П. А. Вяземский: «запоздалый» или опередивший?

Для адекватного восприятия, понимания и интерпретации лирики П. А. Вяземского – одной из значимых фигур «золотого века» русской поэзии – необходимо специальное внимание к значениям и контекстуальным смыслам полисемантичных лексем и словосочетаний. Задача статьи – установить контекстуальные смыслы лексемы "запоздалый", которые частично носят идеологический характер, а частично объясняются своеобразием жизненной позиции и самосознания лирического героя.  

Жизненный и творческий путь П. А. Вяземского (1792–1878) охватывает практически весь XIX век, эволюция его мировоззрения может при ближайшем рассмотрении оказаться весьма поучительной для нашего времени. Герменевтика художественного слова позволяет рассмотреть значимые элементы поэтического мира буквально «под микроскопом», в зеркале малого – крупные социальные явления. 

Нередко думают, что в эпических и лирических произведениях наиболее значимые для идиостиля и «художественной философии» – высокочастотные слова. Верно и другое: показательным может быть даже единичное словоупотребление (например, ключевое для Н. С. Лескова слово соборянеиспользуется в одноименном романе лишь один раз – в его названии), поскольку «сама единичность или низкочастотность может трактоваться как проявление особо трепетного отношения к именуемому» [5, с. 280]. Предмет данной статьи – словоупотребления прилагательного и существительного (субстантивата) запоздалый в лирике Вяземского По данным «Словаря поэтического языка П. А. Вяземского» [4], всего словоупотреблений лексемы запоздалый – девять (в шести произведениях). Употреблений мотивирующего глагола запоздать – четыре (в четырех произведениях). Словоупотребления лексемы запоздалый концентрируются в заключительном периоде творчества (1856–1878), зрелом, во многом исповедальном. На склоне лет появляется возможность ретроспективно осмыслить не только свой жизненный путь, но и взвешенно оценить приходящее «новое», которое, по слову Экклезиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Еккл. 1: 9), – чаще всего оказывается повторением старого. 

Со словоупотреблениями прилагательного и существительного запоздалый, с их разными значениями и контекстуальными смыслами у Вяземского связано несколько мотивных комплексов (ни в советские, ни в «послесоветские» годы рассматриваемые стихотворения по большей части не публиковались, поэтому далее мы цитируем преимущественно по дореволюционному Полному собранию сочинений) [6]. 

Исходные, самые очевидные смыслы лексемы запоздалыйкак отглагольного прилагательного (подавляющее большинство словоупотреблений) составляют часть концепта «Время», фиксируют отношение кого-чего-л. к периодам и течению времени, к точкам временнόй оси, ср. толкования В. И. Даля: «Запаздывать, запоздать где, оставаться до поздней поры, долее, чем следовало или чем предполагалось; – куда, опаздывать, быть задержанным в ином месте. <…> Запоздалый, опоздавший, поздний. Запоздалая помощь. Запоздалое раскаянье. Запоздалый путник, отсталой, или которого застигла поздняя пора, ночь, осень…» [8, т. 1, с. 611]. Эти смыслы у Вяземского – в мотивах отцветающей жизни: увядающей природы (из пейзажной зарисовки (здесь и далее в цитатах из Вяземского курсив мой. – В. В.): «Всюду жизнь, очарованье! / И по воздуху разнес / Свежих трав благоуханье / Запоздалый сенокос» («Очерки Карлсбада», 1858) [6, т. 11, с. 305]) и своей творческой жизни, как в воспоминании о смерти старого друга Дениса Давыдова («Зову – молчит припев бывалый; / Ищу тебя – но дом твой пуст; / Не встретит стих мой запоздалый / Улыбки охладевших уст» («Эперне», 1854) [7, с. 325]; о своем преклонном возрасте, при возвращении в усадьбу: «Неузнанный вхожу под твой знакомый кров / Я, запоздалый гость другого поколенья» («Остафьево», 1857) [Там же, с. 346]. 

