Сталин и вопросы имяславия

Автор находит общие черты у сталинского подхода к языкознанию и философии имяславия. 

Предлагаемый материал не имеет целью ни входящую сегодня вмоду идейную апологетику самого имени и деяний Сталина, сам псевдоним которогометонимичен по отношению к символической морфологии «железного века», нинамерение во что бы то ни стало вписать мысли великого советского вождя ибывшего семинариста о сущности языка в традиции древней православной мистики.Речь пойдёт скорее о некоей тенденции существенного отхода позднегоСталина от номиналистической парадигмы западноевропейской науки последнихстолетий и неожиданного (!) приближения в ряде моментов к лингвофилософскомунаследию А. Ф. Лосева, а также священников Павла Флоренского  и Сергия Булгакова, связанному симяславческим учением о существенности имени Божьего и шире — об энергийностиязыка (1). Осознание того факта, что именно в сталинскую эпоху последний из нихвынужден был умереть на чужбине — в «бессрочной командировке», а другие двабыли отправлены в концлагеря, где первый необратимо подорвал здоровье, а второйбыл оклеветан и расстрелян в 1937 году — не позволяет нам занять мечтательнуюпозицию и плодить фантомы. Останемся с интересующими нас фактами запечатленногов слове мышления, ограничиваясь минимальной интерпретацией обширных — в силу ихважности — цитат.

Статья И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания.Относительно марксизма  в языкознании»  появилась в 1950 году, она вышла в газете «Правда» за 20 июня (2) и быланаправлена против господствующих в марксистско-ленинском языкознаниипредставлений скончавшегося (точнее: почившего на лаврах!) ещё в 1936 г. Н. Я.Марра о языке как надстройке (3). «Язык, — подчёркивает здесь Сталин, —коренным образом отличается от надстройки». По сути это — главная мысль автора,сразу переводящая разговор о сущности языка в область совершенно инородную длясложившихся научно-материалистических представлений о сугубой «вторичности»сферы сознания и духовной жизни. «Русский язык, — развивает свои доводы Сталин,— остался в основном таким же, каким он был до Октябрьского переворота… Что жекасается  основного  словарного фонда  и  грамматического строя русского языка,составляющих основу языка, то они после ликвидации капиталистического базиса нетолько не бы ли ликвидированы и заменены новым основным словарным фондом иновым грамматическим строем языка, а, наоборот, сохранились в целости и осталисьбез каких-либо серьёзных изменений, — сохранились именно как основасовременного русского языка».

Сталин далее проводит мысль о сквозной логоцентричностичеловеческой истории, усиливая идею о фундаментальности языковой основычеловеческой культуры: «Язык порожден не тем или иным базисом, старым или новымбазисом внутри данного общества, а всем ходом истории общества и историибазисов в течение веков». Безусловно, в устах марксистского теоретика эта логосностьносит всё-таки не мистический, но антропо-орудийный характер:«…служебная роль языка как средства общения людей состоит не в том, чтобы обслуживатьодин класс в ущерб другим классам, а в том, чтобы одинаково обслуживать всёобщество, все классы общества», причём, «как эксплуататоров, так иэксплуатируемых»; а потому «стоит только сойти языку с этой общенародной позиции,стоит только стать языку на позицию предпочтения и поддержки какой-либосоциальной группы в ущерб другим социальным группам общества, чтобы он потерялсвоё качество, чтобы он перестал быть средством общения людей в обществе, чтобыон превратился в жаргон какой-либо социальной группы, деградировал и обрёк себяна исчезновение».

