Истинный рыцарь духа

Виссарион Григорьевич Белинский - великий деятель русской культуры. Литературный критик, философ, публицист, он оказал большое влияние на развитие русской литературы, общественной мысли и в целом культуры.

«Одно из самых чутких сердец и <...> самый подвижный, беспокойный, пламенный ум, страстно, мучительно и искренно искавший истины, никогда не боявшийся расстаться с тем, что он признавал заблуждением, и пуститься в новый путь для новых исканий»[1], - писал о нем В.Г. Короленко.

Годы жизни и творчества Виссариона Григорьевича пришлись на первую половину XIX века, и он, по масштабу своего таланта, был достойным современником великих Пушкина, Гоголя, Лермонтова, творчестве которых он так вдохновенно писал. То, что мы сейчас называем «золотым веком» русской литературы, создавалось в том числе и при участии Белинского.

В то время самобытная русская литература в ее высших проявлениях только начиналась. Необходимы были глубокое осмысление и точная критическая оценка новых литературных направлений и творчества современных авторов. Общество нуждалось не только в новой, великой, литературе, но и в ее понимании и, значит, осознании самого себя с помощью художественного слова. Вот эти задачи с присущей ему неистовой увлеченностью и выполнял Белинский.

И.С. Тургенев назвал Белинского «центральной натурой», «одним из руководителей общественного сознания своего времени»[2].

И.А. Гончаров сравнивал его роль в литературе с тем, что было сделано Гоголем: «Ему, как какому-то апостолу отрицания, пришлось разыграть в сфере критики и публицистики то же самое, что, другими способами и приемами, разыграл в искусстве Гоголь, и что, иначе уже, конечно, продолжало потом и продолжает разыгрываться или доигрываться почти всеми литературными деятелями до сих пор. На подобную начинательную литературную роль нужна была именно такая горячая натура, как его, и такие способы и приемы, какие с успехом были употреблены им: другие, более мягкие, покойные, строго обдуманные, не дали бы ему сделать и половины того, что сделал он, образуя тогда собой, вместе с Гоголем, почти всю литературу: надо было разрабатывать едва початую общественную почву»[3].

Белинский высоко ценил и горячо поддерживал самобытность, народность русской литературы. Он стал теоретиком и вдохновителем формировавшегося в то время реалистического направления русской литературы. Новая, реалистическая эстетика тогда далеко не всегда встречала понимание читающей публики. Так, например, к первым произведениям Гоголя зачастую относились несерьезно, они вызвали множество нападок за их простонародный колорит. Белинский первым разглядел в нем гениального художника, создавшего истинно поэтические творения, и упорно отстаивал эту точку зрения. Тем самым он оказал большую поддержку дальнейшему развитию гоголевского творчества и всего реалистического направления в целом. Без его поддержки, по замечанию И.А. Гончарова, «и Гоголь не был бы в глазах большинства той колоссальной фигурой, в какую он, освещённый критикой Белинского, сразу cтал перед публикой»[4].

П.В. Анненков вспоминал: «Одною из <...> далеко озаряющих вспышек была статья Белинского "О русской повести и повестях Гоголя", написанная вслед за выходом в свет двух книжек Гоголя: "Миргород" и "Арабески" (1835 год). Она и уполномочивает нас сказать, что настоящим восприемником Гоголя в рус­ской литературе, давшим ему имя, был Белинский. Статья эта вдобавок пришлась очень кстати. Она подоспела к тому горькому времени для Гоголя, когда, вследствие претензии своей на профессорство и на ученость по вдохновению, он осужден был выносить самые злостные и ядовитые нападки не только на свою авторскую деятельность, но и на личный характер свой. Я близко знал Гоголя в это время и мог хорошо видеть, как, озадаченный и сконфуженный не столько ярыми выходками Сенковского и Булгарина, сколько общим осуждением петербургской публики, ученой братии и даже приятелей, он стоял совершенно одинокий, не зная, как выйти из своего положения и на что опереться. <...> Руку помощи в смысле возбуждения его упавшего духа протянул ему тогда никем не прошенный, никем неожиданный и совершенно ему неизвестный Белинский, явившийся с упомянутой статьей в "Телескопе" 1835 года. И с какой статьей! Он не давал в ней советов автору, не разбирал, что в нем похвально и что подлежит нареканию, не отвергал одной какой-либо черты на основании ее сомнительной верности или необходимости для произведения, не одобрял другой, как полезной и приятной, - а, основываясь на сущности авторского таланта и на достоинстве его миросозерцания, просто объявил, что в Гоголе русское общество имеет будущего великого писателя. Я имел случай видеть действие этой статьи на Гоголя. Он <...> был доволен статьей, и более чем доволен: он был осчастливлен статьей, если вполне верно передавать воспоминания о том времени. С особенным вниманием остановился в ней Гоголь на определении качеств истинного творчества и раз, когда зашла речь о статье, перечитал вслух одно ее место: "Еще создание художника есть тайна для всех, еще он не брал пера в руки, - а уже видит их (образы) ясно, уже может счесть складки их платья, морщины их чела, изборожденного страстями и горем, а уже знает их лучше, чем вы знаете своего отца, брата, друга, свою мать, сестру, возлюбленную сердца; также он знает и то, что они будут говорить и делать, видит всю нить событий, которая обовьет и свяжет между собою..." - "Это совершенная истина", - заметил Гоголь. <...>

