё в 1990-е оценивалась в 10%. В Западной Европе сходная ситуация. Подобное развитие событий прогнозировалось специалистами, но, как они отмечают, реальность превосходит самые мрачные прогнозы, динамика крайне опасна.

Рост числа и доли психически расстроенных людей для человечества в целом опасно не только материальными издержками, но и ростом рисков прихода к власти и приятию решений психически расстроенных людей. Говоря грубо и упрощённо, при таком развитии событий когда-нибудь (возможно, также спустя несколько десятилетий) доступ к «красной кнопке» получит сумасшедший – причём, душевнобольной в обычном клиническом понимании. 

Всё это происходит на фоне общей давно отмечаемой специалистами проблемы – стремительный рост и усложнение техносферы, которой управляет человек, остающийся «неразвитым» не имеющим адекватных инструментов управления сложными системами. Возникает вопрос, кто кем на самом деле управляет. В любом случае, существует риск масштабного выхода техносферы из-под контроля (что пока происходит в локальных масштабах).

Данная совокупность проблем, будучи осознаваемой и специалистами, и широкой публикой, не может не рождать проектов «спасения человечества», возможного, разумеется, только при «мировом правительстве» - глобальном управлении процессами из одного центра.

Это может быть глобальный проект нацистского (фашистского), теократического или социалистического типа. Возможно, сейчас мы наблюдаем обострение конкуренции этих проектов. Социалистический вариант, как обладающий наименьшим «антирейтингом» в общественном мнении, наиболее гуманистический, вероятно, имеет наибольшие шансы на победу.  

Если этот сценарий состоится, в любом случае это будет своеобразный социализм, с финансовой олигархией во главе. Но с более или менее равным, «справедливым» распределением материальных благ среди остального населения, позволяющим жить, пусть скромно, но без больших затруднений. Сколько эта система продержится (если установится), сказать трудно; скорее всего, срок её жизни будет существенно короче, чем у СССР.

В данный момент мы наблюдаем, казалось бы, обратный процесс – относительно не только социализма, но и глобализма в принципе. Россия отстаивает многополярный мир и консервативные ценности, Китай склонен её поддерживать, консервативные патриотические силы победили в США (во всяком случае, их представитель стал президентом), Великобритания выходит из ЕС, в континентальной Европе тоже набирает силу патриотическое консервативное «евроскептическое» движение.

Вопрос в том, долго ли продлится этот период. Есть сомнения в способности консерваторов – патриотов решать проблемы. Пока мы видим, что  они ограничиваются декларацией простых «механических» решений вроде «строительства забора» (в прямом или образном смысле) на пути мигрантов. Они также являются явными сторонниками либерализма в экономике (с поправкой на поддержку национального капитала), при том, что это создаёт угрозу резкого социального расслоения уже внутри нации.

Также очевидная слабость патриотов – консерваторов – низкая способность договариваться с единомышленниками, представляющими другие страны и народы; говоря на современном общественно-политическом жаргоне – «ксенофобия». Некоторая её доля при консервативно-патриотическом взгляде на вещи неизбежна, но надо уметь её преодолевать в случае необходимости, а этого умения, скорее, нет.

Небольшой, но характерный эпизод, иллюстрирующую эту слабость патриотов – консерваторов – референдум 07.02.2015 в Словакии о сохранении традиционной семьи, инициированный консерваторами. Референдум был провален – «за» проголосовало 94% явившихся на референдум, однако явка составила всего 21%. Не последней причиной стало то, что референдум проигнорировало многочисленное венгерское меньшинство Словакии. При этом, венгры в Словакии, большей частью, сельские жители с консервативным настроем; в самой Венгрии консервативные силы сейчас тоже в фаворе. Однако между словаками и венграми существуют трения. Скорее всего, из-за этого словаки и венгры не смогли договориться и сообща выступить против общего врага.

Приход к власти консерваторов – патриотов на данный момент является успехом, позволяющим затормозить реализацию худших сценариев. Однако нет никакой гарантии, что уже в ближайшее время патриотизмы разных стран и народов не начнут сталкиваться друг с другом. Столкновение же закончится общим поражением (возможно, в течение 5-10 лет, примерно к 2025 году) и реанимацией глобализма с конкуренцией глобальных проектов и вероятной победой некоего социализма или квази-социализма. 

Последняя война

В определённом смысле, «революционный проект» в мире идёт перманентно и тесно связан с тем, что обычно называют Западом. В сущности, Запад сам по себе является проектом, а не реально существующей культурно-исторической и/или этнолингвистической общностью. Этот проект можно назвать «политическим христианством» или проектом «Рай на Земле».

Его инициатором, вероятно, стала Римско-Католическая церковь в период раскола православных и католиков или даже раньше (возможно, иначе не было бы и раскола), пошедшая по пути использования широкого арсенала земных средств (административных, политико-дипломатических, финансовых, военных, информационно-пропагандистских) для достижения духовных целей.