Согласно Сталину, «язык, принципиально отличаясь отнадстройки, не отличается, однако, от орудий производства, скажем, от машин,которые так же одинаково могут обслуживать и капиталистический строй исоциалистический». Мы видим, что язык здесь принципиально сближается с феноменомтехники… Интересно, что в год смерти Сталина (1953 г.) М. Хайдеггервыступил в Мюнхенском высшем техническом училище с докладом «Вопрос о технике»,где прозвучала мысль о том, что «в самом злом плену у техники… мы оказываемсятогда, когда усматриваем в ней что-то нейтральное; такое представление в нашидни особенно распространённое, делает нас совершенно слепыми к её существу»(4); мыслитель иллюстрирует «чудовищность этого обстоятельства» в пикуцивилизационной гидроинженерии, обретшей у нас особыйциклопическо-рабовладельческий размах в «сталинскую» эпоху:«Гидроэлектростанция не встроена в реку так, как встроен старый деревянныймост, веками связывающий один берег с другим. Скорее река встроена в гидроэлектростанцию»(5). Хотя, отмечая «двусмысленность» самого технического феномена, в итоге и Хайдеггер склоняется видеть в«существе техники» некую сотериологию и «звёздный ход тайны», что позволяет емууказать на этимологическое родство техники и «искусства» (др.-греч. «техне»!),сообщая всей этой проблематике некое эпическое дыхание и образ праосновы…

«Язык,   —   в  близком   эпическом   ключе  отмечает    и Сталин, — являетсяпродуктом целого ряда эпох, язык живет несравненно дольше, чем любой базис илюбая надстройка… <…> …рождение и ликвидация не только одного базиса иего надстройки, но и нескольких базисов и соответствующих надстроек не ведёт вистории к ликвидации данного языка, к ликвидации его структуры и рождениюнового языка с новым словарным фондом и новым грамматическим строем».

По-своему, конечно, впечатляет, что для продолжателя делаМаркса и Ленина оказывается наиважнейшей и аксиологически абсолютно значимойконсервативность языковой основы культуры: «…современный русский язык по своейструктуре мало чем отличается от языка Пушкина. <…> …что касаетсяструктуры пушкинского языка с его грамматическим строем и основным словарнымфондом, то она сохранилась во всем существенном как основа современногорусского языка. <…> Кому это нужно, чтобы «вода», «земля», «гора», «лес»,«рыба», «человек», «ходить», «делать», «производить», «торговать» и т. д.назывались не водой, землей, горой   и т.д., а как-то иначе? Какая польза для революции от такого переворота в языке?История вообще не делает чего-либо существенного без особой на тонеобходимости. <…> …какая необходимость в таком языковом перевороте,<…> …как уничтожить существующий язык и построить вместо него новый языкв течение нескольких лет, не внося анархию в общественную жизнь, не создаваяугрозы распада общества?»

Короче говоря, то, о чём мечтал «эсхатологист» Троцкий — аименно: о полной общественной трансформации через углубление мирового хаоса! —вызывает открытое отторжение у «космиста» Сталина, подчёркивающего в отличие отсвоих былых соратников по делу революции «коренное отличие между надстройкой иязыком». Он непосредственно указывает на этот принципиальный космологизмязыка: «…сфера действия языка, охватывающего все области деятельностичеловека, гораздо шире и разностороннее, чем сфера действия надстройки. Болеетого, она почти безгранична».

Но вождь советского государства, восстановивший русской православноепатриаршество в годы второй мировой войны и попытавшийся организовать на исходесороковых годов восьмой Великий Вселенский Собор в Москве — то есть пытающийсядействовать в метафизическом отношении как последовательный традиционалист иантимодернист, оказывается в гносеологической ловушке, когда фатальным образомсвязывает свою метафизику с философией марксизма и поднимает последнюю науровень, ей совсем не свойственный: «…марксист не может считать языкнадстройкой над базисом; смешивать язык с надстройкой — значит допуститьсерьёзную ошибку. Первобытно-общинный родовой строй не знал классов,следовательно, не могло быть там и классового языка, везде на всех этапахразвития язык как средство общения людей в обществе был общим и единым для общества,равно обслуживающим членов общества независимо от социального положения.<…> …некоторые наши товарищи пришли к выводу, что национальный язык естьфикция, что реально существуют лишь классовые языки. <…> …цитировали Маркса не как марксисты,  а как  начётчики, не вникая всущество дела».