Решительное и восторженное слово было сказано, и сказано не наобум. Для поддержания, оправдания и укоренения его в общественном сознании Белинский издержал много энергии, таланта, ума, переломал много копий»[5].

Статьи Белинского о развитии русской литературы первой половины XIX века, о творчестве Пушкина, Гоголя, Лермонтова и других выдающихся писателей стали классикой. По глубине осмысления литературных произведений, изяществу стиля, философской наполненности и силе воздействия на общественное мнение они до сих пор не знают себе равных в жанре литературной критики.

Как отмечал В.Г. Короленко, «пока будет звучать русская речь, до тех пор, наряду с именами Пушкина, Лермонтова и Гоголя, каждое новое поколение будет вновь и вновь слышать имя Виссариона Белинского и перечитывать его пророческие страницы»[6].

Творчество Белинского далеко переросло рамки жанра литературной критики. Это была общественная деятельность гораздо более важного значения - просветительская, по существу. «Для него литература была одним из самых полных проявлений живых сил народа, - писал Тургенев. - Тогда следовало расчистить самый родник, уяснить первоначальные понятия современников о том, что в словесности нашей представлялось как правда и как красота, следовало сказать обо всех ее явлениях искреннее и смелое слово, - и Белинский принялся за это дело со всей несокрушимой энергией своей восторженной натуры»[7].

Имея огромное влияние на читающую Россию, Белинский много сделал для воспитания эстетического вкуса читателей, для того, чтобы создаваемые шедевры русской словесности получили должное понимание и поддержку. Ведь великая литература не может существовать в обществе, где нет потребности в такой литературе и где ее не понимают. Литература тогда была не только эстетическим явлением, но и имела большое значение для самосознания и просвещения общества, и деятельность Белинского соответствовала масштабу этих задач. Как подчеркивал Тургенев, «Белинский любил Россию; но он также пламенно любил просвещение и свободу: соединить в одно эти высшие для него интересы - вот в чем состоял весь смысл его деятельности, вот к чему он стремился»[8].

Белинский горячо поддержал первые шаги в литературе никому еще не известного Ф.М. Достоевского, придав тем самым мощный импульс дальнейшему развитию его таланта. Через много лет, в конце жизни, Достоевский вспоминал о своей встрече с великим критиком, который в напутствие начинающему писателю произнес восторженную речь, завершенную словами: «Вам правда открыта и возвещена как художнику, досталась как дар, цените же ваш дар и оставайтесь верным и будете великим писателем!..»[9].

Достоевский отмечал свое потрясающее впечатление от этого события - от той энергичной, «неистовой», щедрой поддержки, которую оказал ему Белинский, как будто передав ему заряд духовных сил для преодоления многих жизненных испытаний. В 1877 году в «Дневнике писателя» Достоевский об этом писал: «Я вышел от него в упоении. Я остановился на углу его дома, смотрел на небо, на светлый день, на проходивших людей и весь, всем существом своим, ощущал, что в жизни моей произошел торжественный момент, перелом навеки, что началось что-то совсем новое, но такое, чего я и не предполагал тогда даже в самых страстных мечтах моих. <...> "О, я буду достойным этих похвал, и какие люди, какие люди! Вот где люди! Я заслужу, постараюсь стать таким же прекрасным, как и они, пребуду «верен»! О, как я легкомыслен, и если б Белинский только узнал, какие во мне есть дрянные, постыдные вещи! А всё говорят, что эти литераторы горды, самолюбивы. Впрочем, этих людей только и есть в России, они одни, но у них одних истина, а истина, добро, правда всегда побеждают и торжествуют над пороком и злом, мы победим; о к ним, с ними!"

