Фотография 1941 года

Эссе о том, как изменяется мир вокруг нас, как изменилась наша страна. О глобальных стандартах и противостоящей им человеческой индивидуальности.

                          Умный радуется водам,

                             Человечный рад горам...

    Конфуций 551- 479гг. до н. э.

            Хочется, чтобы

                            Наш мир был постоянен,

          Не изменялся,

                               Как след рыбацкой лодки,

                            Плывущей вдоль берега.

Минамото-Но Санэтомо 1192-1219гг.

Лица - все, все русские.

Выпускники сельской семилетки.

И их учителя.

Прихоперье.

Из тех, кто на этой фотографии, - уже почти никого нет в живых.

Погибли.

Пропали без вести.

Умерли.

Но несколько человек еще живы.

Один из них живет в нашем доме.

Давно уже живет.

В самом же Волжском - с самых первых дней строительства гидроузла.

Он жил и в "Палаточном", и в "Деревянном", и в "Каменном"...

Менял профессии. Менял место работы.

Сейчас - давно на пенсии.

Утром, когда еще не очень жарко, или к вечеру - выходит он во двор.

Сидит на лавочке.

И если собеседника не случается, читает он тогда свою "Советскую Россию"...

Разные он вызывает чувства.

Он не туп.

И не пуст душой.

И он страстен (с сильным, правда, оттенком лицедейства).

И внешность у него - она тоже весьма незаурядна (это особо - на фоне нынешнего лысоголового  торгово- уголовного "элемента").

На этой околоподъездной лавочке уже лет десять он говорит - кричит, хрипит! - об одном и том же, все об одном и том же -

Предали!

Продались!

Развалили!

Бесполезно спрашивать его, откуда, из какой то есть среды, объявились вдруг эти предатели. Он ведь не хуже вас знает, что классовый враг - помещики, буржуи, кулаки - этот враг давным-давно частично изгнан был, в большинстве же своем изничтожен, а те, что уцелели (по недоразумению или недосмотру), - они почти поголовно -  осоветились.

Помалкивает, значит, он на все эти твои напоминания.

Но он может - это иногда бывает с ним - решиться и на такое вот объяснение событий-перемен, произошедших в нашей стране за последние годы: - "враг самый крепкий - и больше именно через него все это и случилось - это инстинкт частной собственности! Вот на нем-то, этом инстинкте, и сыграли все эти европейские  и заокеанские недруги нашего Союза!"

Верно, инстинкт этот - сильнейший!

Но - точно ли, что он - враг человеку?

Редко, однако, это бывает, когда признает он, что не внешний и не внутренний враг виновен во всем том, что с нами случилось.

Обычно же - ну никак неохота ему думать про то, что первопричина обвала социалистической системы - была она сокрыта - до времени, до времени! - в самих принципах организации этой системы. Именно же - в поравнении, в обуздывании всех, - это ради осуществления этой самой социальной справедливости.

Но справедливость через поравнение всех - это пустое мечтание, которое реально можно осуществить только на какой-то короткий исторический срок.

Но нет, неохота ему думать про изначальную несостоятельность общества, организованного на уравнительных началах. Ему куда как облегчительней наркотизировать себя ненавистью ко всем этим врагам социалистических - "самых человечных, - разве не так?!" - идей.

Но есть, есть правда в его речах - очень горькая правда.

Правда эта в том, что родины у нас сейчас действительно нет.

И потому, что нет у нас родины - нет потому и счастья у нас...

Нет, я имею в виду не развал СССР.

Конечно, и к порушению Союза - к этому тоже не совсем уж  беспечально отнеслись мы.

Но Союз этот - это все-таки было создание больше казённое. В чертах этого гособразования очень уж явно просматривались интересы конкретного времени и произволения конкретных людей.

Потом вот еще что. Империи рушились, знаем мы про то из истории, и в далекой древности, и во времена не очень давние.

Много их порушилось...

Теперь пришел вот и наш черед.

И - куда ж тут денешься?!

Ну, хотят - страстно хотят! - народы жить самовольно!

Что же против этого можно иметь?!

Но... - верно, грустновато, все-таки грустновато...

Главная, однако, печаль наша - она, повторяем, не про СССР, - нет, нет!

Мы утратили - уже утратили? утрачиваем? обречены утратить? - родину другую, - совсем-совсем не казенного происхождения...

Стремительно - в последние десятилетия просто обескураживающе, катастрофически стремительно! - утрачиваем мы ту нашу родину, которая есть   жизнь органическая.