Высказывая глубочайшие соображения в пользу сближенияграмматики и онтологии, находящие интересные параллели в крымскихпослереволюционных работах отца Сергия Булгакова «Философия имени» и «Трагедияфилософии», а также пристально сосредотачиваясь на том, что М. М. Бахтинназывал «большим временем» культурной истории человечества, Сталин вместоплатонизма обращается к марксизму, при этом стоя на явно антиреволюционерскихпозициях: «…словарный состав, взятый сам по себе, не составляет ещё языка, — онскорее всего является строительным материалом для языка. <…> …словарныйсостав языка получает величайшее значение, когда он поступает в распоряжениеграмматики языка, <…> …благодаря грамматике язык получает возможностьоблечь человеческие мысли в материальную языковую оболочку. <…>Грамматика есть результат длительной абстрагирующей работы человеческогомышления, показатель громадных успехов мышления. <…> …грамматиканапоминает  геометрию,  <…> …языку в отличие от надстройки не приходится дожидаться ликвидациибазиса, он вносит изменения в свой словарный состав до ликвидации базиса ибезотносительно к состоянию базиса. <…> Грамматический строй языкаизменяется ещё более медленно, чем его основной словарный фонд. Выработанный втечение эпох и вошедший в плоть и кровь языка, грамматический строй изменяетсяещё медленнее, чем основной словарный фонд. <…> …основы грамматическогостроя сохраняются в течение очень долгого времени, так как они, как показываетистория, могут с успехом обслуживать общество в течение ряда эпох. <…>…грамматический строй языка и его основной словарный фонд составляют основуязыка, сущность его специфики. <…> Сотни лет турецкие ассимиляторыстарались искалечить, разрушить и уничтожить языки балканских народов. За этотпериод словарный состав балканских языков претерпел серьёзные изменения, быловоспринято немало турецких слов и выражений, были и «схождения» и«расхождения», однако балканские языки выстояли и выжили. Почему? Потому, чтограмматический строй и основной словарный фонд этих языков в основном сохранились.<…> Структура языка, его грамматический строй и основной словарный фондесть продукт ряда эпох. <…> … элементы современного языка были заложеныещё в глубокой древности, до эпохи рабства. <…> Марксизм не признаетвнезапных взрывов в развитии языка, внезапной смерти существующего языка ивнезапного построения нового языка. <…> Главное в языке — егограмматический строй и основ- ной словарный фонд».

Подчёркивая сугубую «постепенность» в процессе «отмиранияэлементов старого качества», Сталин выступает против самой стратегииреволюции: «…нужно сказать к сведению товарищей, увлекающихся взрывами, чтозакон перехода от старого качества к новому путём взрыва неприменим не только кистории развития языка, — он не всегда применим также и к другим общественнымявлениям базисного или надстроечного порядка… Скрещивание языков естьдлительный процесс, продолжающийся сотни лет. Поэтому ни о каких взрывах неможет быть здесь речи».

На  вопрос  корреспондента  «Правильно ли  поступила «Правда», открывсвободную дискуссию по вопросам языкознания?» Сталин даёт развёрнутый ответ, вкотором звучит как научное, так и моральное оправдание легитимации этих,казалось бы, частных узконаучных языковедческих вопросов: «Правильнопоступила», поскольку «в органах языкознания как в центре, так и в республикахгосподствовал режим, не свойственный науке и людям науки. Малейшая критикаположения дел в советском языкознании, даже самые робкие попытки критики такназываемого «нового учения» в языкознании преследовались и пресекались со стороныруководящих кругов языкознания. За критическое отношение к наследству Н. Я.Марра, за малейшее неодобрение учения Н. Я. Марра снимались с должностей илиснижались по должности ценные работники и исследователи в области языкознания.Деятели языкознания выдвигались на ответственные должности не по деловомупризнаку, а по признаку безоговорочного признания учения Н. Я. Марра. <…>… никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, безсвободы критики. Но это общепризнанное правило игнорировалось и попиралосьсамым бесцеремонным образом. Создалась замкнутая группа непогрешимыхруководителей, которая, обезопасив себя от всякой возможной критики, сталасамовольничать и бесчинствовать».

