О мечтаниях души

Автор размышляет о житейском и поэтическом, отталкиваясь от полотен художников ("Художник и его модель" Гезы Вёрёша, "Всадники на берегу" Поля Гогена, "Лёд прошёл" Абрама Архипова). 

Найти свой собственный путь в жизни… Редко кто решается на такой поиск. Большинство же людей… – ходят они дорожками торными. Дорожками, может, и скучненькими, но – « зато  ведь и верными-то какими!»

Но интерес у нас всех – явный или потаённый, ревнивый такой! – к тем отчаянникам, кто дерзает жить… – ну, по самим себе, – жить безоглядно на всех и вся!

Смотрите: какой перед нами отчаянник, несмиренец… – ну, весь такой вот рвущийся – упрямо! – из этого нашего обыденного, – из этой нашей пленённости всем этим житейским-то нашим!

Называется эта картина «Художник и его модель». Автор её – венгр Геза Вёрёш. Написана же картина в 1927 году.

Да: «что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться; и нет ничего нового под солнцем».  Мужское начало …   И то, которое женское… Да, конечно, они дополняют друг друга. Не  могут они – никак! – раздельно существовать. И как-то ещё очень некрасиво и банально будет – внушают нам! – сравнивать их по присущим им достоинствам или по их специфическим (гендерным) чертам…  –ну, скажем, не очень привлекательным. Непривлекательным – это если по меркам чистого духа. Так ведь всё-таки…  –  кто всё-таки более наделён этим-то духом? Кто более свободен? Кто решается быть – пробовать и пробовать быть! – свободным?

Эти двое – посмотрите на картину Вёрёша: ведь в разные совсем, стороны смотрят художник и его модель! И ещё одно здесь несходство: он стоит – и будет, будет стоять на своём! А она – всё выжидает да выжидает… Ручки вон её как покорно – как продуманно красиво! – покоятся на гнутой спинке стула. Бочком так, скромно то есть, устроилась она на стуле этом. Она в тёмно-коричневом сарафане. И коричневого же цвета самый стул.  И того же цвета грядушка  деревянной  кровати, что за спиной  этой модели. Вы, конечно, знаете всё про символику коричневого цвета? Да, этот цвет есть указание на всё то, что есть очень такое приземлённое. Бедная модель! Вёрёш не пощадил её: он ещё и таз этот умывальный поместил за её спиной на табурете. Но, знаете, у меня тоже вот… – ну, никакой значит, нет симпатии к этой кроткой такой женщине с этими кружавчиками на её шейке.

А вот, смотрите: на художнике, – каких замечательных цветов его блуза! Сиреневые эти светлые тени на ней! И вся она в тонких, прямых – вертикальных! – полосках. Про символику вертикалей и горизонталей вы ведь знаете всё? А ещё эта вот, за плечом художника, плеть плюща, – какая она живая среди господствующего здесь коричневого!

А посмотрите ещё на те вон толстые серо-коричневые вертикальные полосы – ну, на те, что в верхнем левом углу этого полотна. Что? Вам они сейчас представились… – это будто бы прутья решётки на том окне, что выходит на волю?!

Скажите: ваши симпатии, на чьей сейчас стороне? Вы – за него? А про неё не надо вас спрашивать?

Ещё вот вопрос к вам: скажите, почему Гогенам прощается – ведь прощается? – когда они бросают свою семью на произвол судьбы? Не потому ли прощается, что они не могут – не могут, не могут они! – чтоб не написать такое вот, которое – «Всадники на берегу».

Но если вот женщине делаются чуждыми её дети – и это если даже она… – не можем мы не испытывать к ней чувства брезгливости.

Отчего бы это так – можете  кто объяснить нам что про это наше такое вот чувство?

Бегут, бегут от цивилизации те, кто…

Цивилизация – рационализм в основе её: упорядоченность жёсткая – это противоположное всему органическому.

Лев Гумилёв в своей книге «Древняя Русь и Великая степь» рассказывает об охотничьих племенах и их соседях-скотоводах. Они иногда соприкасались друг с другом. Случалось, охотники  выдавали  своих дочерей за скотоводов. Но нередко случалось, что привыкшие к вольной жизни девушки-охотницы убивали себя – только бы лишь не идти к скотоводам – это чтоб стричь там овец  да войлок потом из шерсти бить.

Но перевелись охотничьи племена. Перешли они к скотоводству. Другие же – к земледелию. А потом уже и вовсе ушли с земли – на заводы, фабрики, в конструкторские бюро, в научные лаборатории и институты. И масса-масса прочих – в управленцы. А все остатние – в разнообразный сервис.