Я это всё думал, припоминаю ту минуту в самой полной ясности. И никогда потом я не мог забыть ее. Это была самая восхитительная минута во всей моей жизни. Я в каторге, вспоминая ее, укреплялся духом. Теперь еще вспоминаю ее каждый раз с восторгом»[10].

И это он написал несмотря на то, что в дальнейшем их пути разошлись. Но, тем не менее, Достоевский признавал, что великий критик сделал очень много для развития его писательской судьбы. Впрочем, была между их идеями, как отмечал Д.С. Мережковский, и глубинная связь:

«Вопрос о бессмертии есть не что иное, как религи­озный вопрос о личности. Не потому ли Белинский разочаровался в социализ­ме, по крайней мере, в социализме как религии, что Молох общественности, «социальности», точно так же как Молох Общего, не ответил ему на религиозный вопрос о личности? <...>

"Цель христианской религии - возведение личности до субстанции", т. е. до Бога, говорит Белинский так ясно и отчетливо, как только можно сказать. <...> "Отвержение здешней жизни есть отвержение всякого бытия. Без глубокой страдальческой любви к земной жизни мне непонятна жизнь по ту сторону гроба".

Эта страдальческая любовь к земле, соединяющая землю с небом, не то же ли, что "целование земли", которым Алеша преодолевает бунт Ивана Карамазова, - не глубочайшая ли религиозная мысль Достоевского?»[11].

Мережковский также писал о Белинском - «первом русском интеллигенте»: «От его бытия - наше, бытие всей русской интеллигенции. Если всю ее соединить в одно лицо, то будет он»[12]. И неожиданно современно звучит замечание Мережковского, который цитирует слова Белинского: «"Да будет проклята всякая народность, исключающая из себя человеч­ность!"- эта правда Белинского нам сейчас нужнее всего»[13].

Белинского считали своим учителем, дружбой с ним гордились крупнейшие писатели того времени -  Н.А. Некрасов, И.С. Тургенев, Д.В. Григорович, И.А. Гончаров и др. Некрасов писал:

Белинский был особенно любим...

Молясь твоей многострадальной тени,

Учитель! перед именем твоим

Позволь смиренно преклонить колени!

В те дни, как всё коснело на Руси,

Дремля и раболепствуя позорно,

Твой ум кипел - и новые стези

Прокладывал, работая упорно.

Ты не гнушался  никаким трудом:

«Чернорабочий я - не белоручка!» -

Говаривал ты нам - и напролом

Шел к истине, великий самоучка!

Ты нас гуманно мыслить научил,

Едва ль не первый вспомнил о народе,

Едва ль не первый ты заговорил

О равенстве, о братстве, о свободе.[14]

Не только литературным талантом, но и незаурядным масштабом своей личности, бескомпромиссной честностью в отстаивании истины Белинский снискал безграничное доверие своих почитателей и уважение оппонентов. «Неистовый Виссарион» (как называли его друзья) остался в истории русской культуры не только своими произведениями, но и как пример беспредельной искренности и неустанного пути к истине. Обращая на это внимание, В.Г. Короленко подчеркнул: «Кроме той массы идей, которые он в течение своей недолгой карьеры пустил в обращение, которыми мы и за нами наши дети будут пользоваться, не всегда даже связывая их с первоисточником, - кроме стольких-то печатных томов и страниц, Белинский заве­щал нам еще цельный, живой образ, который останется навсегда, наряду с лучшими созданиями гениальнейших поэтов. Этот образ - он сам, с его страстною жаждой истины, с его исканиями и искренностью. <...> Это был истинный рыцарь духа, без страха и упрека, и русская литература всегда с гордостью будет обращать на него взгляды, как на своего подвижника и святого! И это - быть может, самая бессмертная доля того, что нам осталось от Белинского»[15].