В конце Сталин делает очень важную оговорку в адреспродолжателей дела Марра, не позволяющую интерпретировать его позицию какпризыв к полицейскому режиму в  науке, а,скорее, напротив, обосновывающую крайнюю необходимость снятия такого  режима: «Если  бы  я  не  был убежден в честности товарища Мещанинова и других деятелей языкознания, ябы сказал,  что  подобное поведение  равносильно  вредительству.   <…>  …аракчеевский   режим,   созданный  в языкознании, культивирует безответственность и  поощряет такие бесчинства. <…>Дискуссия оказалась весьма полезной прежде всего потому, что она выставила насвет Божий этот аракчеевский режим и разбила его вдребезги».

Удивительным образом сквозь марксистскую риторику бывшийсеминарист высказывается не  только  в  пользу Божьего света, но и в пользу историософского идеализма и даже  в пользу  теории  «праязыка»: «Н.  Я.  Марр внёс в языкознание неправильную, немарксистскую формулу насчёт языка какнадстройки и запутал себя, запутал языкознание. <…> Н. Я. Марр крикливошельмует сравнительно-исторический метод как «идеалистический». А между темнужно сказать, что сравнительно-исторический метод, несмотря  на его  серьёзные  недостатки, всё  же  лучше…  Н. Я. Марр высокомерно третирует всякую попытку изучения групп (семей)языков как проявление теории «праязыка». А между тем нельзя отрицать, чтоязыковое родство, например, таких наций, как славянские, не подлежит сомнению,что изучение языкового родства этих наций могло бы принести языкознанию большуюпользу в деле изучения законов развития языка».

Таким образом, мы видим (если, конечно, ещё окажемсяспособными взглянуть на этот вопрос непредвзято!), что провозглашаемая Сталинымнеобходимость «ликвидации аракчеевского режима в языкознании» создаёт вполнеопределённую основу для формирования дискурса культурологического типа, причём,укоренённого в традициях отечественного философского имяславия, во всякомслучае, имеющего с ними явное характерологическое сродство…

Статья А. Ф. Лосева «Имяславие» была написана, согласноустному предположению крупнейшего исследователя его наследия и хранителя «ДомаА. Ф. Лосева» на Арбате В. П. Троицкого, приблизительно в 1919 году на немецкомязыке и существует в переводе с немецкого А. Г. Вашестова под    редакцией Л.  Гоготишвили  и  Л.  Тахо-Годи (6).

«Имяславие — одно из древнейших и характерных мистическихдвижений православного Востока, — сразу подчёркивает его позитивную архаичностьЛосев, — современное имяславие коренится не только в первых столетияххристианства, но обнаруживается как характерная черта и в ряде  древних религий, в первую очередь в религииВетхого Завета… <…> …и Новый Завет тоже полон мистики имени». Согласноэтой позиции, «имя является определенным местопребыванием божественных энергий,погружение в него и пребывание в нём всякого тварного бытия приводит кпросветлению и спасению последнего».

Как до него отец Сергий Булгаков в «Философии имени» и отецПавел Флоренский в своих многоплановых разработках по вопросам именования, А.Ф. Лосев подчёркивает иконичность имени и, давая историко-философскуюэкспликацию этой проблемы, справедливо заявляет, что «последовательнопроводимое иконоборчество несомненно есть кантианство», а «последовательнопроводимое почитание образа — это платонизм»; поэтому очевиден исходныйэкклезиологический платонизм, связанный с тем, что «церковь не могла бытьна стороне иконоборчества и что она должна была идти своим опытным,объективно-идеалистическим и мистическим путем».