>Жизнь стала много удобнее, комфортнее и продолжительней по сравнению с прежней.

Кстати, давайте произведём этиологический анализ слова «комфортный».

Ведь оно английского происхождения: это слово произошло от слияния двух слов: come и fort, – что в переводе означает: приглашение придти в крепость– придти в безопасность, придти в жизненные удобства.

Да, для тела – очень это в комфорте  подходяще. Но для души вот в этом-то комфорте  самом … Только тело-то всегда берёт оно верх над духом, – что ,разве это не так?

Нет, нет: не совсем это так. Надо сказать, что дух не угасает вконец уж так во всех нас. Тому свидетельств есть немало: и цветочки живут на наших подоконниках, и дерева разные  сажают у нас в городах, и прудки с лебедями да уточками устраиваем мы в парках, а ещё и зоопарки есть у нас, и пикники загородные обожаем мы…

Вы спрашиваете, зачем так иронично отзываемся мы об этих вот проявлениях тяги к естественно-природному  в современном человеке? Ну, это потому  так, что соперничество между людьми – острейшее – оно наблюдается всегда и повсеместно!

Послушайте вот, что говорил Лев Толстой об самом таком извечном – духовно-интеллектуальном – соперничестве между людьми: «Основной конфликт писания – это конфликт поэзию чувствующих  и нет».

Эту дневниковую запись Толстого предложено понимать следующим образом. – Поэзия во всех писаниях есть главное: ведь поэзия – это красота. А красота – это гармония. То есть внутренняя уравновешенность, упорядоченность. А все наши усилия направлены на подчинение себе материала жизни. То есть на гармонизацию этого материала. Способы же гармонизации материала жизни всегда понимаются нами в меру нашего разумения, в меру нашей способности к постижению внутренней и внешней целесообразности всего. И получается, что совсем не эстетствовал Лев Толстой, когда поэзию называл сутью нашей жизни. Из сказанного следует, что когда мы говорим о писаниях,нам должно говорить о существе их, – то есть о поэзии их.

Моё же писание – оно всё-всё посвящено именно поэтическому. Тому поэтическому,  которое видится мне в живописных полотнах, в музыкальных опусах, в сочинениях литературных. И поскольку поэтическому (и его создателям) очень и очень неуютно – немило! – в нашем нынешнем, всё больше и больше погружающемся в «холодный железный сумрак» (У. Фолкнер) и когда умом/душою большинства овладела мечта «об обилии красивых дешёвых товаров, об вежливом обслуживании и о чистоте общественных туалетов» (Мальком Каули) – да, когда живёшь ты среди всего этого-то вот – трудно нам удержаться от ироничности – не срываться в бешенство даже!

И кому уже совсем невмочь жить во второй этой нашей природе – бегут, бегут они от неё… – бегут кто куда. Лишь бы только туда добраться, где можно было бы… –  волей где можно было бы дышать!

Вот он, один из этих беглецов, – Поль Гоген – художник, во всё время своей жизни всё всматривавшийся и всматривавшийся в «Туманный образ неразрешимой загадки» (слова самого Гогена). Не следует сомневаться в том, что под неразрешимой загадкой Гоген разумел тайну самой сути человеческой души: ведь у художника-поэта и не может быть какого-нибудь другого ещё разумения о чём-то там ещё!

Тайна же эта… – о ней Гоген сказал нам – как умно, как поэтично! – в своём последнем живописном полотне – «Всадники на берегу».

Нет, не дано человеку убежать – реально это чтоб! – от всего прозаического. Потому не удаётся-то, что очень и очень материален, телесенто есть он. И эта его телесность – требует она от него однообразных, рутинных – это по большей-то части! – несчётных усилий.

Смотрите: общества патриархальные (аграрные цивилизации), общества цивилизованные (со всё большим отходом от всего органического, со всё большей и большей технической оснащённостью) – во всех этих обществах – с не очень сильным отличием – везде, всегда преобладает… – преобладает то, что для души мало или же совсем неинтересно, – а то и просто ненавистно: так уж тягостно и тягостно оно,– всё это наше содеянное !

Мне вот недавно рассказал знакомый гуманитарий, как он своему соседу по даче (тот построил себе недавно богатый особняк) заметил – как, мол, хорошо быть состоятельным человеком. А тот на этот комплимент – «Если бы я  сказал вам, как  быть состоятельным человеком, вам бы этого не захотелось!»

«Всадники на берегу» – существует легенда: будто бы абориген, сообщивший местным властям о смерти художника, кричал: «Гоген мёртв! Здесь вовсе не рай!»