Характеризуя своеобразие деятельности Белинского и его роль в истории русской культуры, И.А. Гончаров писал: «Понятно, что, соединяя в себе роли публициста, эстетического критика и трибуна, провозвестника новых грядущих начал общественной жизни, он неизбежно должен был впадать в резкости, иногда крайности, в лихорадку торопливости, увлечений, разочарований, раздражений, эфемерных симпатий, несправедливых антипатий и недомолвок - словом, непрерывной борьбы, без оглядки назад и без остановок! Кто не оправдает его, вспомня, с какой умственной и нравственной тьмой надо было бороться, в каком застое покоилась масса, перед которой он проповедовал? Крепостное право лежало не на одних крестьянах - и ему приходилось еще оспаривать право начальников - распоряжаться по своему произволу участью своих подчиненных, родителей - считать детей своей вещественной собственностью и т.д. - и тут же рядом объяснять тонкость и прелесть пушкинской и лермонтовской поэзии»[16].

Словом, в том, что в истории отечественной культуры существует такая вершина, как «золотой век» русской литературы, в том, что в России распространялись идеи гуманизма и демократического развития, приближались реформы, принесшие обществу гражданские права и свободы, - во всем этом есть значительная заслуга В.Г. Белинского.

*        *        *

Приближающийся юбилей заставляет задуматься о том, что сделано для увековечения памяти великого критика.

Более 70 лет назад был создан музей-усадьба Белинского на его родине - в городе Чембар Пензенской области (с 1948 года это город Белинский). Музейная экспозиция расположена в доме, где жила семья Белинских, в находящемся поблизости доме купца Антюшина и в здании уездного училища, где учился Виссарион Григорьевич. Этот литературно-мемориальный комплекс (наряду с соседними лермонтовскими Тарханами) - главное культурное достояние Пензенщины.

Люди отовсюду приезжают в город детства и юности Белинского, в те края, откуда произошел род Белынских, где его отец служил уездным врачом, а дед - сельским священником, на склоне лет удалившимся в затворническую жизнь в посте и молитве - фактически принявшим схиму (он, по-видимому, тоже в своем служении был «неистовым», как потом его внук Виссарион).

Сейчас, когда до юбилея осталось немногим больше года, необходимо отремонтировать и привести в должный вид единственный в стране (и в мире) музея Белинского, объединив усилия федеральных и региональных ведомств. Всем сооружениям давно требуется ремонт, одним - капитальный, другим - косметический.

В Пензенской области к юбилею планируется провести ремонт мемориальных зданий, издать фотоальбом-путеводитель, рассказывающий о музее, и провести в Пензе научную конференцию, посвященную его творчеству. Однако совершенно неправильно было бы сводить предстоящий юбилей лишь к региональному уровню и ограничивать все готовящиеся мероприятия только Пензенской областью. Белинский - фигура общероссийского масштаба, а не областного. Его творчество - часть российской и мировой культуры. Вот почему юбилейные мероприятия должны выйти далеко за пределы Пензенщины.

В частности, уместно было бы установить мемориальную доску в бывшей русской крепости Свеаборг (ныне - Соуменлинна, Финляндия), где родился и провел первые несколько лет жизни Белинский, так как там служил его отец - штаб-лекарь, участник Отечественной войны 1812 года, награжденный медалью за одно из сражений.

Следовало бы отреставрировать уже давно существующую мемориальную доску в польском городе Щавно-Здруй (бывший Зальцбрунн) - на доме, где Белинский останавливался в 1847 году, приехав для лечения на воды, и где он написал свое известное письмо к Гоголю.

Практически вся творческая биография Белинского связана с Москвой и Петербургом. Но, к сожалению, в обеих российских столицах нет его музея, хотя сохранились дома, в которых он жил и в которых можно было бы создать музей или мемориальные комнаты. В Петербурге лишь установлена мемориальная доска на одном из таких домов - на углу Невского проспекта и Фонтанки.

*        *        *

Но самые большие и не реализованные до сих пор возможности увековечения памяти Белинского существуют в Москве, где он жил 10 лет (с 1829 по 1839 годы) и где были напечатаны многие известные его статьи. Вполне закономерно, что в столице была увековечена память Белинского - в 1920 году его именем была названа улица, где он жил (ближайший к зданию МГУ переулок между Тверской и Большой Никитской улицами). Однако в начале 1990-х годов это название было ликвидировано (теперь это Никитский переулок).