Подход заключается в том, что чаемая цель – обращение всех людей в христианство (правильного католического образца). Если это не удаётся, то, хотя бы, подчинение людей власти и влиянию Ватикана. Если проповедь как единственный «инструмент» обращения в христианскую веру оказывается «неэффективной», то возможно применение и перечисленных выше земных инструментов, традиционно используемых светскими владыками для решения материальных - экономических, геополитических и других задач.

Это похоже на впадение в «третье искушение Христа», в котором римско-католическую церковь обвиняли персонажи Достоевского, но представляется, что первопричиной было не властолюбие как таковое, а искреннее желание сделать «как лучше», как «эффективнее» достичь благих целей.

И католицизм, конечно, не является атеизмом, но элемент маловерия и неупования на Бога здесь уже просматривается.

Начиная с эпохи Реформации, инициативу в реализации проекта «Запад» перехватывают протестанты. С одной стороны, они антагонисты Рима. С другой, это шаг «по пути прогресса» диктуется, в том числе, заданным Римом прагматизмом – для большего успеха учение надо сделать более либеральным и адаптированным к меняющейся реальности. Также наследуется и развивается «независимость» от Бога, упование на человеческие силы и вера в возможность достижения блага земными человеческими средствами.

Следующий шаг, уже явно в сторону атеизма, выглядит, тем более, вполне логичным. Это появление концепций гуманизма, либерализма, социализма – сугубо секулярных и вполне совместимых с атеизмом, даже прямо подменяющих веру в Бога, но, всё-таки, сохраняющих генетическую и ценностную связь с христианством, хотя и постепенно слабеющую.

Однако секулярные гуманистические концепции с ещё большим основанием можно назвать именно политическими христианством. Главной целью становится построение правильного, благого общества на Земле чисто человеческими силами и на протяжении определённого отрезка человеческой истории. Иными словами, на первое место выходит именно политика, полностью вытесняющая идею спасения души и будущей жизни не на этой, а на новой земле после завершения человеческой истории и второго пришествия Христа. При этом, нравственные основания в значительной степени остаются заимствованными из христианства, но подвергаются разного рода мутациям, меняющим их до неузнавания по направлению: «христианство – гуманизм (пост-христианство) – пост-гуманизм…».

Дальнейшее, произошедшее в XX веке, и происходящее в XXI веке, мы видим. Политическое христианство превращается уже в антихристианство, но это закономерный итог процесса, заданного, возможно, 1000 лет назад или даже раньше. С этих позиций также можно говорить, что история подходит к концу, искажая свои смыслы до противоположности либо полной их потери.

Очевидно, что понятие «политическое христианство» перекликается с использовавшимся выше понятием «политический ислам». С одной стороны, видна враждебность этих двух версий проекта «Рай на Земле», проявляющаяся и в прямых боевых действиях. С другой стороны, как уже упоминалось, их отношения неоднозначны, и для такого утверждения тоже есть основания. Их де-факто союзнические действия, основанные, в том числе, на общем понимании некоторых задач, представляются возможными.

Россия и, вероятно, до нас – Византия, были странами, не принявшими западный проект и главными силами, сопротивлявшимися ему – ортодоксальное христианство против политического.

Исключение составляет советский период. Россия приняла «советский проект», который можно рассматривать как частный случай проекта «Запад» или как проект «альтернативный Запад». В этом были и свои позитивные стороны – «советский проект» как «встречный пал» относительно «правильного» западного проекта, и даже «мировая коммунистическая революция» как ответный удар «мировой капиталистической революции», начавшейся существенно раньше, хотя и не провозглашённой её проводниками явно.

Необходимо добавить, что советский проект был принят не только в России, но и в ряде других стран, прежде всего, в крупнейшей стране мира – Китае, где он стал способом защиты государственного суверенитета и технико-экономического развития.

Дальнейшее также известно. Россия «вышла из проекта» - сначала из советского, а после из «правильного» западного, куда просто не удалось войти (см. выше). В настоящее время мы вернулись в положение «внепроектной» страны, противостоящей проекту «Запад», он же проект политического христианства, он же проект «Рай на Земле». А также, в настоящее время, и проекту политического ислама.

И, видимо, это уже последний виток противостояния в человеческой истории, «последняя мировая война».

В этом противостоянии положение России трудно назвать выигрышным. Как уже упоминалось, наша страна сейчас – это всего 2% мирового населения и 2%-3% мирового ВВП (зависит от методик подсчёта). В 5 раз меньше совокупного населения Европы и США и в 10-20 раз (также зависит от методик подсчёта) меньше их совокупного ВВП. Представим себе, что в 1941 США и Англия воевали бы не на нашей стороне, а на стороне Гитлера. Сейчас у нас есть оружие, позволяющее уничтожить любого противника на Земле и даже всех вместе, но в остальном позиции намного слабее. Вероятность масштабной войны между Россией и странами западного проекта невелика, но втягивание России в ряд локальных и региональных конфликтах (война против России чужими руками) в совокупности с жёстким экономическим давлением оставляет нам мало шансов на выживание, если мы не найдём достаточно мощных союзников.