Думается нам, что абориген этот был (если он действительно был) из числа злобных завистников – из числа тех, кто в утишение своих душевных болей зорко выискивает всякие там изъянцы/несовершенства в соплеменниках своих, – в тех, кому хватает сил сносить бремя житейских забот и – радоваться жизни, – находить в ней толикисветлых отдохновений.

И всё же была, была правда в словах этого злоумного полинезийца: не было рая на его родине, – на этих таких вот благодатных – каких красивых своей девственностью! – островах. Да, Полинезия могла показаться раем только европейцу, – уставшему от искусственностей и условностей цивилизованного мира. Но только стоит вот приглядеться если к новому – такому обольстительному… – пленяющему тебя и богатством красок всего здешнего Природного и оригинальной красотой уклада жизни местных жителей… – приглядишься ты когда ко всему этому, и откроется тебе тогда понимание того, что жизнь людей сущностно везде и всегда одинакова она, да! Одинакова она по несовпадению того, что удаётся нам/им реально иметь/создать и тем, что неясно, но всегда-всегда! – томит нашу/их ум и душу.

Верхом на лошадях – у самого края земли – двое взрослых крепких туземцев. Они неподвижны. И взгляды их устремлены в синие пустынные дали океана…

Что там – в этих далях океана?

И в этой вот синей бездонности неба?

Почему эти дали нас всегда так властно завораживают?

А это потому так, что в этих далях, в этих бескрайностях мы видим/понимаем или же только смутно чувствуем то, о чём тоскует – во всё время нашей жизни! – наша душа. Вы помните эти вот строки? –

«И мысль о вечности, как великан,

Ум человека поражает вдруг,

Когда степей безбрежный океан

Синеет пред глазами; каждый звук

Гармонии вселенной, каждый час

Страданья или радости для нас

Становится понятен, и себе

Отчёт мы можем дать в своей судьбе».

(М. Лермонтов «1831-го июня 11 дня»).

Да, в бескрайних – неизменно прекрасных! – далях земли и неба нами угадывается/прочитывается наше предназначение, – наша земная – другой ведь и нет никакой! – наша судьба: установление такой жизни всех нас, когда всё-всё в ней будет прекрасным, истинным, вечным.

А всё наше остальное  которое – это из чего состоит по большей части вся наша жизнь – оно есть только пролог к будущей настоящей – по нашей мечте устроенной! – жизни.

Стерпим мы всё наше сегодняшнее обыденное. Стерпим потому, что времени у нас и у тех, кто придёт вослед нам, – несчётно времени у всех нас!

И чтобы во всё это долгое-долгое время не уставать нам от своих повседневных трудов – не бросать их нам чтобы! – надобно, чтоб были в нашей жизни случаи, когда могли бы мы слышать голос бескрайних вольных далей.

Слушайте вот:

Примелькается всё,

Лишь тебе не дано примелькаться.

Дни проходят,

И годы проходят,

И тысячи, тысячи лет,

В белой рьяности волн,

Прячась

В белую пряность акаций,

Может, ты-то их,

Море,

И сводишь, и сводишь на нет.

(Б. Пастернак)

«Всадники на берегу». – Кто эти молодые – такие лёгкие! – женщины на белых конях? Они здешние туземки? Их видят или нет всадники-мужчины? Нет, не видят: эти мужчины сейчас совсем-совсем не здесь…

А эти вот тонкие искривлённые стволы пальм… они ведь вконец  иссохлые  какие – давно уже мёртвые они! В них видится нам какое-то странное сходство с этими всадниками: будто б и те и другие – призраки какие-то они! Пальмы – призраки когда-то чудно-живого. Всадницы – призраки той жизни – когда-то бывшей единственно желанной для этих двух мужчин. Только теперь вот всё чаще и чаще – всё больше и больше! – хочется им жить душой. Пусть вон  мальчонка этот, что на молодом коньке, заглядывается на ту красоту, которой вполне реально можно обладать. Душе человека уже много пожившего … – другая ему потребна красота.

Давно уже было понятно и сказано о человеке, что «всему своё время». Вот  послушайте: «Царевич, я любил этот мир и был увлечён его утехами. Но приглядевшись к нему, я понял, что все они преходящи». (Слова эти взяты из романа «Балавариани», созданного в Грузии во времена раннего средневековья.

Но знаете, нет, не только во взрослом человеке душа влечётся к той красоте, которая исключительно для духа его. Вот смотрите – картина А. Архипова «Лёд прошёл».

По своему настроению – по идее! – ничем ведь не отличается она от полотна Гогена «Всадники на берегу».