Бинарный мотивный комплекс – сочетание традиционного мотива «отцов и детей», конфликта поколений, с мотивом ускорения времени, при неопределенности направления и цели движения, – лишь бы «вперед», – в заздравной «Песни в день юбилея графа Д. Н. Блудова» (1851) [6, т. 4, с. 365–367]: «Наш бойкий век пари́т и пáрит, / Парами гонит он и жжет, / Он жизнь торопит, время старит / И все кричит: вперед, вперед!». Недоверие к самоцельному прогрессу, чреватому опасным разрывом времен и поколений, небрежением опытом прошлого (еще у Шекспира: «Порвалась дней связующая нить»), в юбилейной «Песни…» – сквозной мотив: «Что день – то новое начало, / Что день – с вчерашним днем разрыв… <…> Преданий связь давно забыта, / С прошедшим справиться смешно, / И память наглухо забита, / Как в доме лишнее окно». Едва ли не центральное место занимает строфа с эпитетом запоздалый при ироничном именовании лицаолух, – что скорее биографическая автохарактеристика близящегося к 60-летию Вяземского, чем колкость в адрес чиновного юбиляра: «Делам и людям срок дан малый. / Вчерашний гений, поглядишь, / Уж нынче олух запоздалый / И век любимцу кажет шиш!»

Через десять лет в исповедальном стихотворении «Для стариков я слишком молод…» (1860) [Там же, т. 11, с. 343] мотив личностного разрыва со временем и людьми выражается острее. Инициальный лексикосемантический параллелизм напряженных оппозиций («Для стариков я слишком молод, / Для молодых я слишком стар: / Одни в вину мне ставят – холод, / Другие – неуместный жар») предваряет драматический новый смысл эпитета запоздалый, маркирующего мотив как бы «выпадения из времени»: «Кому кажусь “в оттенке алом”, / Кому же выжившим из лет / И в тупоумье запоздалом / Не знающим: где тьма, где свет?» Мотив одиночества, устойчивый у позднего Вяземского [см., например,2], в этом стихотворении ассоциируется с той «средней дорогой», которая избрана исповедальным лирическим героем: «Идешь ли среднею дорогой? / Тебе со всеми врозь идти; / Ни добрым словом, ни подмогой / Никто не встретит на пути. // Но к крайности себя причисли – / И застрахован твой успех; Спокойный ум и зрелость мысли / Для многих – жалость или смех». 

Вершинное произведение рассматриваемого мотивного ряда включает лексему запоздалый в функции существительного – именования лица по его отношению к течению и изменениям социальной жизни во времени. 

В 1864 году 72-летний князь П. А. Вяземский, уже переживший большинство своих друзей, пишет большое исповедальное стихотворение – поэтическую жалобу «Где запоздалого найти мне? Бога ради…» [6, т. 12, с. 181–186]. Но не на невзгоды, которых в его жизни было более чем достаточно, не на старость и немощи, – на отсутствие единомышленника, которого он называет «запоздалым», сетует стареющий аристократ, поэт и государственный деятель. 

Кольцевая композиция: субстантиват запоздалый открывает и закрывает стихотворение, маркируя ключевую тему с многозначным и многозначительным содержанием. Инициальные строки: 

Где запоздалого найти мне? Бога ради,

Скажите. За толпой пусть он плетется сзади,

С ним мыслью хочется, меняясь, отдохнуть:

Все ж где-нибудь он был, все ж видел что-нибудь,

Все ж знает что-нибудь и с опытом справлялся;

За прогрессистами бежать я запыхался.

Кружится голова, захватывает дух,

От треска громких слов оглох мой бедный слух…

Воспринимается текст как некая «шифровка». Кто этот «запоздалый»? Из контекста ясно, что он оппозитивен «прогрессистам». Отрицательное определение не определение, однако подсказка, на которую нужно опереться: сетует Вяземский на некие тенденции в той части поколения «передовых людей», которые больше других на виду, которые позиционируют себя как деятели, за которыми завтрашний день, – как «прогрессисты». 

Стихотворение в целом можно воспринимать и как гневную филиппику, предмет которой – вечные людские пороки, в современном поколении не только не умалившиеся, но скорее расцветшие, и как горестную ламентацию: достойным ли достается этот самый завтрашний день… Финальные строки – заключительные штрихи к собирательному портрету «прогрессистов». Заметим: у поэта Вяземского долгое дыхание, он мыслит и пишет многокомпонентными предложениями и пространными периодами, что делает задачу в меру сжатого, но корректного и наглядного цитирования весьма непростой. Только заключительные строки:  Фиглярство смельчаков и робость малодушных,

Успеха наглого поклонников послушных, 

Привыкших перед ним колено преклонять, 

Готовых всякому насильству честь воздать 

И право давности за ним признать с испугу:

Все стачки с низкими потворствами друг другу

Передовых людей, чтоб задних обмануть, 

И к цели, мимо их, пробить украдкой путь: 

Все это за одно мои досады множит 

И огорчает ум, и желчь мою тревожит. 