Она же - это жизнь, всем своим строем следующая законам естественной природы, - природы той или иной земли -

земли Испании...

земли Франции...

земли России...

земли Китая...

Веками, тысячелетиями жизнь большинства людей была именно такой - приспосабливающейся, приноравливающейся к окружающему их Природному.

И имя этому приноравливающемуся большинству было   крестьянство.

Конечно, жить в крепости у земли было тяжело.

И эту тяжесть пытались - когда трудом/умом, когда прямым насилием преодолеть.

Что, вроде бы, и удалось - в самое последнее историческое время.

Но точно ли, что - удалось?

Отчего это мы не очень-то счастливы - от   достигнутого?

Почему, почему это так?!

Вам случалось когда-нибудь видеть крестьян?

Вы когда-нибудь бывали в какой-либо деревне?

Они еще есть - пока еще есть - крестьяне, деревни...

Всмотритесь в лица крестьян.

Всмотритесь - и сравните их с лицами тех, кто вас окружает сегодня.

Заметна ведь разница?

А в чем вот она?

Один философ о жизни крестьянства выразился так: "Идиотизм деревенской жизни".

Но скажите, не хитротайничая только, вы разве не знаете, в чем заключен идиотизм жизни тех, кто обитает в городах? Особо же в таких городах, которые - мегаполисы?

Давайте сравним лица крестьян с картины А. Венецианова "Гумно" с этими вот физиономиями из журнала "Management". Что вы думаете про тех, что на фото из  "Management", - люди это или манекены?

Так эта манекенность - это же образец, которому все мы теперь должны следовать!

Попробуйте не следовать! Вы тогда не интегрируетесь в современное общество! Вы что, не поняли - стандарт есть основополагающая норма сегодняшнего дня!

Эх, родина, родина, - рвется сердце при виде всего того, что с тобой сегодня происходит...

C каким вот чувством можно наблюдать, - как можно это вынести только! - как погибает - вытесняется убогим, мертвым стандартом и другое еще прекрасное   органическое - живой наш язык? Тот язык, который рождался в уме /душе людей, живших очень и очень по природе вещей.

А что есть язык сегодняшнего дня?! Эти вот "эсперантизмы" - эрзацы мысли и чувства - "это ваши проблемы", "я не в курсе", "какие у вас планы  на сегодня?", "это  абсолютно   верная   информация" и проч. и проч. - Боже, дай сил, дай терпения перенести это, - дай сил, чтоб не задохнуться от чувства гадливости к   этому!

А с каким чувством слушаешь сегодняшнюю музыку - ту, которой обдает тебя из этих проносящихся мимо "иномарок"?  Души их владельцев - они что, одними только генитальными чувствами и ритмами живут - так, что ли?!

А ведь эти  новые русские - происходят-то они от тех, в чьих сердцах родились "У поли могыла" и "Виют витры буйние..."

"Новое время - новые песни".

И еще: "Музыка - это душа народа" (М. Глинка).

Господи, про какую еще там душу можно говорить, когда долбят, долбят, долбят тебя "мелодиями" из репертуара радиостанции "Европа  +" и прочих ей подобных ?!

Так что же случилось с сегодняшним народом? Каковы сущностные черты нового человека?

Человек этот - прагматичен,

                           динамичен,

                           физиологичен.

Он - обладает хорошей профвыучкой.

И последнее о нем: он - безнационален.

То есть новый человек - это создатель и продукт той, не имеющей национального своеобразия, среды, имя которой - город.

Город же - это завод - shop -pub.

Сегодня уже нет ни французов, ни англичан, ни итальянцев, ни испанцев, ни русских. Все они ныне - прежде всего - горожане, - почти ничем сущностно не отличающиеся друг от друга.

Вспоминается фрагмент из телефильма, виденного мной при проведывании  моих друзей ("Да ладно, если ты заявился, я должен выключать, что ли, тут же телевизор?! А я без него и без радио - не могу!")

Сюжетец этого фильма такой вот.

Француз лет сорока (миллионер, рантье, владелец замка в стиле модерн, - т.е. замок этот - что-то среднее между элеватором и Тауэром; замок - на берегу моря; берег, естественно, - бетонная безукоризненная парабола, сработанная, разумеется, совсем не так, как недавно сработана была бомжами-поденщиками бетонная отмостка возле нашего дома) - так вот этот француз ждет к себе в гости свою дочку, - она едет к нему на летние каникулы из Американских  Соединенных Штатов.