Понятно, что это не единственное литературное название, исчезнувшее в то время с карты Москвы, - исчезли, например, и такие названия улиц, как «Пушкинская», «Чехова», «Алексея Толстого», «Герцена». Однако память этих писателей увековечена в Москве другим образом - существуют их музеи, им установлены памятники, их именами названы театры, библиотеки и т.д. В этом смысле переименование улицы Белинского в Никитский переулок было случаем исключительным - ведь с этим переименованием почти полностью была стерта с московских улиц память о нашем великом соотечественнике, о котором мы все знаем еще со школьных лет, о деятельности которого написано множество книг и научных трудов.

Словом, волна переименований начала 90-х годов в данном случае перехлестнула через край. Тем более что Никитских в этой местности существует, кроме переулка, еще четыре наименования - Большая Никитская улица, Малая Никитская улица, Никитский бульвар, Никитские ворота.

Правда, Белинский жил и по другим адресам:

- в районе Петровки в Рахмановском переулке (письмо Белинского А.А. Краевскому 14 января 1837 года: «Адрес мой: Виссариону Григорьевичу Белинскому, на Петровке, в Рахмановском переулке, в доме князя Касаткина-Ростовского, № 22»[17]);

- на Тверской улице (письмо Белинского матери М.И. Белинской 25 мая 1834 года: «Живу я теперь на Тверской улице, почти против дому генерал-губернатора, в мезонине, который составляет собою третий этаж огромного дома Варьгина»[18]);

- в районе Остоженки в Савеловском (теперь - Пожарском) переулке (письмо Белинского М.А. Бакунину 21 ноября 1837 года: «Мой адрес: на Стоженке, в приходе Воскресения, в Савеловском переулке, в доме полковницы Ефремовой»[19]);

- на улице Старой Басманной в здании Константиновского межевого института, где он преподавал в 1838 году (письмо Белинского И.И. Панаеву 26 апреля 1838 года: «Письма адресуйте на мое имя - в дом Межевого института»[20]);

- в Большом Левшинском переулке.

Но переулок между Тверской и Большой Никитской - это, наверное, самый известный адрес Белинского, тем более что эта улица - ближайшая к университету, где учился Белинский. Здесь, на этой улице, в так называемом «ректорском корпусе» Московского университета он жил в квартире Николая Ивановича Надеждина - ученого-филолога, литературного критика, профессора Московского университета, издателя журнала «Телескоп» и газеты «Молва». В этих изданиях было напечатано множество статей Белинского, в том числе его выдающиеся работы «Литературные мечтания» и «О русской повести и повестях г. Гоголя». Журнал «Телескоп» вошел в историю еще и тем, что в нем было в 1836 году впервые опубликовано «Философическое письмо» П.Я. Чаадаева. За это журнал был закрыт, а его издатель отправлен в ссылку.

Этот адрес отличается от других московских адресов Белинского тем, что здесь, в гостеприимном доме Надеждина, он получил редкую счастливую передышку в своей многотрудной московской жизни, которая зачастую сопровождалась различными неустройствами: бытовыми неурядицами, постоянной нуждой и подорванным во многом по этой причине еще в молодости здоровьем. Здесь для него был редкий островок благополучия, когда Москва как бы повернулась к нему своей счастливой, праздничной стороной.

Он писал брату К.Г. Белинскому 3 августа 1834 года: «Нынешний день переезжаю на новую квартиру, к Надеждину.»[21], затем 17 августа 1834 года: «Я перебрался к Надеждину и живу у него уже две недели. Жить мне очень недурно; у меня особенная комната. <...> Вот, видишь ли, и на моей улице настает праздник; терпел, терпел, да и вытерпел. Теперь Надеждин уехал (14 числа) ревизовать Тульскую и Рязанскую губернии и поручил мне журнал и дом, где я теперь полный хозяин: держу расход, то есть выдаю кухарке деньги на стол и прочее, пользуюсь его библиотекою и живу припеваючи»[22].

Поддержка Надеждина имела большое значение для Белинского в начале его творческого пути. А деятельность Надеждина как литературного критика стала как бы предтечей творчества Белинского, благодаря которому жанр литературной критики достиг небывалой высоты. Вот почему с этим местом на московской земле, с этим переулком (тогда - Долгоруковским, сейчас - Никитским) так много, по существу, связано в жизни великого критика. Не случайно именно он был переименован в улицу Белинского. Это место - не рядовое, знаковое в его биографии. Таким же особенно важным оно должно быть и в плане увековечения его памяти в Москве.