Ну, как же не желать убежища найти 

Где б с запоздалым мог я душу отвести?

Казалось бы, вечные человеческие пороки и вечные же проблемы: пустое шутовство и ерничанье с целью погромче, позаметнее заявить о себе («фиглярство»); угодничанье и холуйство перед «успехом» в надежде попасть в ближний круг какого-то баловня фортуны; беспринципность, моральная нечистоплотность с готовностью не просто закрыть глаза на всякое «насильство» но даже «честь воздать» ему при условии личной выгоды; временные союзы («стачки»), кружковщина с целью, объединившись, ловчее добиться своего; стремление воровски «пробить украдкой путь», оттеснив на пути карьеры заведомо более достойных… 

Что это? Обычное старческое брюзжание на то всегда повторяющееся, чему свидетелем был долгие годы, – или нечто большее, поэтический диагноз катастрофического ухудшения нравов, чему виной «прогрессисты», мнящие себя «передовыми людьми»? Поскольку знание людей, тонкая наблюдательность, проницательность и непредвзятость Вяземского несомненны, а старческое ворчание связано в его стихах лишь с состоянием здоровья, остается принять: какая-то злая нравственная порча распространяется вместе с поколением «передовых людей». 

Прогрессист – слово, ныне устаревшее, бытовавшее в XIX веке как однословный синоним сочетания передовой человек с самым общим значением «сторонник прогресса», где прогресс – «движение вперед». Предполагалось тогда и считается ныне, что прогресс– не просто «движение вперед» (по латинскому этимону, progressus ‘движение вперед; развитие; успех’ – от глагола progredi ‘идти вперед’ < pro… ‘впереди; вместо’ + gradi ‘шагать, продвигаться’), но «развитие от низшего к высшему». Вяземский изрядно опередил время: лишь на рубеже XX–XXI веков наконец-то осознается, что прогресс и регресс находятся в тесной, причем обратно пропорциональной взаимосвязи. Современное понимание этой проблемы основывается на оппозиции цивилизации и культуры: цивилизационные достижения, переходя в своем развитии некий предел, «красную черту» вполне достаточного и оказываясь в зоне избыточного, каузируют деградацию культуры, в самом широком охвате всех сторон жизни – от быта (повседневности) до «высших» проявлений новой «культуры», о которой уже не стоит писать без кавычек. Научно-технический прогресс, все более успешно обслуживающий витальные потребности, в конечном счете индуцирует гедонистический произвол разнообразных человеческих «хотелок», – такой «прогресс» оказывается в обратно пропорциональной зависимости к духовно-нравственному состоянию общества и культуры, которые деградируют. 

По Вяземскому: где тот «запоздалый», который, не впадая в эйфорию по поводу достижений, понимает и оборотную их сторону? 

«Прогрессисты» в середине XIX в. в качестве передового отряда «мыслящей» части общества пришли на смену либералам, которых записали в консерваторы. Вяземский же отошел от либерального лагеря – в пользу здорового государственного консерватизма – еще в годы своего возмужания. Хорошо и точно об этом пишет его современный биограф В. В. Бондаренко: «К 40-м годам Вяземский уже успел наслушаться в свой адрес обвинений по поводу “предательства” идеалов либеральной юности. <…> По инерции эти обвинения благополучно дожили до нынешнего времени – редкий исследователь Вяземского отказывал себе в удовольствии попрекнуть его тем, что автор “Негодования” достиг к старости высших государственных постов. Таким Вяземский и закрепился в массовом сознании – либералом, который в одно прекрасное утро вдруг проснулся консерватором, отказавшимся от прошлых убеждений. <…> Между тем лучше всех историю Вяземского-политика написал сам Вяземский. <…> Плоть от плоти Российской империи, ее государственного быта, устоявшегося веками, сын видного вельможи, он был живым воплощением нравной, независимой, мыслящей, просвещенной русской аристократии. Он ни минуты не верил в тайные общества, боялся крестьянского бунта, всегда был сторонником пусть модернизированного, но сильного монархического правления» [1, с. 502]. 