Мы видим, как этот симпатичный рантье, который имеет обыкновение  предаваться всяким разным таким элегантным чувствованиям - любовным томлениям, смотрениям в пламя своих многочисленных каминов, любованиям пустынными горизонтами моря... ну и, само собой, - возлияниям, возлияниям... - (пожить бы так вот хоть пару недель, блин, а?!) -  мы видим, как этот лирический, стало быть, француз выходит из своего замка и бредет отлогим песчаным берегом навстречу дочери (она, надо полагать, уже сообщила папочке по сотовому, что выезжает к нему с аэропорта).

И вот мы, наконец, зрим эту волнительную встречу: французская эта американочка  появляется из-за берегового мыса, обделанного, повторяю, в бетон, и -  бегут, бегут они навстречу друг другу...

Крупным планом дает зрителю оператор лицо отца... О, это лицо! Лицо чистопородного француза, душа которого - ну прямо как у самого этого - Джо Дассена!

Слезинка, другая - из зажмуренных глаз... А доченька его заокеанская, - прямо застыла, уткнувшись лицом в папочкину грудь, обхватив его шею худенькими своими ручками...

И долго-долго (как это водится во всех телесериалах) мы можем предаваться разглядыванию... цветастой, бешено-яркой синтетической бархотки-резинки, которой перехвачены на затылке волосы у этой - с Америки до папочки, до родненького! - приехавшей  девочки...

Эти резинки последнее время что-то исчезли с хвостов наших, русских то есть, девочек. А еще совсем недавно ими были украшены чуть не поголовно все головки милых наших соотечественниц. Их, говорят, производили среднеахтубинские и верхнепогромненские цыгане, а сбывали они эти резинки через киоски союзпечати, аптеки и "кено-барби" лотки. (Ну, это само-собой, что цыгане не исходные материалы синтезировали, а мастерили свой товарец из уже готового сырья. Интересно только было бы узнать вот: в какой химической лаборатории были эти материалы созданы - в наших российских или тамошних, закордонных?).

Спору нет, пошлого, вульгарного, низменного - всего этого такого-то в жизни человека во все времена было очень не мало.

И никогда в переизбытке не было того, что есть собственно человеческое - т.е. высокодуховное.

Уже ведь две тысячи лет, как мы все повторяем и повторяем вослед Цицерону горькие его слова: "О времена! О нравы!".

И все же разница между прежними и нынешними некрасивостями человеческими - велика она очень и очень!

Нынешние некрасивости, оставаясь по сути своей прежними, тем не менее, стали еще более отталкивающими - это через то, что нынешние некрасивости стали совершенно безындивидуальны.

Ныне - повсеместно! - утвердился - во всем, во всем! - стандарт.

А как может быть иначе, если - технологии да глобализации?!

Стандарт же... -  ну разве может быть что-то отвратительней его?!

Ведь когда стандарт - это уже как бы наличествующее небытие!

Есть ли сопротивление нынешнему убогому?

Несомненно.

Только нынешнее сопротивление убогому (равно как и утверждение достойного) - его, увы, увы, почти не видно, почти не слышно.

Место достойного и достойных теперь занимает то, что орет о себе и о своем по радио, всякоподиумничает по всем этим  кабельным, бескабельным и спутниковым телеканалам и лепит, лепит, лепит свои кайфовые морды на стены домов, на решетки заборов, на афишные тумбы.

Какие голоса мы слышим ныне по радио и телевидению!

А эти ихнии - нынешних этих - интонации!

А жаргончик этот ихний!

"О великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!"

Хана тебе пришла, русский язык, хана! А если по-современному сказать - "шиздец"!

Трудно, это почти невозможно - не ненавидеть всё это - настолько оно стало вездесущим, главенствующим.

Оно ведь теперь - глобально!

Боже, неужели это - надолго?! Неужели на всю нашу остатнюю жизнь?!

Похоже, что так.

Но чтоб это утвердилось навсегда - нет, этого не может, не может, не может быть!

Пустое, не надейтесь - не сбудется это пророчество, будто б худшие станут лучшими, а лучшие - худшими!

А если это пророчество все-таки сбудется, то совсем, совсем не так, как вам про то злобно мечталось.

Нынешнее новое...

Да, неприглядного в нем - ну прямо невмоготу уже сколько!

И все же - утешимся, обнадежимся старым-престарым, проверенным-перепроверенным: "Все перемелется - мука будет".

Так оно, так.

Но нам только, видно, пироги с той муки, увы, уже не попробовать.

Ну что ж, не дотянем мы до хорошего времени - значит и ладно.