Вообще же с увековечением памяти Белинского в Москве дело обстоит предельно скромно - почти никак. В 1984 году был снесен дом в Рахмановском переулке, в котором много времени в разные годы (в 1832-1834, 1835 и 1837 годах) жил Белинский. Предварительно с этого дома была снята посвященная ему мемориальная доска. Был снесен также и дом в Савеловском переулке, где жил Белинский. О его жизни и деятельности в Москве напоминает лишь мемориальная доска на доме 6/2 в Большом Левшинском переулке.

Впрочем, даже и эта мемориальная доска имеется здесь только формально. Она расположена в самом укромном уголке здания - так, что ее вряд ли могут заметить прохожие. Кроме того, напротив нее посажен огромный пышный куст, который своими ветвями и листьями окончательно скрывает ее от глаз людей - даже тех, кто нарочно хотел бы увидеть этот знак памяти о великом человеке.

Содержание мемориальной доски также могло бы быть более объективным по отношению к Белинскому. Оно таково: «В этом доме в 30-х годах ХIХ века жил великий русский критик, философ и революционный демократ Виссарион Григорьевич Белинский». Однако давно уже прошло то время, когда всех выдающихся деятелей во всех областях старались по возможности причислить к революционерам. Революционность находили и в Пушкине, и в Лермонтове и т.д., а в деятельности Белинского - вообще выставляли на первый план. Он, конечно, много способствовал не только развитию литературы, но и самосознанию и демократизации российского общества, просвещению и приближению необходимых реформ. Но разве всё это можно свести к «революционности»? Разве постоянно существующая необходимость развития общества - это только дело революции?

Всё же в современном представлении революционер - это нечто иное, что-то вроде «комиссара в пыльном шлеме». А для Белинского это слишком узкое определение. Конечно, можно его просветительскую, в сущности, деятельность, его борьбу за демократизацию общества, за гражданские права и свободы преподносить как революционность. Можно преподносить таким образом и его выступления против крепостного права, начиная с его юношеской драмы «Дмитрий Калинин». Но в те же самые десятилетия, когда Белинский выступал против этого порока российского общества, на самом высоком государственном уровне реформа, отменяющая крепостное право, готовилась, и через 13 лет после его смерти она произошла.

Практически получилось, что выступления Белинского, в которых так ярко выразились настроения многих просвещенных людей того времени, по существу, приближали реформу. Другое дело, что сама по себе реформа не была панацеей. Внешние преобразования не могут решить проблему духовно-нравственного совершенствования человека, о чем, например, писал Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями». Однако движение общества в сторону демократизации и гражданских свобод было насущным и необходимым, и Белинский был одним из тех, кто значительно способствовал развитию России в этом направлении. Уже одно это является его огромной исторической заслугой и совершенно не вмещается в рамки пресловутой «революционности».

На мемориальной доске для того, чтобы точнее обозначить исторические заслуги Белинского, следовало бы написать: «В этом доме в 30-х годах ХIХ века жил великий русский критик, философ, публицист, борец за демократическое развитие и просвещение России Виссарион Григорьевич Белинский».

Художественное оформление этой мемориальной доски также оставляет желать лучшего. Тот, кто ее создавал, явно не слишком утруждал себя поиском художественного и архитектурного решения этого «объекта». Да и сегодняшнее состояние мемориальной доски говорит о ее заброшенности: облупившиеся буквы, отвалившийся гвоздь - один из четырех, которыми она прикреплена к стене.

Таким образом, единственный в Москве знак памяти Белинского и сам по себе требует усовершенствования, и местоположение его тоже оставляет желать лучшего - сегодня оно таково, что номинально мемориальная доска есть, а по существу ее нет.

Необходимо, чтобы память о нашем великом соотечественнике, так много сделавшем для России, была увековечена в Москве более значительно. Этот вопрос приобретает особенную актуальность в связи с предстоящим 200-летием со дня рождения Белинского. В преддверии этого юбилея было бы уместным осуществить ряд мероприятий по увековечению его памяти:

- вернуть Никитскому переулку название «улица Белинского»;

- поместить здесь посвященную ему мемориальную доску;

- создать на этой улице музей (мемориальные комнаты) Белинского в доме, где он жил - в бывшем «ректорском корпусе». Тем более что этот дом замечателен не только тем, что здесь жил Белинский, но и тем, что это самое древнее здание на территории МГУ. Построенный в середине ХVIII века и приобретенный Университетом в 1802 году, этот особняк стал единственным в университетских владениях зданием, уцелевшим при пожаре 1912 года;

- реставрировать или создать новую мемориальную доску на доме 6/2 в Большом Левшинском переулке и поместить ее на фасаде здания так, чтобы она была видна прохожим;

- установить мемориальную доску на здании бывшего Межевого института, где Белинский преподавал и жил в 1838 году - ул. Старая Басманная, д. 21/4. Сейчас здесь находится Московский государственный университет инженерной экологии;

- вернуть имя В.Г. Белинского библиотеке № 138 на Малой Калитниковской улице, которое было присвоено ей в 1920 году и каким-то непонятным образом исчезло в начале 1990-х годов;

- установить памятник Белинскому.