Лосев, как и во многих других своих работах, указывает здесьна деструктивность процессов, протекающих в ходе последних столетий: «Столетия,прошедшие со времени средневекового миросозерцания, — это столетия разрушения игибели как религиозной жизни вообще, так в особенности религиозной ирелигиозно-философской мысли. В православии оно сменилось необозримым множествомразличных систем и учений, возникших на основе атеистических и позитивистскихнаправлений западной мысли. Сама церковь теряла порой веру в свои учения и шлана компромисс  с различныминерелигиозными философскими системами, искала способы подтвердить догматикусредствами науки, сближая её даже с современной атеистической наукой, чтобы темсамым завоевать симпатии публики, которая или уже достаточно удалилась отцеркви, или ещё только имела намерение удалиться. Древнее учение о сущности иэнергиях Бога, открыто хранимое в скитах и монастырях, не проявилось ни в одномновом влиятельном движении. Лишь с начала XX в. мы являемся свидетелямивозобновления древних споров в новой дискуссии, которая, развившись на основе ипо поводу учения об имени Божьем, придала вышеизложенному учению о Божественныхэнергиях, в их связи как  с проблемойпочитания образа, так и с вопросом о божественности Фаворского Света, новуюмодификацию».

Лосев справедливо отмечает полную глухоту к этой проблематикеклерикальной бюрократии: «…представители администрации, учили, чтоимя  Божие  — лишь  звук  пустой и не стоит ни в каком отношении ксамому Богу, что у него то же начало, что и у всего тварного, а потомуобожествление его, говорили они, есть языческий пантеизм и магия» — тогда каксобственно «монахи, ревнители и отшельники, имевшие обыкновение исполнятьИисусову молитву и давшие обет молчания», с которыми собственно и связано самопонятие «имяславия», «утверждали, что в имени Божьем пребывает энергия Бога,неотделимая от Его сущности, и потому оно не может быть тварным», более того:«Имя Божие — это сам Бог».

Лосев подчёркивает, что «движение имяславия» достигло«определенного размаха»  и  «стали явными  его  связи с исихастским движением XIV века»,однако со стороны воинствующего «иконоборческого» клерикализма «приверженцы  имяславия были  обвинены  в языческом  пантеизме»: «иконоборцыобвиняли православных помимо идолопоклонства — в магии», и «дело… былозавершено чисто полицейскими мероприятиями». «Синод, — констатирует Лосев, —принял двусмысленное решение, пронизанное сильным номинализмом и позитивнымсенсуализмом, в старинном английском духе». Причём, «даже и сегодня вопрос обимени Божьем продолжает оставаться для церковных властей совершенно непроясненным и запутанным, — пишет он в двадцатые годы, по-видимому, ещё домученической кончины св. патриарха Тихона, — учение имяславцев ещё и сегоднясчитается еретическим. <…> …патриарх Тихон принял весьма дипломатическоерешение, достаточно любезное для имяславцев, совершив даже вместе с нимибогослужение. Однако при этом он не отменил открыто прежнего осуждения.<…> …в высшей степени антицерковный подход к делу, когда догматическоеучение приносится в жертву церковной политике… Патриарх показал себя достаточноосторожным иерархом и тем самым упустил возможность серьезной постановки этоговажного и вечного для православия вопроса».

Довольно интересно рисуется Лосевым (в пику уже устойчивомудля начала ХХ века религиозно-философскому шельмованию русской интеллигенции)интеллектуальная среда, оказавшаяся способной к творческому восприятию этогоопыта: «Совершенно другую позицию заняли некоторые представители интеллигенции,не стоявшие ни в каких отношениях с церковной бюрократией и проявлявшие живойинтерес к мистике православного Востока».