Нам главное другое. С нас хватит и того, если мы дотянем до понимания самих себя - до понимания особенностей восприятия всякого нового.

Про эту особенность замечательно умно, тонко - и, как всегда, с грустной улыбкой - сказано у Марка Твена - лично прочувствовано сказано - "Я - весь за прогресс. Я только против перемен".

Да, ко всякому новому мы - всегда! - настороженно, недоверчиво...

Главное же - ревниво, страшно ревниво...

Новое - оно ведь идет всему твоему на смену.

Всему тому твоему, которое какое-никакое, а все же твое единственное, все же твое - страстно любимое.

Старое и новое... - у нас у всех есть своя личная мера притяжения к ним, отталкивания от них.

Вот два примера - показательных, выразительнейших.

Протопоп Аввакум исповедовал и проповедовал единственно лишь завещанное отцами.

И как непоколебимо верен завещанному был он - "До нас положено - лежи оно так во веки веков!"

А бывает проповедуют - и тоже одержимо - идеи прямо противоположного - чудовищно противоположного - характера: К.Э. Циолковский призывал человечество извести всю живую природу и переселиться в космос - для постижения его Великих Прекрасных Тайн.

Два этих примера - это, конечно, монстральные крайности.

Типичнейшей же нормой человеческого поведения в ситуации вековечной этой тяжбы Нового со старым является жизнь (действия и чувствования) известного революционера-консерватора Генри Форда.

Этот инженер-предприниматель, пересадивший всю Америку из конных бричек в свой автомобиль, потом... потом яростно сопротивлялся его модернизации!

Да, так оно с нами, так: если ты способен чувствовать, - если есть у тебя душа - тогда уход Старого и нарождение Нового - будешь ты это переживать   неминуемо   драматически.

Один только острее, болезненней будет переживать эту драму, другой - поспокойнее.

Все тут будет зависеть от особенностей твоего духовного склада.

А еще - от особенностей времени, в котором тебе выпадет жить.

Спору нет: мир - всегда, всегда в кризисе, - в непрекращающемся своем самостановлении.

Но бывает время, когда этот кризис - обвальный, катастрофический.

Нам, русским, жить случилось во время именно такого кризиса.

Душа -  в смятении!

Сильнейшем!

В смятении - трагическом.

В смятении - ужасном...

Оставьте, не надо: знаем, знаем мы это - сказанное за пять  веков до нашей эры, - "Спасенье не в соблюдении форм, а в преодолении их".

Но это уму - все так замечательно ясно.

А вот душе... - как, как ей-то, бедной, быть?!

Как? Да ведь известно - как!

Не злобиться.

Не брюзжать.

Не отчаиваться.

Душе надлежит жить чувствами совсем-совсем другими.

Вы ведь знаете эти чувства?

Вы помните их - по именам?

Именам - родившимся не в уме, а в сердце человека?

Что? древняя эта триада, о которой ведем мы сейчас речь, - это "формула жизни прекраснодушных дураков"?

Полноте, вы не смутите нас этим трезвым своим  "всепониманием". Все ваши едкие правды - они ведь не столько от вашего ума,  сколько от вашей холодности, от вашей бездарности.

Вы с этим своим циническим мироощущением - сторонний только наблюдатель вы!

Бог с вами, наблюдайте, наблюдайте - что вам в жизни еще остается-то делать?!

Совет бы вам дать - так вряд ли прислушаетесь?

И все же...все же выскажемся - так, на всякий случай.

Знаете что, наблюдающие, - вы, как бы ни было трудно это вам, постарайтесь, постарайтесь оставить  в покое тех, кто хочет - кто всеми силами ума/души стремится! - быть созидателями.

И если вдруг случится, что в этом вы хоть сколько-то преуспеете, чувства обделенности  заметно попригаснет в вас, - будете вы через этот успех свой чуточку посчастливее.

...Лет двадцать назад в нескольких километрах от Серафимовича, в ложбине между Обдонских гор набрел я на хутор - все два двора.

Спустился к реке.

Редко стоящие старые осокори.

Разбитый полусгнивший дощаник.

Берег - весь в мелких осколках известняка.

Дон...

Его белёсые медленные воды.

В них - туманное отражение высоких облаков.

Широкие, пустынные пески низкого левого берега.

Гряды клубов тускло-зеленых ивняков - по этим пескам.

И ветерки - легчайшие! - вдруг прибегающие откуда-то со средины реки...

Что, слышится тебе тогда - в дремотном, еле слышном лепете листвы этих старых, гигантских осокорей?!