В «конечной», 32-й своей записной книжке, в заметке «Кое-что о себе и о других, о нынешнем и вчерашнем» Вяземский подытоживал: «Иным колят глаза их минувшим. Например, упрекают их тем, что говорят они ныне не то, что говорили прежде. Одним словом, не говоря обиняками, обличают человека, что он прежде был либералом, а теперь он консерватор, ретроград и проч. и проч. …все эти клички, все эти литографированные ярлыки ничего не значат. Это слова, цифры, которые получают значение в применении. Можно быть либералом и вместе с тем консерватором, быть радикалом и не быть либералом, быть либералом и ничем не быть. Попугай, который затвердил слова: свобода, равенство прав и тому подобные, все же остается птицей немыслящей, хотя и выкрикивает слова из либерального словаря» [6, т. 10, с. 292–293]. 

Отечественный религиозный философ С. Н. Булгаков, критикуя в статье «Основные проблемы теории прогресса» (1902) сложившееся в XIX веке отношение к прогрессу как новому идолу, писал: «…теория прогресса для современного человечества есть нечто гораздо большее, нежели всякая рядовая научная теория… Значение теории прогресса состоит в том, что она призвана заменить для современного человека утерянную метафизику и религию, точнее, она является для него и тем и другим. <…> И наша теория прогресса, наша религия человечности есть алтарь “неведомому Богу”… <…> В теории прогресса позитивная наука хочет поглотить и метафизику и религиозную веру, точнее, она хочет быть триединством науки, метафизики и религиозного учения» [3, с. 54–55]. Во вступительной лекции в Московском университете (1906) С. Н. Булгаков призывал, следуя идее университета как призванного нести «…не знания, но знание, не науки, но наука, не частности, но целое, все, universum» [там же, с. 273], «хоть изредка погрузиться в свежий и холодный ключ вечных идей и ценностей» [там же, с. 284]. 

Не случилось. Уже в наши дни известный православный проповедник и миссионер, митрофорный протоиерей Андрей Ткачев в эссе «Бесконечный прогресс: вопиющая ложь, ставшая привычной» констатирует: «…мы пропитаны злодейской идеей непрестанного прогресса. Мы ею незаметно пропитались – на правах жителей второсортной эпохи», – тогда как бесконечный рост «возможен только внутрь, а не вовне» [9, с. 4, 7].

Идол научно-технического и промышленного прогресса, ориентированного на все более и более изощренное потребление, довлеет, поглощает все остальные ценности. 

Список литературы

1.       Бондаренко, В. В. Вяземский / В. В. Бондаренко. – Москва: Молодая гвардия, 2014. – 680 с. 

2.       Букина, Г. Ю. Онтологические мотивы в поздней лирике П. А. Вяземского / Г. Ю. Букина // Вестник Московского государственного областного университета. – Серия: Русская филология. –2011. – № 5. –С. 123–126.

3.       Булгаков, С. Н. Сочинения: в 2 т. Т. 2. Избранные статьи / С. Н. Булгаков. – Москва: Наука, 1993. –752 с. 

4.       Васильев, Н. Л. Словарь поэтического языка П. А. Вяземского (с приложением малоизвестных и неопубликованных его стихотворений) / Н. Л. Васильев,

Д. Н. Жаткин. – Москва: Флинта: Наука, 2015. – 424 с. 

5.       Волков, В. В. Семантическая доминанта и семантическое поле как опорные единицы анализа художественного произведения / В. В. Волков, Н. В. Волкова // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Филология. – 2014. – № 3. – С. 279–283.

6.       Вяземский, П. А. Полное собрание сочинений: в 12 т. / П. А. Вяземский. – СанктПетербург: Изд-е графа С. Д. Шереметева, 1878–1896. 

7.       Вяземский, П. А. Стихотворения / П. А. Вяземский. – Ленинград: Совет. писатель, 1986. – 544 с. 

8.       Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / В. И. Даль. – Москва: Рус. яз., 1999.

9.       Ткачев, А. Бесконечный прогресс… / прот. А. Ткачев. – Москва: Николин день, 2016. – 288 с.  

Публиковалось:  Восемнадцатый Славянский научный собор «Урал. Православие. Культура». Мир славянской письменности и культуры в православии, социогуманитарном познании : материалы междунар. науч.-практ. конф.– Челябинск : ЧГИК, 2020.  Стр. 151-157