К счастью, они появляются. На данный момент мы видим, что США и частично Европа меняют вектор, совершая своего рода контрреволюцию. Насколько она будет успешной (выше уже высказывались сомнения), покажет время, но есть надежда, что на ближайшие несколько лет Россия получает передышку и, возможно, обретает союзников в США и Европе.  

Китай тоже играет, на данный момент, скорее, в одной команде с нами. В то же время, китайское общество не монолитно. Путь развития Китая примерно так же рискован, как и наш – та же попытка «пройти по лезвию бритвы», не свалившись ни в западничество, ни в «реакционность». В Китае не может не быть прозападной элиты и конфликта между глобально и национально ориентированной частью общества. Там велика вероятность потрясений в ближайшие годы или десятилетия, что будет иметь многосторонние последствия, в том числе и непосредственно для наших юго-восточных границ.

Главная же проблема в идущем и грядущем противостоянии – мы сами, учитывая проблемы и болезни человека и общества, также упомянутые выше. Один западный политолог с досадой, но и с уважением написал, что Путин сильно играет имеющимися у него слабыми картами. Что бы ни имел в виду этот автор под слабыми картами, нам следует понимать, что слабые карты – это сейчас, прежде всего, мы сами, русские люди, граждане России. В то же время, остаётся надежда на сохранение у нас некоего стержня, духовных и душевных сил, и не утраченную способность мобилизоваться в экстремальных ситуациях.

Факторы разрушения и сценарий ближайших лет 

Соберём и рассмотрим вместе предпосылки и факторы разрушительных процессов, включая революционные, действующие на разных уровнях и по пунктам изложенные в работе (табл. 2).

Таблица 2. Предпосылки и факторы разрушительных (революционных) процессов в России

Проблема, в данном случае, в слишком обширной зоне неопределённости – это касается, прежде всего, региональных и глобальных аспектов. Принципиально невозможно предсказать, что и когда «выстрелит».

В целом же, у нас, выражаясь бухгалтерским языком, на данный момент сравнительно благоприятная «структура баланса». Факторы разрушения (условно говоря, пассивы) имеют преимущественно долгосрочный характер.

Факторы, удерживающие от разрушения в ближайшей перспективе (условно говоря, активы), преобладают, это:

Сильная власть, достаточно успешная и популярная в народе и создавшая на данном этапе определённое согласие (патриотический консенсус) в обществе;

Благоприятная внешнеполитическая конъюнктура (консервативно-патриотическая «контрреволюция» в США и Европе).

С наибольшей вероятностью эти факторы будут преобладать в ближайшие 7-8 лет (условно говоря, до 2024 года - завершения «второго второго» срока В.В. Путина на президентском посту и до тех пор, пока будет сохраняться консервативно-патриотический тренд на Западе).

Продолжая «бухгалтерские» аналогии, ликвидные активы против долгосрочных пассивов на данный момент и в ближайшие несколько лет. Однако далее мы вступаем в зону повышенных рисков, в том числе, и революционных процессов.

Среди «среднесрочных активов» следует отметить определённые меры власти, направленные на экономическое развитие, диверсификацию экономики, «отвязку от доллара» и от западных платёжных систем. В случае успешной реализации они дадут достаточно сильный эффект, вероятно, как раз к началу – середине 2020-х, что снизит риски приближающегося критического периода.

В то же время, ряд процессов разрушения и деградации идёт в «ползучем» режиме, с неизбежным нарастанием, что увеличивает риски и в середине 2020-х. Главное же то, что даже без революционных потрясений эти процессы, если не будут остановлены, способны разрушить Россию в перспективе ближайших 50 лет.

Заключение

Главным вопросом в нынешней крайне непростой и даже критической ситуации представляется вопрос, что может «простой», «слабый» человек, не имеющий рычагов управления страной и способный выступать на национальном, тем более – региональном и мировом уровне, разве что, в комичной роли «пикейного жилета» (чем, впрочем, многие и занимаются весьма охотно).

Вероятно, главное – сохранение связи поколений, сохранение контакта с собственными детьми. Если говорить о революции, то это всегда «восстаёт брат на брата, а сын на отца». Участники боевых действий в Донбассе говорили, что нередки случаи, когда отец воюет в ополчении, а сын – в «правом секторе».

Об этих же украинских событиях – покаянные стихи донецкой поэтессы Ирины Вязовой-Быковской:

Дед, это я виновата. Это моя вина.
Был на 9-е мая просто глоток вина.
Вечно спешила куда-то, ехала на шашлыки,
Дед, мы войну забыли, жили, как дураки.

Дед, это я виновата, некого обличать.
Я про фашизм забыла детям своим кричать,
Кланяться ветеранам Светлой Победы той
И поминать их в храмах перед иконой святой…

Есть нечто, что мы можем передать своим детям, если удержим связь с ними, дабы они не стали жертвой промывания мозгов со стороны разрушителей. Это уже немало, и это намного важнее, чем выступать в роли эксперта по глобальным вопросам.