Для памятника наиболее подходящим местом является Петровский бульвар), расположенный рядом с Рахмановским переулком, где Белинский жил дольше, чем по какому-либо другому московскому адресу. И хотя мемориальный дом был снесен и на его месте воздвигнуто довольно аляповатое строение, но тем не менее этот район во многом сохранил исторический колорит, московскую атмосферу. Было бы логично и уместно, если бы здесь был установлен памятник всем известному деятелю культуры, великому критику, философу, публицисту, первому русскому интеллигенту, «рыцарю духа», «неистовому Виссариону» - В.Г. Белинскому.

Другой вариант места для памятника Белинскому - в районе Никитского переулка, на территории МГУ, например, возле бывшего «ректорского дома».

 Надо отметить, что Белинский любил Москву и восхищался ею с тем неистовым энтузиазмом, с которым вообще восхищался всем прекрасным, где бы его ни встречал, - в литературе ли, в жизни ли. Живя вдали от Москвы, в Петербурге, скучал по ней: «С какой бы радостию побыл я хоть минутку в милой Москве, послушал бы царственного гула ее колоколов, взглянул бы на святой Кремль и на бодрых московских людей с бородками»[23].

«Сердце царства русского»[24], - так писал он о Москве и признавался: «С Москвою у меня соединено всё прекрасное жизни»[25], «Москва для меня город незабвенный, родной моему сердцу»[26], «Чем более в ней живешь, тем более ее узнаешь, тем более ею пленяешься. Изо всех российских городов Москва есть истинный русский город, сохранивший свою национальную физиогномию, богатый историческими воспоминаниями, ознаменованный печатию священной древности, и за то нигде сердце русского не бьется так сильно, так радостно, как в Москве»[27].

Одно из самых сильных впечатлений на только что приехавшего в Москву юного Белинского произвел памятник Минину и Пожарскому на Красной площади. Как будто предчувствуя предстоящий ему подвиг во имя развития отечественной культуры, будущий великий критик в письме друзьям-землякам А.П. и Е.П. Ивановым в 1829 году восклицал: «Когда я прохожу мимо этого монумента, когда я рассматриваю его, друзья мои, что со мною тогда делается! Какие священные минуты доставляет мне это изваяние! Волосы дыбом подымаются на голове моей, кровь быстро стремится по жилам, священным трепетом исполняется всё существо мое, и холод пробегает по телу. "Вот, думаю я, вот два вечно сонных исполина веков, обессмертившие имена свои пламенною любовию к милой родине. Они всем жертвовали ей: имением, жизнию, кровию. Когда отечество их находилось на краю пропасти, когда поляки овладели матушкой Москвой, когда вероломный король их брал города русские, - они одни решились спасти ее, одни вспомнили, что в их жилах текла кровь русская. В сии священные минуты забыли все выгоды честолюбия, все расчеты подлой корысти - и спасли погибающую отчизну. Может быть, время сокрушит эту бронзу, но священные имена их не исчезнут в океане вечности. Поэт сохранит оные в вдохновенных песнях своих, скульптор в произведениях волшебного резца своего. Имена их бессмертны, как дела их. Они всегда будут воспламенять любовь к родине в сердцах своих потомков. Завидный удел! Счастливая участь!"»[28].

*        *        *

Но не только архитектурно-мемориальные мероприятия необходимы. В юбилейный год следовало бы провести научную конференцию, посвященную творчеству Белинского (не только в Пензе, но и в Москве) и переиздать его избранные сочинения. Было бы также целесообразно включить его произведения, прежде всего статьи о творчестве классиков русской литературы, в школьную программу.