Вам, наверное, знакома максима «сколько людей, столько и мнений»? То есть, существует очень большое разнообразие людских типов, да? А как, в чём это несходство проявляется наиболее очевидно? В мыслях/чувствах людей? Или же в их реальных жизненных действиях? Вы хотите сказать, что в своих мыслях/чувствах человек более свободен (= истинен), чем в своих поступках? То есть мысли/чувства – это область идеального, где нам многое куда как подвластнее, чем всё то, с чем имеем мы дело в области всего нашего материального?

Скажите, чем отличается мысль от мнения?

Да, мысль много беспристрастнее, много бескорыстнее, чем мнение. Мышление – это поиск истины, – объективной правды о всём том, что хотим мы понять, о чём мы хотим составить представление.

Давайте сделаем этимологический анализ этих двух слов – «понять» и «представить». В первом слове корнем является «ня»: донять, унять, занять, обнять, принять, снять и т.д…  Какой смысл этого корня «ня»? – Обогатить себя как-либо/чем-либо жизненным, так ведь? Смотрите, какое это ласковое – ну, просто гениально доброе это слово – «няня»! «Забота» – «ласка» – «жизнь» – вот что означает это слово!

А теперь – этимология слова «представить»: ставить, устав, ставка, застава, подставка,  стойка, стойбище, устойчивый и т.д. – стой! – потому, как именно здесь – правда.

Составить преставление – это значит узнать, предъявить правду.

Мнение же…  – давайте вспомним сейчас однокоренные слова к этому «мнению»: мнить, мнимость, мнимый, мнимое – это мнение, понимание, которое потребно мне: это правда, которая субъективная: это правда, которая способствует моему личному жизненному осуществлению.

>Знаем мы всё про все эти наши субъективные правды. Все они – сугубая это скучноватая проза жизни. Проза, преисполнена которая однообразных, скучных, мелочных забот… – да если бы только это! А ведь сколько здесь бывает и фальши, лицемерия! Да если бы только жалкое это притворство! А то ведь сколько здесь – разве не так ? – и подлости, и коварства, и жестокости!

Так вот об максиме этой – «сколько людей, столько и мнений» – вы чуете/понимаете всё про каверзную её демагогичность, – про фальшивый её этот как бы демократизм? Смотрите, по этой максиме выходит, значит, что все люди в любых положениях более или менее, так или иначе, а всё-таки… – да, они правы! Да, да: имеют все они объективное, а может, субъективное (это вовсе неважно!) право быть правыми!

Но, погодите вы, постойте! Скажите-ка нам: ведь кроме чьих-то там мнений, истина – она существует или же нет?! И давайте не будем дурить себя и других умничанием про то, что ничего абсолютного, мол, не существует, что и само понятие об абсолюте тоже относительно…

А вы вот скажите нам, можно ли возразить против таких абсолютов как «красота есть созидательная жизнь», а совесть (= сердечная весть) – это нравственный императив, нравственная идеальная норма всего нашего жизнеустройства, – это верно или нет?

Скажем ещё раз: люди несходны между собой не по родовой своей сущности, а по своему жизненному выбору, по способу организации своей жизни. То есть все понимают (чувствуют ли только), что есть истинно человеческое, но поступают/действуют люди сообразно своим натуральным возможностям, сообразно своим личным способностям и по обстоятельствам своего индивидуального существования.

Нам надлежит истолковывать картину А. Архипова «Лёд прошёл». Мне представляется, что эта картина есть замечательное подтверждение широко известной максимы: «искусство объединяет, политика же разъединяет».

Да, искусство (подлинное, = к духу нашему обращённое) – это область наших бескорыстных чувствований/пониманий, – это область идеальностей, в которой мы всё можем иметь, – реально всем этим не обладая.

Политика же – это всегда усилия (правые/неправые) на установление/создание/приобретение/завоевание всевозможного реального.

Что есть там у А. Архипова на этом – ну, никак ведь не жанровом, согласны вы?! – полотне, которое – «Лёд прошёл»?

А есть у него на этом полотне две великие – и такие ведь несходные! – стихии : та прекрасная, неизменная, вечная стихия, которая – всё Природное, и та ещё стихия, которая – всё это наше человеческое.

Из духоты, скудости, тесноты, из свары крестьянской избы (= из всячины то есть повседневной нашей – всех, всех! – жизни…  где всё так перемешано, что… – о, господи! о, господи – как это всё снести-то чтоб нам?!) – из всего это-то… бывает нам – случается счастье нам! – выйти на волю. Ведь только на воле можем мы чувствовать себя… чувствовать себя теми, кем мы и хотели бы – да, именно такими и хотели бы мы быть всегда!

Скажите, число человеческих фигур на этом полотне – оно случайно или нет? Вы сосчитали всех их, да? А какой, скажите, смысл читается вами в этом-то числе фигур?