Мыслитель обозначает две смысловые точки-экстремумы,фиксирующие, соответственно, как дежурно-клерикальный, так имассово-профанический отходы от христианской ортодоксии, основания которой реконструируютсяЛосевым с опорою на мистику исихазма, корпус Ареопагитик и воцерковленныйнеоплатонизм: «Из предположения, что Бог — совершенно непознаваем и неоткрывается никаким образом, проистекает чистое  кантианство,  отрицание  откровения и полный атеизм. Если, с другой стороны, предполагать, чтоБог открывается целиком, так что в нём не остается ничего непостижимого, тотакого рода рационализм также ведёт к отрицанию религии, поскольку здесь воснову полагается отрицание всего таинственного и сверхчувственного. Взамен абсолютногоапофатизма и абсолютного рационализма православие может принять лишь абсолютныйсимволизм, т. е. учение, согласно которому сама по себе непостижимая божественнаясущность является и открывается в определенных ликах… Понимаемое таким образомучение о символе в некотором отношении следует имяславию Дионисия Ареопагита иучению об умопостигаемом свете у Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника,Симеона Нового Богослова и исихастов XIV века… <…> …должна быть исключенакак всякая формально-логическая система типа сенсуализма, рационализма,кантианства, неокантианства, аристотелизма и т. д., так и всякаяабстрактно-метафизическая система картезианского, лейбницианского… толка.Имяславие возможно лишь как строгий диалектический платонизм типа Плотина илиПрокла. В качестве образца могут служить учение Плотина  о трех мировых субстанциях или триадическаядиалектика Прокла. Имяславие предстаёт здесь как строжайше выводимая системакатегорий, форма соединения которой с непосредственной мистикой молитвыявляется типичнейшим признаком могучих систем неоплатонизма. Новоевропейскаяметафизика в сравнении с ними — это жалкое вырождение как в отношениидиалектики, так и в отношении мистики».

Более того, в тенденциях новейшей математической науки Лосевобнаруживает предпосылки некоего магико-мистического поворота в историиевропейского мышления: «…сущностно-теоретической опорой имяславия стало учениеГ. Кантора и его современных последователей о «множествах», в котором можнонайти в высшей степени интересные конструкции таких понятий, как «актуальнаябесконечность», «мощность», «тип» множества, а также ряд так называемых«парадоксов». Будучи приложенным к имяславию, всё это даст ясный образлогической структуры имени в его бесконечном и конечном функционировании». Вэтом же ключе истолковывается мыслителем «также современная феноменология»,которая поднимается им до собственного (лосевского) «учения о мире как своегорода законченном имени, подражающем Божьему имени».

В свете этих представлений особенно подчёркивается, что«концепция о пространственной и временной бесконечности мира есть для имяславиялишь произвольный миф, измысленный нигилизмом Нового времени. Механика Ньютонатакже относится имяславием к нигилизму, поскольку она подчиняет мировое целоепростому ряду гипостазированных абстрактных понятий и законов: классическаяхимия, современные учения об электрической природе материи и учение онеизменности элементов — это также абстракция и убивание действительной жизни.Имяславие, напротив, провозглашает с помощью современных математических методовпространственную и временную конечность мира, оно применяет дифференциальнуюгеометрию и вектор-тенсорный анализ в своём учении о реальности неоднородныхпространств; в полной мере оно пользуется также теорией относительности,защищает с помощью современной математики алхимию и астрологию; в биологии оноотвергает как механицизм, так и витализм, признавая за единственно возможнуюздесь точку зрения символический органицизм».

При таком «органическом» мировидении всё сверхумное иметакосмическое, непостижимое и неизречённое, меональное и уконическое — черезименование! — благодатно приобщается логоцентрическому ряду, точнее,раскрывается некая исходная приватная общёвость всякой локализированноймироустроительности и бездонности бытийной праосновы.