Но, может быть, самое важное - преодолеть возникающее порой из каких-то, по-видимому, конъюнктурных соображений нигилистическое отношение к лучшим достижениям отечественной культуры, даже если этот примитивный нигилизм выдается за «новое слово» и чуть ли не за научное открытие. Сколько раз уже «отрицатели» разных времен пытались «сбросить с корабля современности» то одного, то другого классика (то Пушкина, то Достоевского, то теперь Белинского). Но проходит время, и такие попытки, убогие по существу, кажутся просто смешными, а классики - по-прежнему остаются актуальными.

Являясь наследниками великой русской культуры, мы не должны забывать тех, кто так много сделал для ее создания, не должны быть неблагодарными «Иванами, не помнящими родства». Общество, которое отказывается от своей истории, своей культуры, от памяти о ее лучших представителях, - такое общество, как говорится, «рубит сук, на котором сидит». Оно лишается духовной основы для своего существования и развития.

Не будем же неблагодарными по отношению к деятельности Виссариона Григорьевича Белинского - одного из великих наших соотечественников. Для этого, в частности, необходимо в преддверии юбилея должным образом увековечить память этого выдающегося человека.

Иллюстрации

Рис. 1. Бывший «ректорский корпус» Московского университета. Современный вид.

Рис. 2. Мемориальная доска В.Г. Белинскому на доме 6/2 в Большом Левшинском переулке.

Рис. 3. Здание бывшего Межевого института, где Белинский преподавал и жил в 1838 году, ул. Старая Басманная, д. 21/4.

Рис. 4. Петровский бульвар.

________________________________________________________

 Также рекомендуем книгу:

В.Г. Белинский Из писем. «Я хочу добраться до истины» / Составление и вступительная статья И.Р. Монаховой. – Москва: Книгоиздательство «АБВ», 2015 – 192 стр.

Письма Белинского интересны не только как яркий документ своей эпохи, живо передающий атмосферу ее идейного и духовного поиска. Многие размышления «неистового Виссариона» о жизни, о философии и религии, о судьбе личности в обществе и мироздании, о любви, дружбе, счастье, страдании и, конечно, о литературе и искусстве – это ценные зерна мудрости, актуальные на все времена. В переписке Белинского – живое движение мысли, ищущей ответы на «вечные» вопросы. «Я хочу добраться до истины, а не торжествовать победу», – заметил он в одном из писем.

Издание адресовано широкому кругу читателей, интересующихся историей русской литературы и общественной мысли.

[1] В.Г. Короленко. Собр. соч. М., 1955. Т. 8. С. 7.

[2] И.С. Тургенев. Собр. соч. М., 1979. Т. 12. С. 302.

[3] И.А. Гончаров. Очерки. Статьи. Письма. Воспоминания современников. М., 1986. С. 277-278.

[4] И.А. Гончаров. Очерки. Статьи. Письма. Воспоминания современников. М., 1986. С. 279.

[5] П.В. Анненков. Литературные воспоминания. М. 1983. С. 160-162.

[6] В.Г. Короленко. Собр. соч. М., 1955. Т. 8. С. 8.

[7] И.С. Тургенев. Собр. соч. М., 1979. Т. 12. С. 304.

[8] И.С. Тургенев. Собр. соч. М., 1979. Т. 11. С. 270-271.

[9] Ф.М. Достоевский. Собр. соч. М., 2004. Т. 9, кн. 2. С. 33.

[10] Ф.М. Достоевский. Собр. соч. М., 2004. Т. 9, кн. 2. С. 34.

[11] Д.С. Мережковский. Вечные спутники. М., 1996. С. 504-506.

[12] Д.С. Мережковский. Вечные спутники. М., 1996. С. 506-507.

[13] Д.С. Мережковский. Вечные спутники. М., 1996. С. 507.

[14] Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. Т. 3. Л., 1982. С. 19.

[15] В.Г. Короленко. Собр. соч. М., 1955. Т. 8. С. 8-10.

[16] И.А. Гончаров. Очерки. Статьи. Письма. Воспоминания современников. М., 1986. С. 278-279.

[17] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI, с. 125.

[18] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI. С. 110.

[19] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI. С. 223.

[20] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI. С. 234.

[21] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI. С. 114.

[22] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI. С. 114-115.

[23] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI. С. 447.

[24] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI. С. 29.

[25] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI. С. 130

[26] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI. С. 97.

[27] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI. С. 30.

[28] В.Г. Белинский. Полн. собр. соч. М, 1956. Т. ХI. С. 31.