Вечное - пленительное, пленительное! - диво природы.

Диво жизни земли, воды, неба...

Этим дивом - нельзя, нельзя надышаться.

На него - не дано, не дано наглядеться.

Когда ещё бываешь ты так счастлив, как не в эти моменты, когда оно, это диво, - перед тобой?!

Я вернулся в хутор. В одном из дворов две женщины, молодая и старая, ворошили граблями сено, разметанное по всей свободной земле вокруг дома. Его, видно, свезли со степи сыроватым и теперь вот досушивали.

Окликнув женщину, я спросил, не продадут ли они мне чего-нибудь поесть.

Молодая хозяйка достала из погреба ирьяну (сцеженного кислого молока).

Старуха принесла ломоть хлеба.

Нет, денег не надо. Вы лучше помяните наших родителей.

Я поклонился.

Меня спросили, кто я, откуда.

Я назвался... начал говорить про то, что у меня с детства живут в памяти плески теплейшей пенной донской волны, и жар этих белейший, звенящей под пяткой твоей, песков и горький, горячий дух, - из ивняковых  этих зарослей... И что меня долгие годы томило желание увидеть, услышать все это снова.

И вдруг... - "Встали бы родители - не узнали бы берега!"

Неужели это правда?!

Изменился - неузнаваемо?!

Но ты ведь сейчас вот... Значит, это действительно так!

Изменения...

Исчезновения...

Нарождение другого...

Всегда, всегда оно так было.

И всегда так и будет.

И всегда будет про то кто-то печалиться.

Неузнаваема, неузнаваема наша родина сейчас!

Другой народ.

Другой язык.

Другие ценности.

И все же ... - нет, ненужно отчаиваться.

Не нужно потому, что человек в основе своей всегда остается самим собой - остается существом, движимым стремлениям организовать свою жизнь по Истине, Добру, Красоте.

Да, все - все без исключения! - понимают - только одни больше разумом, другие же интуитивно - что быть, и быть счастливым, и быть бессмертным - бессмертным через свое потомство - на это может надеяться лишь тот, кто способен организовать свою жизнь гармонически, - то есть способен организовать её по главенствующему закону бытия всего.

И это-то все бытийное - оно и есть все то, что нашим разумом/чувством понимается как истинное, доброе, красивое.

Да, все всё понимают/чувствуют верно. Нет среди нас таких, кого влекло бы небытие, уродство, тупость, жестокость (речь, конечно, идет о психически здоровых людях).

Но вот реально организовать свою жизнь гармонически или хотя бы только пытаться это сделать - это  редко кому удается. Ведь для этого нужно, чтоб были у тебя и дарования, и силы и воля...

Оно и всегда-то было трудно - чтоб жить гармонически, - то есть праведно и счастливо.

Ныне же, когда человек пробует  жить не по природе вещей, а пробует создать совершенно новую реальность, устроенную уже по его собственному разумению, - о сколь несчетно много открывается ему возможностей для ложного, уродливого одностороннего существования!

Смутное время!

Страшное время!

Но ... -  было, было ли это когда, чтоб время жизни человека было несмутным, было нестрашным?!

Нет, не думаем мы, что путь, которым идет сегодня человек, - это путь к его гибели.

Он - спохватится он!

Он - одумается.

Он - исправиться.

Он...

Но он никогда, никогда - не повернет он вспять!

Не повернет потому, что живет он не смирением, а надеждой. Надеждой на воплощение выстраданного им идеала - живет надеждой на устроение своей жизни по красоте.

Да, на этом пути - провалы.

Провалы несчетные.

Провалы страшные.

На этом пути - гибель многих и многих.

Но другого пути... - нет другого пути.

Если не этим путем, тогда - только покорство тогда.

Нет, такого не будет - ни в одной, ни в одной! - душе живой.

Не будет, потому как живая душа живет всегда одним - только одним! - красотой, - живет мечтой вечного пребывания в ней.

Этой мечтой живет душа живая даже тогда, если ей случится и заблудиться где-то...

...Мы ничего не знаем о нем.

Знаем только, что жил он в Японии - три века назад.

За тяжкое какое-то преступление он был осужден на казнь.

Перед тем, как взойти на эшафот, он сложил стих:

"Я сейчас дослушаю

В мире мертвых до конца

Песню твою, кукушка!"

Ничего, ничего не знаем мы о его жизни.

Но - знаем ли мы всё о его душе?

Узнаем ли мы себя - в ней?

Она нам - родная?

Если так - мы прощены.

Прощены и  - спасены...