Вычленим общие позиции и своеобразные смысловые мосты уСталина и Лосева: говоря о существенности слова, оба автора, конечно же,отстоят друг от друга как — соответственно — земля и небо; и речь могла бы идтио сверхзадаче креативного восстановления этой символической связи, об изживаниипроклятия земли, отвернувшейся от неба, и о приблизившемся вхристианской истории человечества царствии небесном, влекущемрадикальное преобразование ветхого ума (Матфей, 3:2). Удивительно, что Сталиноблекает в чисто внешнюю форму марксистско-ленинской риторики взгляд на язык,проистекающий из тех глубинных предпосылок, о которых говорит здесь Лосев. Вовсяком случае, он приближается к нему… Но Лосев говорит о том, что с очевидностьюбыло утрачено на фарватере исторической жизни, текущей в западном направлении.

Можно, конечно, упиваться и руинами былого: «Мы, — восклицалещё на исходе ХIХ столетия Ницше, — европейцы, присутствуем при зрелищечудовищного мира развалин, где кое-что ещё гордо высится, где многое подгнило ипродолжает жутко торчать на месте, а большая часть уже обратилась в руины,достаточно живописные — были ли ещё когда-либо более прекрасные руины?» (7).

Мы не собираемся здесь анализировать все причины сталинскогообращения к онтологическому пониманию археосновы языка, однако хотелось быособо отметить, что богодарованная победа в Великой Отечественной войне, начавшейся  для Сталина  православным   обращением  «Братья и сестры!» и закончившейся его тостом «За русский народ!»,который, как известно,  умирал  в этой  чудовищной  бойне не только за свою земную родину, но иза некоего «небожителя» Сталина — ярко акцентировала возможность иного неокцидентальногоцентра смысловых сил, действуюих в современном мире — центра, имеющегосовершенно иную метафизическую гео-метрию, нуждающуюся в последовательнойреконструкции, точнее, в духовной реставрации. То, что было отменено наразрушенных декретом совнаркома вершинах человеческого существования, инымисловами, это — всё, раскрывавшееся прежде в метафизической сфереБогочеловеческого общения, Сталин обнаруживает в глубинах и фундаментальныхоснованиях культурно- исторического бытия всего человечества.

Базисная логосность макроистории, в которой человек имир оказываются со-космичны, софийно взаимо-вовлечены, остаётся нерушимой и насамых катастрофических ступенях и поворотах социальной жизни… Бытие имеетсмысл.

Примечания

1. В ряде трудов нашей научной школы мы неоднократно обращалиськ библиографической репрезентации этой проблематики и её современной рецепции;см., например, примечания к кн.: Океанская Ж. Л. Ословесненный космос отца Сергия Булгакова: «Философия имени» в контексте поэтической метафизики концаНового времени. Иваново; Шуя: Центр кризисологических исследований при ГОУ ВПО«ШГПУ», 2009. С. 304 — и далее.

2. Ниже мы используем интернет-версию данного материала;см.: www.philology.ru/linguistics1/stalin-50.htm

3. Нам здесь совсем не хотелось бы акцентировать некиепродуктивные для современного языкознания стороны учения Н. Я. Марра; это быловеликолепно сделано в книге глубоко уважаемого нами учёного и мыслителя — см.:Бибихин В. В. Слово и событие. М., 2001.

4. Хайдеггер М. Вопрос о технике // Хайдеггер М. Время ибытие: Статьи и выступления. М.: «Республика», 1993. С. 221. Сказанное здесьХайдеггером сохраняет свою актуальность и «в наши дни»: благословенны лишь теинновации, которые не подрывают жизнь в её смысловой основе…

5. Там же. С. 226–227.

6. Ниже мы используем интернет-версию данного материала;см.: losevaf.narod.ru/imeslav.htm

7. Ницше Ф. Весёлая наука // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М.:«Мысль», 1990. Т. 1. С. 683.

Публиковалось: ОСЛОВЕСНЕННЫЙ КОСМОС: культурологический сборник - Иваново, 2010. Стр. 151-163